И смех и грех, или Какая мука - воспитывать!

Да и по деду парень тоже очень соскучился. Ваня его очень любил. Классный у него дед. Клёвый. Иван Макеевич Темников жил с удовольствием, работал тоже, внучков баловал, а жену свою, Олесю Тарасовну, которую когда-то привёз из Тернополя, где служил в армии, так и вовсе обожал. Она жарила ему пирожки с салом и калиной и варила красный украинский борщ, а он ел и нахваливал.

И даже когда супруги не стало, жениться не планировал. Не хотел.

Внучка принял как всегда — с тёплыми объятьями и внимательным взглядом. Сразу увидел, что с пацаном что-то не так, но с расспросами не спешил. Они выпили за встречу по пятьдесят грамм облепиховой настойки дедова приготовления и обсудили дела относительно матери.

Не успел Иван Макеевич прочитать Ване письмо, которое получил от дочери, как во дворе залаял Вертик, и на пороге появился Базин.

— А я смотрю — твой ахалтекинец уже на месте, — кивнул он себе за плечо, где под окнами веранды Беспалов поставил свой Фольксваген Туарег. — У меня всё готово.

В гостях у друга Иван уселся на табурет под навесом возле мангала и залез в телефон так, что даже уши не торчали.

Поэтому Вася проявил нетерпение.

— Давай, выкладывай, что ли. — Плотно потёр руки как перед колкой дров. — Да ты сюда приехал понты колотить или пить? — слегка щёлкнул по аппарату в руках друга.

Иван поднял на него голову с осоловелым, растерянным выражением лица — он действительно уже успел увлечься документами.

— А… да… сейчас, — отключил и засунул айфон в карман, поднялся и двинулся на выход. Не закрыв за собой калитку, пересёк улицу чуть наискосок, зашел во двор к деду, открыл заднюю дверцу своей машины и достал бутылку Grey Goose, которую привезла ему Ева.

Вернулся и протянул хозяину.

— Пошли дурака за бутылкой, — взял у него из рук водку Базин, — он одну и принесёт.

— Да блять, — недовольно развернулся назад Беспалов.

— Да подожди ты, — чуть ринулся к нему Вася и остановил рукой. — Пошутил я. — Он с видом знатока и адепта осмотрел этикетку. — Вещь! — сжал французское стекло сильной, уже немного заскорузлой рукой шофёра-дальнобойщика. Той самой, которой приходилось менять колёса под Красноярском в феврале месяце.

Иван прошел и опять уселся на своё место.

— И вообще, я не о том, — добавил осторожно Вася.

Беспалов задрал на него голову и напряженно застыл в непонимании.

— А что ты на меня так смотришь. — Развёл руками друг. — Я говорю, выкладывай, что там у тебя приключилось. Чего ты такой…

— Какой?

— Никакой.

— Ничего.

— Бес, знаешь, почему ты Бес? Потому что иногда реально бесишь. Не беси меня, Бес. Выкладывай, давай. Ты ведь за этим приехал.

— Потом.

— Потом мы с тобой будем вмазанные и наговорим хуйни. Лучше сейчас, по трезвяку.

Иван оценивающе посмотрел на друга. Конечно, Базин был придурком и лоботрясом, но всё-таки в нём сидел какой-то простой, незатейливый ум. Бесхитростный и доступный. От природы, от народа, от корней. И если к нему не обращаться как к придурку, он резко переставал им быть. Хоть ему это, судя по всему, и очень не нравилось. Идиотом слыть гораздо выгодней.

— Ева уехала, — признался Иван.

— Пф, ну так… поздравляю! Сейчас её отъезд и отпразднуем, а!

— Она меня бросила.

Вася почесал затылок и, отставив водку на столик, принялся переворачивать шампура. Затем сел напротив гостя и сцепил руки в замок.

— Что, не успел бортануть её первым, да? — сказал тихо, с пониманием.

Беспалов только засмеялся — друг детства слишком хорошо его знал.

