И смех и грех, или Какая мука - воспитывать!

Она внушала трепет. Рядом с ней он чувствовал себя сильным, эдаким защитником, «грудняк» распирало от брутальности. Сама Арина этого не осознавала, но Ваня иногда непроизвольно любовался её мягкостью, нежностью, плавностью, или даже величавостью движений. Парню казалось, что именно из неё вышла бы более красивая, правильная балерина.

Однако, эти приступы доброй, и не очень, воли как возникали, так быстро и проходили. В принципе, он и так заботился о ней, и вот, когда выдался случай встать на защиту её чести, встал не раздумывая. Защитил, так защитил! Не подкопаешься.

Правда, девушка пока об этом даже не подозревает, и думает, что он просто самоутверждается как «главный здесь».

«Поймёт. Никуда не денется. Ещё спасибо скажет».

Да в принципе, даже если он и чувствовал к Арине нечто «эдакое», то не видел в том ничего ужасного и угрожающего. Подумаешь, чувство. Справится!

«Где наша не пропадала». — Полнился воодушевлением Беспалов. Не проявлять тягу к человеку, не показывать симпатию и не ждать ответной, на самом деле, очень легко. Почти как морду кому-нибудь набить, только, может, не так приятно. К тому же, девчушка — его подопечная, считай что дочь, а он — опекун, почти отец. Формат общения не даст зайти далеко.

Но когда он мрачнее тучи на следующее утро вышел из комнаты и увидел, как на кухне Арина своими фирменными, плавными движениями доставала что-то из шкафа и морщила носик, его будто догнало, накинулось сзади «глубоким капюшоном» и вцепилось в «холку» вчерашнее желание обнять, прикоснуться или даже поцеловать, тем самым ясно дав понять, что уже ничего не будет как прежде.

«Будет! — сжал зубы Иван. — Обязательно будет. Или я не Бес».

Только когда Арина уходила с кружкой кофе к себе в комнату — потому что рядом с таким опекуном кусок в горло не лезет — посмотрел вслед на её изящную тонкую шейку под забранными вверх волосами, и внутри что-то защемило. Рот наполнился слюной, и опять шевельнулось в штанах.

«Да твою ж мать, — с раздражением отставил чай Беспалов. — Валить надо отсюда. Валить. И подальше, и на дольше».

Когда он выходил из дому, на кухне появилась Марго.

— Собака на сене, — прошипела она ему в спину. — Ни себе, ни людям.

«Чёрт! — закрыл за собой входную дверь опекун и застыл на месте. — А что вот, например, скажет Марго, если я… и её сестра… — он сглотнул с трудом. Но тут же его глаза распахнулись, и челюсть отвисла уже максимально. — А ведь есть ещё и мать. — Он покачал головой и посмотрел в потолок. — Меня кастрируют. Стопудово».

Но и в то же время, с самого дна души поднималась какая-то небольшая радость. Эдакое предчувствие счастья. Предвкушение чего-то выдающегося, неповторимого. Всё это было чем-то новеньким, неизведанным, не пройденным. Классным!

* * *

— Привет, — Макар обнял за плечи и чмокнул в щечку.

В ответ Арина улыбнулась и взмахнула ресницами.

— Привет.

Они привычно встретились перед школьной калиткой. Вообще-то, всё как обычно, только сегодня суббота, и вчера Иван выгнал её парня из её же дома.

— Жених и невеста тили-тили тесто! — ударил Гусева сзади линейкой и тут же быстро пробежал вперёд Яшка — младший братишка. В этом году он пошел во второй класс.

— Яшка-букашка, — ответил ему Макар. — Яшка-какашка, — добавил для ясности.

Маленький проказник показал язык, оборачиваясь на бегу, а когда отбежал на безопасное расстояние, остановился и повернулся к парочке.

— Слышь, Мак, — кивнул брату на Арину, — смотри, не завали её. — Подпрыгнул и поправил лямки рюкзака на плечах. — Отец тебе задаст.

— Брысь, мелочь! — сделал на него широкий шаг Макар и топнул. — Не то я сам тебе задам.

— Ромео и Джульетта сидели на балконе! — со всех ног ринулся в школу пацанёнок, горланя что есть мочи.

Арина с Макаром с улыбками проводили глазами маленькую быструю фигурку.

— Как вчера всё прошло? — настороженно поинтересовался парень.

— Нормально, — пожала плечиком девушка.

— Этот гандурас тебя не обидел?

— Макар, он не… — она хотела повторить слово, но не стала. — На самом деле, он хороший.

— Хороший? Вот как? Да у тебя, крошка, уже стокгольмский синдром! Интересно, когда это он успел? — опять обнял её Гусев.

— Нет у меня никакого синдрома, — высвободилась Арина и просто пошла рядом. — Он о нас с Марго знаешь как заботится. Ни в чём не отказывает. — Вскинула она гордо подбородок. — Её отвозит и забирает. Когда она заболела, привёз своего врача.

— Ну так… — теперь уже приобнял её за талию Макар, — вчера тогда какая муха его… Чего надо-то?

— Он отвечает за нас. Он и сам молодой, поэтому…

— И что? Ему теперь всё можно? Он же контролирует тебя!

— Я не знаю, — нахмурившись, Арина остановилась у первой ступеньки школьного крыльца и развернулась к своему спутнику. — Он… — девушка запнулась.

Вчера она почувствовала. Правда, почувствовала. Ощутила кожей нечто щекотливое, зачатки какой-то эйфории, какую-то искру в том, как вёл себя Иван, как пожирал её глазами там, в холле. Он смотрел на неё, как смотрят парни на девушек в фильмах, когда выбирают их. Для себя лично.

Конечно же, всё это казалось настолько невероятно-странным, что тут же заставляло сомневаться в своей реальности.

«Этого не может быть. Мне все привиделось», — девушка боялась поверить своему счастью. Перед рухнувшими иллюзиями и разочарованием, да ещё и построенными на собственной глупости и наивности, она была откровенной трусихой. Боялась жутко. Арине и не снилась, такая уверенность в себе, как у сестры.

В двадцатилетнего Беспалова невозможно было не влюбиться. Мальчик-конфетка, мальчик-мечта.

Высокий, стройный, даже худощавый, взрослый, сильный, умный, успешный студент, спортсмен, он казался ей каким-то лучезарным обитателем Олимпа ещё тогда, когда приезжал на каникулы из Принстона. По сути, он был её первой любовью, её принцем на белом коне. Фантазией. Такой же сладкой и недостижимой, как Эдвард Каллен и Зейн Малик.

Мама говорила, что Иван — их старший брат, но Арина не знала, какие они, братья, поэтому думала о Ване, как о мальчике. Как о лучшем из всех мальчиков. Она представляла себя прекрасной принцессой, которую полюбит и заберёт с собой Иван царевич. Он поцелует её, и они вместе ускачут на белом коне в далёкое царство Америку.