И опять Пожарский 5

Событие пятьдесят пятое

Российская императрица Дарья Иоановна по дороге в Вершилово поняла, что она в тягости. Подозрения возникли у неё ещё до выезда из Москвы, но теперь уже нет сомнения, регулы не пришли. О подозрениях этих даже боялась поделиться с кем-либо Государыня. Точно ни куда не отпустят. Только ещё больше дворни понагонят. С этими-то не понятно, что делать. Ну, и, конечно же, хочется посмотреть хоть одним глазком на сказочное Вершилово.

До свадьбы, вернее, до поездки в Москву, Доротея Августа представляла себе русских этакими варварами, викингами в звериных шкурах. Нет, это были простые люди и шкур они не носили, скорее уж их одежды можно было назвать, излишни роскошными, везде, где можно была золотая парча, атлас, бархат. Дикость, но дикость излишней роскоши. А викингов среди бояр и приближённых мужа было всего двое. Отец и сын Пожарские. И если у старшего Пожарского это впечатление смазывала сильная хромота, то вот Пётр Дмитриевич Пожарский меньшой был именно викингом из сказок. Он был огромен, он был силён. Бугры мышц перекатывались под одеждами. А взгляд? Он не смотрел на тебя, он разглядывал. Сходу, вот с одного этого взгляда, определяя, что ты за человек, и стоит ли с тобой иметь дело.

Михаил и патриарх Филарет - Мишин отец, называли его ласково "Петруша". Недавно, уже хорошо освоив русский, Доротея спросили мужа, почему они называют князя Пожарского "Петрушей".

– Так "Петруша" и есть, добрый, заботливый, ласковый, - ответил за мужа находившийся рядом патриарх. И император закивал, мол, что тут непонятного - "Петруша", свет в окошке.

Может Дарья Ивановна ещё не очень хорошо понимает тонкостей русского языка, но ей при слове "Петруша" представлялся маленький мальчик со светлой головкой, голубыми глазами и доброй улыбкой. У князя были светлые волосы, почти золотые, яркие, голубые, даже скорее синие, глаза и добрая улыбка. Только от этой улыбки канцлер Швеции Оксеншерна начинал икать. А от взгляда синих глаз хотелось спрятаться даже ей, что уж о врагах говорить. Да и можно ли говорить о "врагах" этого викинга. Враги - это те с кем борются, сражаются, кто может тебе навредить. Как можно себе представить "врага" этого великана со светлой головкой? Самоубийц осуждает церковь, любая церковь, их даже хоронят за оградой погоста. Назвать себя врагом младшего Пожарского, это хуже чем повеситься. Там предсказуемый конец, а здесь?

Так ведь и назвать его "кровавым" нельзя. Он, со слов Михаила, переживал за каждого своего воина, берёг их. И противники, хоть и укладывались потом в горы, но только те, кто противостоял с оружием в руках и не сдался. Сдайся вовремя и тебя сытым довезут до тюрьмы, где ты будешь опять в сытости и тепле работать два года, дробя камень для великолепных русских дорог. Именно "русских". Есть в Европе римские дороги. Не везде, очень мало их. А все, кто побывал в России, хотят иметь у себя "русские дороги", никто не хочет "римские". Почему?

Когда в Дании, при дворе её дяди короля Кристиана, объясняли диковины из Пурецкой волости, то говорили, что туда перебрались лучшие учёные из Европы и научили московитов делать эти вещи. Сейчас российская императрица Дарья Иоановна понимала, что это глупость. Что же они там у себя во вшивой Европе всего этого не делали. Понятно, некогда, нужно вшей по себе гонять и чесаться. Недавно приехали со своими дворами мать и бабушка. Доротея Августа бросилась, было, их обнимать, но, не добегая пары шагов, вспомнила о кишащих на родственниках насекомых и отпрыгнула прямо назад, даже руки вперёд выставила. А потом два часа уговаривала мать и бабушку сходить в баню и прожарить там же все вещи. Мать купилась на эльфийскую корону в качестве компенсации за такое издевательство, а вот с бабушкой Софией пришлось целую войну затеять. Капитулировала королева только после обещания Михаила открыть в её владениях филиал банка "Взаимопомощь".

– Уговорю я Петруша, даже не сомневайтесь, Ваше Величество, - а сам в бороду улыбается, нет силы против Пурецкой волости, ни у кого нет.

Ещё одним примером того, что не "немцы" научили русских, а русские немцев, были две недавно присланные в подарок на Рождество картины. Автором одной, наверное, был ученик Рубенса ван Дейк. На картине был изображён крест с распятым на нём Спасителем. Обычный сюжет. Если бы! Крест летел над чёрным озером или морем и только один луч света был нацелен на сына божьего. Иисус висел, низко склонив голову, и совсем не было видно лица. Может он уже умер? И вот летит сейчас к Богу, к Отцу, просить простить этих глупых людей. В них есть этот малый светлый лучик добра, нужно только постараться не загасить его случайно, а раздуть, расширить. Помочь надо. У дяди в Копенгагене была одна картина ван Дейка. Это были настолько разные картины, что сразу становилось ясно, что рисовали их два совершенно разных человека. Хороший, даже очень хороший, художник и что-то за гранью гениальности. Ты просто не в силах постичь грандиозность его замысла. Не дорос. Не там учился и не там родился. Ты не русский.

