И приведут дороги

Широкая улица ослепляла буйством красок: нарядные платки, яркие рубахи… И все это на фоне радостных криков. Я инстинктивно сделала шаг назад и уперлась спиной в борт повозки. К моим ногам упал букетик, и я вздрогнула, оглядывая толпу. С двух сторон от повозки в две цепочки выстроились воины в синих плащах, сдерживая людей. Несмотря на то что народ был явно доброжелательно настроен, меня накрыло страхом. Сразу вспомнилось, что князь терпеть не может Радима, а теперь мать, сестра и жена воеводы Свири находятся в Каменице в полной его власти. Миролюб каким-то образом почувствовал мою панику и едва заметно, но ощутимо дернул меня за руку. Это вывело меня из ступора, заставив повернуться к нему.

– Проходи вот сюда. Не бойся. – Он подтолкнул меня в плечо, и я тут же увидела идущих впереди Злату с Добронегой и едва не бегом бросилась за ними.

Пристроившись позади них, я вздохнула свободнее. Злата то и дело поднимала руку в приветственном жесте, Добронега улыбалась и прижимала к себе букет цветов. Наверное, мне тоже нужно было поднять тот букетик, ведь то, что я оставила его там, выглядело неуважением. Впрочем, сделанного не воротишь. Не бежать же обратно?

Словно во сне я почувствовала, как Добронега взяла меня за руку и крепко сжала. Я попыталась выдавить из себя улыбку и покосилась на нее, давая понять, что все в порядке. Судя по лицу Добронеги, обмануть ее не удалось. Я запоздало сообразила, что она опасается срыва Всемилы, и в ответ сжала ее руку, улыбнувшись уже по-настоящему.

– Хорошо все. Только шумно, – прошептала я одними губами, желая ее успокоить.

Добронега лишь головой покачала.

Наконец наша процессия замедлилась, и, подняв голову, я наткнулась на изучающий взгляд князя Любима, стоявшего перед распахнутыми воротами. Впрочем, князь быстро потерял ко мне интерес и повернулся к Добронеге.

– Добрым ли был путь? – спросил он, протягивая ей руку.

Я видела, что Добронега колеблется, и те несколько секунд, что княжеская рука висела в воздухе, показались мне вечностью. Наконец мать Радима улыбнулась и вложила свою ладонь в руку князя. При этом я едва не вскрикнула, потому что левой рукой она сжала мои пальцы с такой силой, что у меня хрустнули суставы. Добронега же этого даже не заметила. Любим держал ее за руку и улыбался так, словно в его дом пришел долгожданный праздник.

Миролюб, обойдя нас, встал рядом с князем, а я вдруг поняла, что жителей Каменицы рядом уже нет. За нашими спинами стояла лишь охрана.

Пока я вертела головой, Любим успел выпустить руку Добронеги и теперь обнимал Злату. Я не слышала, что он говорил дочери, но соскучившимся отцом он отнюдь не выглядел. Наконец князь выпустил из объятий Злату и протянул руки ко мне, а Добронега чуть подтолкнула меня вперед. Любим обнял меня, на миг прижав к себе, и тут же отпустил. К счастью, даже ритуального вопроса о том, как я добралась, не последовало. Я покосилась на Миролюба, который наблюдал за всем этим так, словно происходящее ничуть его не удивляет, и решила, что я здесь, вероятно, все-таки в статусе невесты. А то, что Любим не обнял Добронегу, зато бесконечно долго держал ее руку в своей, показалось мне еще более личным жестом. Интересно, а где жена князя? Почему не встречает гостей? Впрочем, долго гадать не пришлось – Злата спросила о матери, на что Любим бросил короткое:

– Нездоровится ей. В доме увидитесь.

Добронега настойчиво потянула меня за собой, и, войдя в ворота, мы оказались в просторном дворе. Пожалуй, здесь могли бы поместиться двор Радима, Добронеги и еще пара таких, как у Велены. Вокруг было чисто подметено, к дому тянулся ровный ряд попарно сложенных досок. А еще я впервые в этом мире увидела такое излишество, как беседка, увитая незнакомым мне растением с начавшими уже краснеть листьями. Недалеко от беседки был вырыт небольшой прудик. Собак не было. Впрочем, зачем во дворе собака, если с внутренней и наружной стороны ворот стоят по два воина?

