И снова утро (сборник)

— Если бы ты видел хотя бы сотую часть того, что видела я, ты бы понял, что никогда нельзя наверняка сказать, кто выживет, а кто умрет. Я видела, как умирали люди, которые должны были выжить, в то время как излечивались люди, считавшиеся безнадежными. По этому поводу я могу сказать, что выживают те, которые не сдаются в борьбе со смертью. А потом, даже если понимаешь, что кто-нибудь точно умрет, зачем отнимать у человека последнюю надежду? Надежда большое дело, Панаит!..

— Значит, сестра Корнелия, ты мне сказала, что я выживу, только чтобы не отнимать у меня последнюю надежду?

— Наверное, Панаит!

— Но ты знала, сестра Корнелия, что, если я поправлюсь, меня должны расстрелять?

— Нет, об этом я узнала позже.

— Я так и думал тогда. А ты знаешь, как ты сказала, что я не умру?

— Как?

— Ты сказала, будто приказала мне выжить, чтобы я обязательно выжил и не сдавался. И я не сдался. Знаешь, почему? Чтобы не подвести тебя перед другими ранеными. Чтобы не вышло так, что ты говоришь одно, а получается другое. Я боролся со смертью, и смерть, убедившись, что не может свалить меня, повернулась ко мне спиной. Я, сестра Корнелия, не забыл этого и никогда не забуду, сколько мне осталось жить. Вот поэтому я и пришел к тебе. Я сказал себе: сестра Корнелия наверняка поможет мне провести гитлеровцев, охраняющих котельную.

Потом он стукнул себя кулаком по лбу и воскликнул:

— Вот оно! Видишь, нашел! Теперь я знаю, что нам надо делать. Эх, жаль, у нас даже одной винтовки нет, а у них автоматы. Хоть бы мой конвоир Кибрит был здесь. По крайней мере одна винтовка была бы у нас.

— Действительно, где же твоя «тень», Панаит? Уж два дня его не видно.

— Смылся, сестра Корнелия. Как услышал по радио, что мы повернули оружие против гитлеровцев, явился ко мне и заявил: «Панаит, теперь мне нет смысла тебя сторожить. Все! Рухнула вся гниль! Теперь ты можешь потребовать ответа у тех, кто хотел тебя казнить. Я, парень, возвращаюсь в свою часть. Но прежде хочу завернуть домой посмотреть своих. Уже год как дома не был». И тут же его след простыл!

— А как он тебя сторожил!

— Он был как моя тень, это ты верно сказала. Бедняга! Он боялся, что, если я убегу, он сгниет на каторге. Ты заметила? Когда меня сторожил Кибрит, доктор Хам-Хам каждую ночь присылал мне смену. А как моя «тень» исчезла, доктор уже никого не посылает. Эге, он тоже понимает: теперь не то, что раньше!

* * *

Приблизительно через каждые десять минут раздавались оглушительные взрывы. Осколки впивались в стены, дробили камни мостовых, разбивали вдребезги стекла окон. Было непонятно, почему гитлеровцы так упорно держат под обстрелом именно эту улицу. Просто без пользы тратят боеприпасы. Даже если румыны атаковали бы неожиданно, чтобы выбить немцев из берлоги, то самая большая опасность ожидала их вовсе не на этой улице. Вероятнее всего, охваченные паникой фашисты вели минометный обстрел, чтобы создать впечатление, что располагают намного большей силой, чем на самом деле.

Утром 24 августа 1944 года гитлеровский отряд, состоящий из охранных и вспомогательных частей, находившихся в городе, и его окрестностях, предпринял попытку пробиться к порту. Намерение командира гитлеровского отряда было ясно: с помощью имеющихся в порту плавучих средств переправить своих людей на другой берег, в Болгарию.

Против отряда гитлеровцев была выслана пехотная рота и несколько групп вооруженных рабочих из состава боевого патриотического отряда с задачей не дать гитлеровцам проникнуть в порт и ликвидировать их или захватить в плен.