Вторая картина была под стать первой. На ней была изображена она - императрица Дарья Ивановна. Она стояла спиной в царском наряде, вся в золоте и драгоценных камнях. Стояла и смотрелась в большое в человеческий рост зеркало, что умеют делать только в Пурецкой волости. А из зеркала смотрела на зрителя не Государыня, а простая девчушка в обычном европейском платье, без головного убора и не было на ней ни золота, ни каменьев, ни жемчугов. Мечтательная улыбка играла на губах. Девушка в зеркале хотела выйти замуж за доброго и сильного монарха, вот как император России Михаил Фёдорович. Хотела быть счастливой.

Стоявший чуть поодаль от монархов, патриарх Филарет кашлянул и спросил привёзшего картины князя Шуйского:

– Знаешь ли, кто эту картину нарисовал?

– Да, Ваше Святейшество. Это работа двух живописцев, самого Рубенса и его нового ученика Рембрандта, тоже голландца.

– Фёдор, - окликнул патриарх личного государева дьяка, - Ты грамотку напиши. Рембрандту, за картину эту, дворянство российское положено, а Петру Павловичу Рубенсу баронский чин давно пора было дать. Ну и Петруше спасибо пропиши. Они, без экивоков великие живописцы, но придумать такое только князь Пожарский может. Куда им самим! В носу у них не кругло! 

Событие пятьдесят шестое

– Делайте ваши ставки, панове. В прошлый раз выпало чёрное. Подумайте. Всё ставок больше нет. Яцек, крути, - молодой паренёк крутнул рулетку и чуть погодя бросил туда шарик.

Шарик, ярко-красный и блестящий, весело побежал по ободу против часовой стрелки. Само же колесо, завораживая красно-чёрной полосой с невидимыми на такой скорости цифрами, крутилось в противоположную сторону. Вот скорость шарика замедлилась, и он скатился в одну из ячеек. Вздох пробежал по столпившимся вокруг стола шляхтичам, но ярко-красный шалун не удержался в этой ячейке и, перепрыгнув через ещё парочку, угнездился в красной ячейке с номером "5". И опять вздох прошелестел над столом. Шарик попытался вырваться из лап красной пятёрки, и ему это почти удалось, но центробежная сила всё же справилась с непоседой.

– Пять красное, панове!
– заорал радостно Милош и победно оглядел стол и стоящих вокруг него игроков, словно это было его любимое число, и он призывал окружающих порадоваться вместе с ним.

Что ж, пару человек его поддержало. Те, кто поставил на красное. Яцек сдвинул в их сторону лопаткой небольшие кучки чёрных фишек с белыми цифрами и потом, под огорчённые шепотки и проклятия, загрёб оставшиеся фишки себе в ящик.

– Панове, чарка русской водки за счёт заведения тем, кто поставит не меньше пяти злотых в следующей игре.

Зал оживлённо загудел и бросился к столу. Ну, вот другое дело, а то маловато стало игроков, так и сотни злотых не заработаешь за вечер. Десяток Милоша Барциковского уже больше двух недель "окучивал" Краков. Почему окучивал, вечно непонятными словами князь Пётр Дмитриевич называет вполне понятные действия. Нет, азартные игры существовали уже много и много лет, даже римские легионеры после того как Сын божий умер на кресте разыграли его ризу и хитон в кости. Но одно дело кости или даже входившие в моду у магнатов карты и совсем другое дело рулетка. Здесь всё зримо и целую минуту можно наблюдать за шариком и молить бога, чтобы он закатился в облюбованную тобой ячейку.

В Краков из Вершилова их выехало целых три десятка. Его поляки и кроме того десяток рейтар Густава Кромма. Ну и десяток русских парнишек лет пятнадцати - семнадцати. Были они сыновьями стрельцов и мастеровых в Вершилово и тренировались зимой наравне с остальными воинами, после уроков в школе. Летом-то все на полях, в том числе часто и сами стрельцы с рейтарами. Милош искренне удивлялся этому, что за радость бесплатно горбатиться на зарвавшегося мужика, который засадил поле, которое не в силах сам осенью убрать. Их десяток тогда только обживался в Вершилово, и никто поляков помогать крестьянам не позвал. Но уже на второй день они почувствовали себя обделёнными. На утренней тренировке все только и говорили о небывалом урожае и хвалились своими успехами или вспоминали забавные случаи, а его десяток как бы оставался в стороне. Вот на третий день Милош, где уговорами, а где и пинками вывел своих на "битву за урожай". Слов нет, урожаи в Вершилово поражали, и оказалось, что совместный труд и правда не так и тяжёл и уж точно не замарает шляхетской чести, тем более что некоторые дивчины при уборке подоткнули подол, а как они хохотали над непонятными ещё тогда полякам шутками, заливаясь серебряными колокольчиками.