И тогда мы скоро полетим на Марс, если только нам это будет нужно
Шрифт:
И вот я на работе. В мои обязанности входило таскать на складе, расположенном в подвале, продукты к движущейся наверх ленте-транспортёру, а также разгружать подъезжающие машины с продуктами. Было время и посидеть без дела в ожидании следующего задания. Часов в 11 слегка покормили. Но это был не обед, а второй завтрак. В третьем часу был обед. Мне такая система кормёжки пришлась по душе. На этой работе для меня оказалось всё хорошо, кроме низких сводчатых потолков. И об эти своды я постоянно бился головой, постоянно забывая о них. а помнить о них постоянно не было возможности, ведь я думал о порученном мне задании. Поэтому после первого дня работы в ресторане я решил зайти на Набережную в квартиру родственников. Второй день подряд. На этот раз по делу. За виденной мной там стальной каской. Каска была не обычная какая-нибудь, а эпохи Первой мировой войны французского фасона с гребнем сверху и козырьком сзади кроме переднего (я ведь занимался военной историей, поэтому точно знал, что это подлинная французская каска). Цвета зелёного хаки. На месте налобной бляхи была только наварена эмблема, на которой были отштампованы буровая вышка и трактор с землесгребательным ковшом. Я понял, что такую каску Тимофей, студент Горного института, мог приволочь домой с какой-нибудь горняцкой практики. Я спросил его, могу ли я её взять,
– Надо посмотреть, как по-немецки будет "крот". Беру свой Русско-немецкий словарь (напомню, что мои книги по немецкому языку хранились на Набережной) и нахожу там слово "крот". По-немецки "der Maulwurf". Открываю теперь Большой немецко-русский словарь, ищу слово "der Maulwurf", чтобы узнать форму множественного числа. Кроме значения "крот" у него находится и второе, разговорное: так немцы называют диверсантов, разведчиков, подрывников. Ну точно: я есть Maulwurf, ведь я всем своим образом жизни и своей будущей Книгой с изложением в ней своей жизни собираюсь подрывать современное Российское демократическое государство, показывая его порочность. Хотя бы в том, что я тону, и оно, вот такое демократическое, не может мне ни чем помочь. Ведь кто я в нём? Равный со всеми, и тогда с какой стати государству мне помогать? Выживай как знаешь! Да, моя Книга будет упрёком ныне действующей государственной системе, упрёком, заставляющим задуматься о необходимости коренным образом эту систему менять, чтобы человек не чувствовал себя одиночкой, до которой у государства нет дела: пусть выживает, как хочет! Да, я подрывник этой системы, Seemaulwurf специального назначения, спецназовец "морской крот". Да, я буду ходить по Невскому и вообще по центру города отныне в бушлате и каске. Или нет, на голову я одену кепку, найденную мной прошлым летом, с приклеенным к ней белым париком, и тёмные очки одену, найденные также прошлым летом, круглые, как у Джона Леннона, а каску на лямке повешу за спину, и портянки обмотаю поверх чёрных джинсов - такой образ будет ярче, и кепка с париком и очками будут в тему, ведь мне как диверсанту, шпиону, разведчику, подрывнику нужно сохранять конспирацию. И портянки клетчатые надо намотать на ноги поверх джинсов.И смеху будет больше при виде меня такого, эпатажного. И запомнят меня лучше, что, да, действительно, ходил тут один по центру города в парике и с каской, и в бушлате при портянках, что будет хорошо, что послужит подтверждением, что я, Алексей Павлов, действительно был такой. И бедствовал. А на меня никто не смотрел, и стыдливо отводили глаза при виде меня с баулом, типичного бомжа. Зато теперь я заставлю смотреть на себя и указывать на меня пальцем. Я ведь тяжело переносил, что люди стыдливо отводили глаза при виде меня, бомжа, и я теперь дополучу недополученное общественное внимание. я заставлю о себе говорить. Да, моё хождение в таком виде будет идейным эпатажем. И пусть общество запомнит, что я действительно был, есть, и буду. Да, у меня всё будет хорошо, и я ещё долго буду. Буду жить! И благоденствовать!
И я написал на яркой оранжевой бумажной полоске чёрным цветом готикой по-немецки Seemaulw"urfe. И приклеил эту полоску к каске с левого бока узким скотчем. А лямку сделал длинную, чтобы каска висела за спиной. О! Что я ещё нашёл! Как раз в тему: детские тёмные ортопедические очки-цилиндрики на маске и на белой резинке от трусов вместо душек. Наверное, их в детстве носил Тимофей. Мне как "кроту" они пригодятся для большей эпатажности моего образа. Я беру их без спроса, полагая, что их хранят просто так, на память.
