И нет конца паломничеству

Что касается второй… Сперва он подумал, что, может быть, она одна из придворных леди Маргариты — но почему держится даже чуть впереди? А потом понял: нет, это и есть королева Алиенора. В ослепительно-голубом блио, с белым платком на голове она казалась совсем свежей и молодой. Когда процессия подошла ближе, правда, стали видны морщины, что окружили глаза и протянулись от крыльев носа к губам. Но, несмотря на них, королева Алиенора все же была сказочно хороша. Некогда, слышал Риз, ее называли первой красавицей Европы.

— Рискнула! — пробормотал Грач с нескрываемым восхищением.

— Ты о чем? — спросил Риз.

— Платье, сэр Джон! Женщине в ее возрасте почти неприлично носить такие яркие тона… Но она надела — в пику мужу, надо полагать, который завел молодую любовницу, принцессу Элис… Глядите, как на нее все смотрят!

Ризу невыносимо захотелось спросить, не знал ли Грач королеву лично: он говорил о ней с той особенной интимностью, которую обычно применяют к знакомым, но никак не к первым лицам государства.

Между тем церемония начиналась. Генрих уселся на трон с таким видом, как будто ему противно было даже находиться на этом лугу в ясный солнечный день. С другого конца площадки, огороженной, будто на турнире, жердинами, к нему двинулся Раймонд Тулузский, окруженный свитой.

Риз узнал Раймонда только по количеству золотого шитья на его одежде: молва не врала, Раймонд и впрямь одевался удивительно пышно. Но, в отличие от Генриха, он не мог похвастаться ни размахом плеч, ни высоким ростом. Граф Тулузы приблизился к Генриху, учтиво поклонился — не слишком близко.

Генрих встал, приветствуя его.

Раймонд хлопнул в ладоши, и несколько человек отделились от его свиты, приближаясь к Генриху с подарками. Что там было разложено на подушках, Ризу было не очень четко видно, но, решил он по очертаниям, это оружие. Может быть, дамасская сталь.

Губы Раймонда шевелились.

«Сущая безделица, в знак нашей дружбы…» — разобрал Риз.

«Моя казна будет вам благодарна, граф», — отвечал на это Генрих.

Про него говорили, что он почти равнодушен к каким бы то ни было роскошествам, и даже дорогую одежду надевает только по праздникам.

Дальше они развернулись в другую сторону, и читать по губам стало уже нельзя.

Но когда Раймонд Тулузский опустился на одно колено и произнес слова клятвы, вложив свои руки в руки Генриха, его речь услышали все. Он, как водится, обещал служить интересам своего господина, подчиняться ему во всем, ставить его волю вперед своей, и так далее и тому подобное. В общем, все те слова, которые Риз не смог заставить себя произнести вслух, обращаясь к Грачу.

Риз почти не сомневался, что Раймонд не намеревается держать обещание — самый изворотливый монарх Европы, как-никак!

Между тем Генрих поднял Раймонда с колен, поцеловал в губы и протянул ему перстень в знак того, что дарует ему права владения. После этого затрубили рога, оповещая, что владения Тулузского графа перешли под руку английской короны.

— Чем-то это мне напоминает свадьбу, — пробормотал Фаско, грызя орешки (не все, значит, отдал Шоу). — Если бы, конечно, можно было сочетаться браком с мужиками, да еще несколькими сразу! Вассалов у Генриха множество…

— И тут им не приходится по окончании церемонии отдавать супружеский долг у всех на виду, — добавила Шоу. — Одного поцелуя хватает.

Тут даже Грач не выдержал и закашлялся, пытаясь, очевидно, скрыть смех, Риз тоже улыбнулся. Шоу хихикала, абсолютно не скрываясь и не обращая внимания на недовольство прочих зрителей.

Давясь смешками, они доглядели остаток церемонии и последовали за конной процессией к аббатству Святого Марциала.

Граф и король следовали бок о бок, их обрамляла свита, не давая никому приблизиться. Будь Риз одет чуточку вычурнее, он бы рискнул смешаться с придворной толпой и подобраться к монархам ближе: пусть бы дворня Раймонда подумала, что он один из людей Генриха, и наоборот. Но увы, сейчас он претендовать на это не мог. И о чем они говорили, он не слышал и по губам не разбирал.

У собора, конечно, пришлось спешиться — лошадей остался стеречь Фаско, и его моментально оттерло толпой. Желающих попасть в сам неф оказалось множество. Монахам не удалось сдержать толпу у ворот аббатства, и та хлынула на подворье монастыря и к дверям собора пестрой многоголовой змеей, оставив хвост на ступеньках перед входом.

В самом соборе нечем было дышать. Наверное, обычно толстые каменные стены давали защиту от раскаленного полуденного воздуха, но не тогда, когда внутрь набилось столько народу.

Вооруженные рыцари из охраны короля и графа выпихивали прочь тех, кто выглядел попроще. Шоу толпой куда-то оттеснили, Риза и Грача тоже чуть не вытолкали, но Риз был упорнее. К тому же на этих мальчишек, в отличие от стражника на лугу, его взгляд подействовал.

В результате Риз и Грач не просто остались внутри, они протолкнулись чуть ли не к самому алтарю, где слушали службу самые знатные гости, включая обоих Генрихов, Раймонда и королев. Толпа бурлила, перешептывались и говорила откровенно в голос. Слов священника за всем этим было откровенно не разобрать.

Грач, когда бывал в хорошем настроении (или если мучился от боли в шее и в ноге, особенно ночами), любил отвлечься, рассказывая о чем-нибудь постороннем. Во время одной такой ночной беседы он сообщил Джону, что «уже очень скоро, может, каких-нибудь пару веков спустя, соборы станут строить высокими, в десять человеческих ростов, а то и больше, со стрельчатыми арками, с потолками, уходящими к небу…»

Риз не мог с ним согласиться, что пара веков — это так уж скоро. Сейчас ему хотелось, чтобы это благословенное время началось поскорее. Может, под этими гигантскими сводами было бы не так душно.

А священник все голосил за гомоном, и тянулась бесконечная служба. Риз чуть не варился в кольчуге, но больше его волновал Грач: он побледнел, но щеки у него покраснели, на лбу выступил пот, взгляд стал слегка стеклянным.

— Ты как? — шепотом спросил у него Риз.

— Со мной все в порядке, сэр Джон, — довольно раздраженно отозвался Грач.

У Риза на языке вертелось предложение уйти: в конце концов, что они тут забыли, ведь послание передано, и теперь не от них зависит, какие меры принять, а от Генриха. Может быть, Грач ожидал, что короля попытаются убить прямо здесь?