— Ну, так и хули скулить, — с задором ударил его кулаком в колено Василий. — Трахни Кристинку вон, — махнул рукой куда-то в сторону огорода, где по его разумению должна находиться Москва с госпожой Мартыновой в ней. — Закуси, так сказать, и забудь.

Беспалов в раздумье пожевал губы.

«Дально-Бой дело говорит. Можно и Тину попробовать. А вдруг поможет».

— А потом Серый откинется, и мы вместе клубешник её отожмём, а? — засмеялся довольный Базин.

— Чего скалишься, — укорил его Иван. — Клуб не её, а Жорика, ты в курсе.

— А мне брехала, что её.

Беспалов молча отмахнулся рукой.

— Скажи лучше, когда брата ждёшь?

— Да вроде бы через три недели, — почесал затылок Вася. — Но хрен знает, когда сюда доберётся. У него же дружков на каждой станции. — Он опять поднялся к шашлыкам. — А ты правильно сделал, что ко мне приехал. Когда меня Маринка бросит, а она меня обязательно бросит, я к тебе приеду. Сходим на футбол, в клубе поклубимся. Как там, кстати, твои девчули? Козочки эти, а? Пасутся? С рук уже едят? Молоко дают?

— Базин!

— Ох, и лакомые они. — Со знанием дела покачал головой друг и громко поскрёб щетину на щеке. — Молочненькие такие, розовенькие. Сисички, наверное, и вправду как у козочек, — обнял своей шофёрской рукой невидимую женскую грудь размера так эдак четвёртого.

— Да, блять, Базин! — подорвался с табурета Ваня. — Яйца подбери! Раскатал. — Однако, он уже понял, что друг его больше дразнит, поэтому перестал угрожать его роже и зубам.

— Что «Базин»? Что? У тебя там мимо рота носят чачу, мимо носа алычу, а ты клювом щелкаешь.

— Базин, — как неполноценному начал объяснять на пальцах Иван. — Они. Малолетки.

— И? Теперь их вишенку можно сорвать какому-нибудь прыщавому, который умеет только втыкать? А нам нельзя, потому что полтинник на двоих, и щетина колосится? Не понима-а-аю.

— Пока я с ними, никто их вишенку не сорвёт, — процедил сквозь зубы опекун.

— Ха! Ну-ну… Ты себя-то вспомни.

И они вспомнили.

Просидели друзья где-то часов до трёх ночи. Телевизора у Васи не имелось, потому как смотреть его особо некому: сожительница Маринка постоянно на работе, а парализованной матери не до этого — поэтому только разговаривали, вспоминали и рассказывали.

Ржали над тем, как когда-то, насмотревшись всякого и разного в Америке, Иван приехал домой и на двери своей комнаты повесил табличку: «Вход без денег и пропусков только Скарлет Йохансон». Базину это понравилось, и он тоже на комнате Сергея, которая по причине очередной того отсидки перешла к Васе, повесил бумажку с надписью: «Часная собственность Памелы Андерсон». Так и написал с ошибкой.

А сейчас Василий поведал сплетню о том, что Шиш, то есть Шурик Шишов, который лет в двенадцать переехал к ним в Кратово из Талина, объявил себя открытым геем.

— Пацаны гутарят, будто живёт с таким же дрыщем где-то в районе Лосиноостровской.

— Совет да… совет, — отмахнулся Иван. — Женитесь, топитесь — море рядом.

К деду вернулся уже утром.

«Прямо, как в детстве». — Потихоньку открыл калитку и цыкнул на Вертика, чтобы не скулил от радости и не гремел цепью.

Перед его отъездом Иван Макеевич с Иваном Степановичем выпили чаю. У внука на языке вертелись слова об Арине, но не слетали. Держались, как приклеенные.

Взяв у деда связку сушеных грибов и банку перетёртой дикой клубники для близняшек, Иван уже уселся в машину, и хотел было сдавать задом со двора, но передумал.