И на следующий день, 1 апреля, я пришёл вот в такой униформе "морского крота" на работу в ресторан. Первое апреля располагало к шуткам, и мой внешний вид был одобрен и вторым грузчиком, и шеф-поваром, спускавшимся на склад в подвал за продуктами. Я объяснил им концепцию своего мундира спецназовца-диверсанта "морского крота". Кроме каски с ортопедическими очками на резинке от трусов и кепки с приклеенным париком я взял с собой на работу третий головной убор: найденную зимой в снегу трикотажную шапочку с прорезью для глаз цвета зелёного хаки. Поэтому после перемены каски с ортопедическими очками на кепку с париком, вызывающей всеобщий смех как на складе ресторана, так и на кухне, шеф-повар Андрей попросил у меня мои головные уборы, и третий головной убор, шапка с прорезью для глаз, надетая в свою очередь Андреем, валила от смеха всех наповал. Насмешив моими головными уборами всех на кухне, шеф-повар Андрей попросил меня самого показаться наверху в курилке в полном облачении - в бушлате и портянках, при очках и в кепке с париком, и с каской за спиной.
После первого апреля, то есть моего второго подряд рабочего дня, у меня был выходной. Я решил в этот день не выходить кормиться на улицу из урн, мусорных баков и со скамеек. Думаю, что мне не пристало этого делать, ведь я уже устроился на работу, и если я сутки поголодаю до кормёжки на работе завтра в ресторане, то со мной ничего не случится.
3 апреля утром я вовремя пришёл на работу в униформе "морского крота" и принялся разгружать машины с продуктами. В каске. Но без бушлата и кепки с париком. С девяти до одиннадцати я, голодный, работал-разгружал, думая, что скоро будет перекус. И вот, когда утренние машины все были разгружены, мне вдруг сообщают:
– Ты больше нам не нужен. Ты нам не подходишь: ты уволен!
Для меня это было как гром среди ясного неба, ведь я работал с усердием и без замечаний. Я понял, что повторяется в который уже раз одна и та же история. После моего начала работы грузчиком в ресторане с его входной двери объявление о приёме на работу грузчика не было снято. И в этот день, 3 апреля, на работу вышел в первый раз ещё один новый грузчик. Где мне до него!? Ведь именно по нему видно, что он дружит с бутылкой, именно он не умеет говорить, он не красив, уже не молод (по сравнению со мной), вследствие чего не притязателен, в общем, скорее всего, по мнению ресторанного начальства, будет работать и дольше меня, и менее требовательно к условиям труда в ресторане, и им легче будет манипулировать ресторанному начальству. Короче, мне не дали даже доработать мой третий рабочий день, не то, чтобы поесть полдвенадцатого. Ведь у них была замена мне. И приказали отправляться домой. А за зарплатой сказали приходить после пятнадцатого апреля, когда будет получка у всех работников ресторана.
Я лишь смел просить, чтобы учли мою работу в третий день, ведь я выходил на работу и работал. Увольнение я воспринял не только душой, но и пустым желудком, будучи крайне голодным. И я решил, что после этого случая я больше не буду пытаться устроиться на работу куда бы то ни было до с'aмого суда, в который я верил. Или до отъезда в Бундес. И я продолжил ходить и сканировать глазами скамейки, урны да бачки. Уже в мундире "морского крота", считая себя на войне на выживание. Собственное выживание. А мысленно я всё время, пока ходил в поисках съедобного, был с Богом: я молился. И о том, чтобы поскорее Он положил конец такому моему роду деятельности, и о том, чтобы он простил мне это занятие, и о том, чтобы Он уберёг меня от заразы. Да, я с начала марта, когда меня забодал бык, мысленно всегда был с Богом, Который заполнял меня всего: я чувствовал Его в себе. В Александровском саду я нашёл однажды жилетку от спортивного костюма - тройки. Теперь вечерами я надевал её, когда выходил на промысел в Александровский сад, чтобы своим бушлатом не провоцировать пьяных курсантов из Дзержинки. Теперь мне было намного легче. И потому что я мог теперь в любое время не бояться подниматься к себе на лестничную площадку и спускаться с неё, и потому что мне стало жить сытнее. С каждой неделей я находил всё больше питья и еды. У некоторых свидетелей того, как я добываю себе пищу и питьё, я просил прийти на мой суд, дав им расписаться и взяв их адреса и телефоны. Сначала я ходил в форме "морского крота" в поисках пропитания, не стесняясь в ней лезть в урны, а даже