И снова утро (сборник)

Такие разговоры велись в то время, когда линия фронта проходила по Молдавии. Когда румынская армия повернула оружие против гитлеровцев, Параскивой и Рэуцу пришел срок выписываться из госпиталя. Документы о выписке они получили 24 августа, в тот самый день, когда гитлеровцы заняли Павильон. Часовые, выставленные гитлеровцами у всех трех ворот, не дали им выйти из госпиталя. Они вообще никому, даже врачам не разрешали ни входить, ни выходить из госпиталя. По-видимому, гитлеровцы решили, взорвав госпиталь, уничтожить вместе с ранеными и весь медицинский персонал.

Узнав от Панаита Хуштой, какую подлость готовятся совершить гитлеровцы, Параскивой рассвирепел:

— Сукины дети!.. Слышь, Рэуцу, черта с два теперь я буду сидеть дома. Обниму жену и детей — и в часть. Теперь, раз началась расплата с «союзничками», моя душа не стерпит, чтобы я сидел дома, как невеста на сундуке с приданым. — Потом повернулся к Панаиту Хуштой: — Сколько гитлеровцев, говоришь, в котельной?

— Пятеро!

— Эх, если бы хоть одна граната была!

— Или винтовка! — добавил Рэуцу.

— Все равно толку мало! — умерил их пыл Панаит. — Ну, скажем, достали мы гранату и убрали всех пятерых. Ну и чего мы добьемся? Остальные всполошатся, и тогда беда всем нам.

— Значит, мы ничего не сможем сделать? — спросил Параскивой.

— Как же нам избавиться от всех пятерых, не поднимая шума? — задумался Рэуцу.

— Да, плохо дело! — почесал в затылке Параскивой.

— Я вот что надумал, — продолжал Панаит Хуштой. — Сначала надо убрать гитлеровцев в котельной, но так, чтобы не пронюхали те, кто засели в Павильоне. Потом заберем ящики с тротилом и спрячем их куда-нибудь. А другие если и учуют что, то ничего не смогут поделать, так как тротила у них больше не будет…

— Э, Панаит, ты их плохо знаешь! — прервал его Рэуцу. — Если эти разбойники узнают, что мы их провели, да еще убили их людей, они пойдут на все: и госпиталь подожгут, и всех врачей и сестер к стенке поставят, и бог знает что еще…

— Постой, человече, не торопись. Я еще не все сказал, — перебил его Панаит Хуштой. — Послушай до конца, а потом высказывай свое мнение. Значит, вначале мы потихоньку разделаемся с гитлеровцами в котельной. Потом спрячем ящики с тротилом. Покончив с этим, мы дадим знать нашим, чтобы пришли на помощь, прежде чем гитлеровцы поймут, что мы их провели.

— Думаешь, они помогут нам? А как? — недоверчиво спросил Рэуцу.

— Нападут на них в их же берлоге, вот как! Ничем другим они не могут помочь, — пояснил ему Параскивой.

— Вот это дело!.. Напасть на них и прикончить всех, если не поднимут руки! — обрадовался Рэуцу. — Удивляюсь, почему они до сих пор этого не сделали.

— В этом-то и весь вопрос: почему они не сделали этого до сих пор? Потому что, если бы наши атаковали гитлеровцев, те давно покончили бы с нами. И госпиталь пострадал бы, и люди, — объяснил Панаит.

— Так оно и случилось бы! — подтвердил Параскивой.

— А раз так, надо обязательно оповестить наших. Мы скажем им, чтоб они смело разделывались с гитлеровцами, так как госпиталь мы разминировали.

— Да, Панаит, но как без шума разделаться с этими пятерыми? Подождать, пока уснут, а потом схватить их за глотку? — спросил Рэуцу.

— Не пойдет! Мне кажется, что в эту ночь они не задремлют. Надо что-то другое придумать. Надо как-то обвести их вокруг пальца.

— Как-нибудь!.. А вот как, Панаит?

— Как? Если мы втроем раскинем мозгами, что-нибудь придумаем…

Не успел он окончить, как на аллее, тяжело ступая, появился гитлеровец с автоматом. Заметив их, гитлеровец быстрым шагом направился к ним, остановился в нескольких шагах и осветил их лица карманным фонариком.

— Ты что, хочешь, чтобы мы ослепли? — набросился на него Параскивой.

Гитлеровец понял. Он погасил фонарик и спросил, мешая немецкие и румынские слова:

— Где руководитель госпиталя? Нужно быстро сварить кофе. Мои люди ждут.

— Вот и ищи своего руководителя, черт бы тебя побрал вместе с ним! — зло ответил Параскивой, жадно поглядывая на автомат, висящий у гитлеровца на шее.

— Э, что это ты! Не надо быть таким злым! — лицемерно упрекнул его Панаит Хуштой, с намеком наступив ему на ногу. — Они ведь тоже люди, и им тоже нужна если не горячая еда, так хотя бы теплое питье. — Он повернулся к гитлеровцу: — Пойдем, камрад! Мы отведем тебя к господину доктору.

Гитлеровец, немного понимавший по-румынски, пошел за Панаитом. Параскивой и Рэуцу следовали за ними, пытаясь понять, что задумал Хуштой и почему он так дружелюбно обращается с гитлеровцем.

Доктора Хам-Хам они нашли в кабинете Поенару. Там собрались и другие врачи. Сестра Корнелия тоже была в кабинете. На лицах всех была растерянность, но больше всех был растерян и напуган доктор Хам-Хам. Бледный, он нервно потирал руки. Панаит Хуштой сразу понял, что они узнали о минировании госпиталя.

Увидев на пороге гитлеровца, все вздрогнули, а доктор Хам-Хам так и подскочил на стуле. На его лбу и на лысине выступили крупные капли пота.

Панаит Хуштой объяснил:

— Господин майор, он просит кофе для своих людей, охраняющих котельную. — Потом, повернувшись к гитлеровцу, спросил: — Ты ведь из котельной, да?

— Да!

— И ты, значит, хочешь кофе? — спросил Панаит.

— Да, пять чашек. Если нет кофе, можно чаю, — проговорил немец.

— Кофе есть. Сейчас будет готов. А что-нибудь из еды нужно? — спросил доктор Хам-Хам.

— Нет, спасибо! — ответил немец. Хам-Хам повернулся к одному из врачей:

— Доктор, распорядитесь, чтобы кофе приготовили как можно быстрей.

— Господин майор, нет нужды, чтобы этим занимался господин доктор. Я позабочусь, чтобы камрад был доволен, — предложил свои услуги Панаит Хуштой.

В коридоре Панаит сказал гитлеровцу самым дружелюбным тоном, на какой был способен:

— Ты ступай к себе. Как только кофе будет готово, мы принесем.

— Нет, я подожду!

— Дело твое.

Повернувшись к Параскивой и Рэуцу, Панаит сказал:

— Ребята, отведите-ка его на кухню. Если повар уже лег спать, кто-нибудь пусть сбегает за ним и поднимет, а я схожу за интендантом, чтобы выдал кофе и сахар.

И, воспользовавшись тем, что гитлеровец смотрел в другую сторону, он подмигнул им.