Избегая открытого боя и отступая по окраинным улицам, гитлеровцы сумели спуститься к порту по улице Вадул Грэдиний. Их неотступно преследовала пехотная рота. Но когда отряд находился еще на другом конце города, коммунист Кэлин Крэюце, командир группы вооруженных рабочих, которая вместе с пограничниками имела задачу обеспечить безопасность порта, предпринял ряд мер, оказавшихся исключительно важными спустя час. Так, например, капитаны пароходов и механики буксиров получили приказ вывести свои суда с рейда порта, а механики барж — поднять якоря и пустить баржи по течению до 173-й мили. Так же должны были поступить лодочники и владельцы баркасов.

Приблизительно через час в порту не осталось ни одного судна, ни одной баржи, ни одной лодки или баркаса, которые могли бы быть использованы гитлеровцами в случае, если бы им удалось проникнуть в порт.

Только после этого Кэлин Крэюце отправился, чтобы принять под свою команду группу вооруженных рабочих элеваторов и докеров. Когда появились первые группы гитлеровцев, румыны дали им подойти и лишь тогда открыли огонь.

На какой-то момент гитлеровцы растерялись и были вынуждены остановиться, но тут же послышалась команда, и отряд снова двинулся дальше. Вскоре гитлеровцы, превосходящие румын как в численном отношении, так и по вооружению, заняли управление порта и рассыпались по причалам. Однако рабочие не сдались. Укрывшись в товарных вагонах на запасных путях, за ящиками и бочками со смолой, они продолжали сражаться.

Радость гитлеровцев была кратковременной. Их командир, поняв, что он не сможет спасти людей, переправив их в Болгарию, дал приказ отступить. Отступать той дорогой, по которой они прорвались к порту, было невозможно, и он повел свой отряд в город по другой. С тяжелыми потерями гитлеровцам удалось в конце концов выйти на вершину холма и закрепиться в одном из зданий госпиталя, находившегося в непосредственной близости к скалистому берегу реки.

В течение часа продолжалось передвижение гитлеровского отряда по городу. Гитлеровцы потеряли около половины своего состава. Склон, по которому они поднимались, был усеян трупами, а на улице, ведущей из города, горели две гитлеровские машины.

Здание, в котором укрылись гитлеровцы, было двухэтажное, большое и прочное, безвкусное в архитектурном отношении. Его называли Павильоном. В нем находилось отделение инфекционных больных.

Несколько лет назад основное здание госпиталя и Павильон были проданы примэрии города неким Станом Бэкану и составляли лишь ничтожную часть того, что оставил детям Бэкану-старший, бывший крупный торговец скотом, наживший миллионное состояние во время первой мировой войны.

Жадный и скупой, Стан Бэкану при разделе наследства сумел захватить львиную долю. Но его сестра, такая же жадная и скупая, подала на него в суд. Судебный процесс длился несколько лет, и она в конечном итоге отвоевала у брата лишь «крохи», как сама говорила. Среди этих «крох» был и Павильон.

Вступив во владение Павильоном, новая хозяйка поспешила отделить его от госпиталя каменным забором и сдать внаем первому же пожелавшему снять его. За много лет в Павильоне сменилось немало жильцов. В 1937 году там обосновалось немецкое консульство, а после 1941 года — отделение гестапо, сохранившее, однако, прежнюю вывеску.

И сейчас к госпиталю вели три улицы: одна с севера, другие две — с запада и востока. Заняв Павильон, гитлеровцы фактически овладели госпиталем. Они установили часовых у всех трех выходов, чтобы обеспечить свой тыл. Отступать гитлеровцам дальше госпиталя, двор которого упирался в глухую каменную стену другого двухэтажного здания, было некуда, и румыны, окружившие гитлеровцев с трех сторон, могли бы отрезать их от госпиталя, уничтожить выставленных часовых. Но поскольку звериная жестокость гитлеровцев была хорошо известна, этого нельзя было сделать, не поставив под угрозу жизнь раненых.

В конце улицы две подожженные гитлеровские машины все еще продолжали чадить. Вокруг них валялись трупы шести гитлеровцев, один из убитых был в форме майора СС. Прошитый пулеметной очередью, он лежал на спине, сжимая в руках туго набитый портфель. Каска свалилась с его головы, когда он падал, и теперь в свете заходящего солнца его светлые волосы казались почти белыми.

— Господин лейтенант, я думаю, надо послать кого-нибудь за портфелем. Если фашист не выпустил его даже в минуту смерти, значит, там что-то есть. Может, ценные бумаги, которые могли бы нас заинтересовать.