Миролюб коснулся моего локтя и, когда я задрала голову, заглядывая ему в лицо, скорчил выразительную мину, указав в сторону дома. Оказалось, все уже у крыльца, и только я продолжаю торчать у ворот. Я виновато улыбнулась и бросилась догонять Добронегу. Взбежав по ступеням, обернулась к Миролюбу, но успела заметить лишь мелькнувший у ворот парадный плащ. Княжич ушел. Единственный человек, который мог защитить нас от Любима.

Дом тоже был поистине огромным. Язык даже не поворачивался назвать сенями помещение, в котором я оказалась, – большое, с высоким потолком. Правда, проходя в дверь, пришлось пригнуться, но так были устроены все здешние дома, чтобы зимой не выпускать тепло. Интересно, насколько холодно здесь бывает? Выпадает ли снег? Спросить, понятное дело, было не у кого.

Передо мной появилась девочка лет десяти и настойчиво потянула меня за рукав.

– Ушли уже все, – сказала она мне, морща курносое лицо.

Я открыла было рот, чтобы извиниться, но потом подумала, что перед девочкой вряд ли стоит это делать – наверное, это будет выглядеть странно, – и позволила себя увести.

До скорой встречи, брат!

Видят боги, я хотел решить все добром. Однако, что бы ни случилось, помни, Альгар: ты брат мне, и ничто этого не изменит.

Алвар

Ты – невеста. Прямее спину. В светлом тереме негде спрятаться. Если с честью пройдешь смотрины, Больше не о чем будет печалиться. Вышивай себе знай приданое Да мечтай о детишках ласковых. Что ж стоишь ты гостьей незваною? Что ж глядишь ты вокруг с опаскою? Аль не люб тебе добрый молодец? Не уютно в высоком тереме? Что ж дрожишь ты будто от холода? Видно, вправду не лгут поверия, И чужою голодною силою Ты испита и обескровлена. Станет терем холодной могилою, Коль с самою смертью помолвлена.

Глава 19

В сенях было несколько дверей. Девочка уверенно двинулась к правой, я последовала за ней в проходную комнату, где стояла большая печь. В отличие от беленых печей, что мне довелось видеть в Свири, эта была выложена изразцами. Но толком их рассмотреть я не успела, поскольку услышала голоса и поспешила в следующую приоткрытую дверь.

Я оказалась в большой комнате, в которой стоял пока еще не накрытый стол и сновали туда-сюда служанки. Отыскав взглядом Добронегу и Злату, я заметила, что они уже успели снять дорожные плащи и беседовали с высокой женщиной. Моя рука тоже потянулась к деревянным пуговкам на плаще, однако не успела я расстегнуть и первую, как женщина вдруг повернулась ко мне, отчего я замерла. То, что это была мать Златы и Миролюба, не вызывало никаких сомнений, хотя особенного сходства с детьми с первого взгляда заметно не было. Я ожидала увидеть богатый наряд, но на ней было простое светлое платье с вышитым поясом, волосы, как у всех местных замужних женщин, были убраны под причудливо скрученный платок, однако смотрела она так, как может смотреть только хозяйка. Мне сразу не понравился ее взгляд. Я немедленно почувствовала, что непричесана и в мятой, несвежей одежде. Не в таком виде следовало знакомиться с матерью жениха.

– Подойди сюда, дитя, – проговорила мать Миролюба.

Я не помнила, как ее зовут, и понятия не имела, как к ней положено обращаться. Дернув еще раз пуговицу, я все-таки выпутала ее из петельки, потом вторую, третью, сняла, наконец, плащ и огляделась по сторонам, ища глазами, куда бы его положить. Девочка, которая привела меня, тут же почти силой вырвала плащ из моих рук и куда-то его унесла. На негнущихся ногах я приблизилась к женщинам и покосилась на Добронегу. Она улыбалась, однако я прекрасно видела, что это совсем не та улыбка, какой Добронега улыбалась людям, которые ей действительно нравились.

Милонега – это имя вдруг вспыхнуло в моей памяти, когда я коснулась ее протянутой руки, – чуть сжала мои пальцы и коротко улыбнулась.

– Выросла, – проговорила она, обернувшись к Добронеге. Та молча улыбнулась в ответ. – Добрым ли был путь? – спросила Милонега, обращаясь ко мне.

Я кивнула, вдруг остро осознав, что здесь открывать рот лишний раз точно не стоит, потому что Милонега вряд ли пропустит мимо ушей те промахи в речи, что я могла позволить себе в Свири с близкими Всемилы. Я посмотрела на Злату: та изучала меня, нахмурившись. И это было понятно, потому что вела я себя совершенно не так, как обычно.