И пала тьма

— Наверное, поэтому сир Генри рассказал мне о Яэллине, — медленно произнесла она. — Не думаю, что даже смотрительница Мирра знала о нем. Вероятно, он чувствовал, что подвел нас обоих, и искал успокоения, поэтому и поделился со мной болью потери семьи и сына, рожденного вне брака.

— И этого Яэллина выбрали в Длани Чризма?

— Не совсем так.

— В каком смысле?

— После нескольких кубков вина сир Генри многое мне поведал. Наверное, даже больше, чем хотел. Но кто знает? — Катрин повернулась спиной к поручню. — Он рассказал мне о своей любви к женщине по имени Мелинда, тогдашней директрисе Конклава.

— Я ее помню, — удивленно откликнулся Тилар. — Высокая женщина с каштановыми волосами, очень симпатичная. Она несколько раз бывала в Ташижане, когда я еще не стал рыцарем.

Катрин кивнула.

— Сир Генри сам точно не помнил, как все началось. Он — староста Ташижана, она — глава одной из лучших школ Мириллии. Конклав всегда гордился своей библиотекой. Увлекшись алхимией, Генри время от времени заглядывал туда. По его словам, они прекрасно подошли друг другу — и складом ума, и характерами.

Тилар задумчиво кивнул.

— Похоже, с этого всегда и начинается…

Катрин бросила на него быстрый взгляд: ведь так было и у них с Тиларом. Было. Или все еще остается? Она прочистила горло и продолжала:

— Хотя сир Генри не сказал этого, но мне кажется, что их влекли друг к другу и общие взгляды и стремления, а не одно лишь влечение плоти. Каждый нес ответственность за воспитание молодого поколения, и оба желали лучшего для Мириллии. Они держали свои чувства в тайне. Сир Генри навещал Мелинду, она ездила в Ташижан. А потом, несмотря на предосторожности, Мелинда понесла от него. Родила мальчика и никому не сказала, кто его отец. Генри хотел жениться на ней, но она воспротивилась. Генри понял ее отказ: он бы тоже не оставил место старосты.

— А ребенок? Юный Яэллин?

— Мать воспитывала его в своей школе. Когда он достиг одиннадцати лет, они с сиром Генри признались мальчику, кто его отец. Мальчик разозлился и набросился на мать с упреками. Генри пришлось взять его с собой в Ташижан, и там он обучался искусству рыцаря теней.

— Он обучался в Ташижане?

— Три года, — ответила Катрин. — Потом что-то стряслось. Я не знаю, что именно. Даже после нескольких кубков сир Генри не открыл мне этого. Генри с Мелиндой отправились в окраинные земли.

Острый взгляд Тилара метнулся к ней:

— В окраинные земли? Зачем?

— Их там ждало какое-то дело чрезвычайной секретности. В этом месте рассказа лицо Генри потемнело, и он нахмурился. Через год после возвращения он отправил Яэллина обратно к матери.

— Почему?

Девушка повернулась к Тилару:

— Сир Генри заставил меня поклясться, что я буду хранить тайну, но думаю, что теперь ею можно поделиться. Что бы ни случилось в диких землях, это событие подтолкнуло Генри и Мелинду к величайшей ереси.

— Что они сделали?

— Хотя мальчик не получил даже отметины сквайра, Генри начал тайком тренировать его, а в конце осенил отварами, какие дарят рыцарям полную Милость.

— Яэллина посвятили в рыцари?

— В тайне. Никто не знал. Генри хорошо разбирался в алхимии, так что сумел наградить мальчика игрой теней, но при этом скрыть дар от посторонних глаз. Когда Яэллин прошел обучение, Генри отослал его обратно в Конклав. Там, на следующей лунной церемонии, его выбрал оракул Чризма.

— Тогда что ты имела в виду, когда сказала, что его «не совсем выбрали»?

Катрин облизнула губы.

— Они хорошо заплатили, чтобы Яэллин был выбран.

Тилар затряс головой — не отрицая возможность взятки, но от изумления, что сир Генри опустился до этого. Он знал, что порой богатые семьи устраивали подобным образом будущее своих отпрысков. Хотя ослепленные сваренными на крови снадобьями оракулы служили глазами своих богов, они также обладали собственной волей — и пороками тоже. Среди которых встречалась и алчность. Так что иногда исход церемонии избрания решало золото.

— Итак, Генри купил место при дворе Чризма для своего сына, — произнес Тилар. — Для сына, которого он тайно посвятил в рыцари. Зачем?

— Я уже говорила, что он открыл мне не все секреты. Он сказал лишь, что послал сына что-то охранять и служить глазами и ушами в кастильоне, причем связывал возложенную на мальчика обязанность с тем давним путешествием в окраинные земли.

— И Генри не сказал о причинах, по которым отправил сына в Чризмферри?

— Больше я не смогла вытянуть из него ни слова. Но сейчас начала задумываться. Если предсмертные слова Мирин о Ривенскрире ведут нас к Чризму, возможно, Яэллин что-то знает. Остается надеяться, что ворон, которого я послала, доберется до него.

Тилар кивнул и повернулся к девушке.

— Надеюсь…

Катрин услышала характерный щелчок тетивы. Арбалетный болт задел плечо Тилара и вонзился в стену.

Следуя инстинкту, она высоко взметнула плащ, закрывая их обоих. Но слишком поздно. Два болта одновременно ударили Тилара в грудь и отбросили назад. Тилар издал негромкий булькающий кашель. Третий болт, метивший в глаз, резанул по уху. Плащ все же отвел этот последний, смертельный удар.

За их спинами потекла тьма. Катрин различила в ней очертания троих рыцарей. Один с мечом, два других с арбалетами.

Тилар завалился на поручень, ухватился за него, с трудом удерживаясь на ногах. Из его груди и плеча, подобно кровавым цветам, торчали оперенные стрелы. Он не отрывал глаз от рыцаря с мечом, который возглавлял нападение.

— Даржон, — выдохнул он.

* * *

Наконец впереди показалась стена. Граница сада-леса. Ростки мирра пробивались у самых кирпичей, корни зарывались под фундамент, а ветви навесом накрывали верх стены.

Дарт уставилась на внушительную ограду. Смогут ли они перебраться через нее?

Лаурелла начала тихо всхлипывать.

Из мрака позади появился Яэллин.

— Они знают, что мы избежали ловушки Срединного дерева. Не стоит мешкать.

Издалека донесся вой.

Дарт отчаянно желала обрести крылья и полететь. Больше всего на свете ей хотелось перелететь через стену, пронестись через Чризмферри и покинуть Первую землю. Мир, и без того полный неуверенности и опасностей, никогда не казался настолько темным и полным угроз.

— Ко мне, — приказал Яэллин и раскинул руки.