наоборот, я чувствовал, что мой внешний вид извиняет меня в глазах окружающих. Но получив большую дозу внимания и большую порцию смеха в свой адрес, я пришёл вот к какому умозаключению. Вот я хожу в мундире "морского крота" и вызываю всеобщий смех. И живу я без женщины. И питаюсь как птица небесная, чем Бог пошлёт. И думаю всё время о Боге. И о торжестве Справедливости, победе Добра и Любви, что равно означает - о Боге. Так кто же я, живущий не как все остальные люди? Я отщепенец? щепка из поговорки "Лес рубят - щепки летят" в смысле: "В демократическом обществе неизбежны пострадавшие вроде меня от демократических порядков"? Нет, я не отщепенец, и не отброс общества, а я ангел, слуга Божий. Я инструмент в Его руках. Ведь, как известно, смех продлевает жизнь. А жизнь дарит Бог. Следовательно, и дополнительные минуты, вызванные смехом, также от Бога, а не от меня лично. Ведь при виде меня, такого, в униформе "морского крота", люди часто произносят: "О, Господи!". Либо матерятся: "О, мать!". А ангелу не пристало лазать по урнам и бачкам, сканировать скамейки, и я в мундире "морского крота" перестал это делать. Но я не перестал носить свой эпатажный костюм, чувствуя себя в нём данди. Теперь у меня были разделены выходы с лестничной площадки на улицу на 2 вида: в поисках еды-питья, и в этом случае я ходил в одном бушлате без причиндалов, и просто погулять-поэпатировать народ своим внешним видом, и тогда я экипировался полностью "морским кротом".Но опять я забежал чуть вперёд, ибо в ближайшие-то дни я буду при деньгах. 4 апреля, то есть сразу после работы в ресторане, то есть когда я был ещё без денег, я был на площади Александра Невского перед входом в метро (здесь я также собирал оброненные людьми гривенники). И именно у меня спросил человек, вылезший из метро:
– Брат! Где тут вход в гостиницу "Москва"?
А ведь выход из метро станции "Площадь Александра Невского" был рядом со входом в гостиницу "Москва", в одном с ней здании, в здании гостиницы. Поэтому я махнул рукой в сторону входа со словами:
– Вон он, соседняя дверь.
– И я поспешил сказать приезжему следующее, пока он от меня не удалился: - Вот ты обратился ко мне словом "брат". Значит, ты тоже мне брат. Так вот, брат, ты идёшь в гостиницу, а у меня нет дома, и есть охота. Так помоги, как можешь!
– Всё! Понял тебя! На, вот тебе деньги (даёт мне тысячу рублей одной бумажкой), зайдём сюда (мы стояли перед стекляшкой-забегаловкой, расположенной напротив выхода из метро, и мы зашли в неё), давай заказывай себе и мне пива, а себе ещё, чего хочешь, поесть.
Я заказал пива и еды. Торговые наценки на пиво и обычную еду мне не понравились, я бы с удовольствием эту тысячу стал разменивать-покупать на неё где-нибудь в другом более дешёвом магазине, но я не хотел отказывать своему благодетелю, который, наоборот, скорее всего привык пользоваться дорогими услугами общепита и дорогими магазинами, и я заказал пиво и большую булку с чем-то красиво на ней наложенным, чем конкретно, кроме листа салата, я не помню.
– Ты давай, начинай есть, а я сейчас зарегистрируюсь в гостинице и оставлю в ней свою сумку, и вернусь к тебе попить с тобой пива, брат!
Я принялся есть. Через десять минут вернулся брат. Он протянул мне свою визитную карточку. Читаю. Он Дмитрий Орлов. Где-то и кем-то работает. В Москве. Следует отметить, что вид у этого Дмитрия Орлова был действительно как у "братка", то есть как у бандюгана, ибо с такими внешними данными, как у него, все обычно идут в бандиты: коренастый, невысокого роста, без шеи, с бритой наголо головой, с грубой работы лицом, с маленькими глазками, в чёрной кожаной куртке. Плюс обратился ко мне "брат". Хорошо, что не "братан", "братишка" или "браток" - тогда бы я не стал к нему обращаться и ни о чём просить, а так, слово "брат" меня подкупило-тронуло. В-общем, мне повезло. А визитку Дмитрий Орлов дал мне со словами:
– Если у тебя возникнет какая-нибудь реальная коммерческая идея, то обращайся, я готов тебе дать много денег, но ты будешь отдавать мне 30 процентов прибыли. Надумаешь - звони!
И мы расстались. Я несколько дней хорошо питался и купил себе несколько икон. И десятирублёвых, и двадцати, и сторублёвых. Типа, я таким образом готовился к отъезду в Германию, ведь где я там найду такие иконы, которые мне будут по душе? А здесь на Родине я мог выбрать их, какие захочу. Деньги кончились довольно быстро, и я продолжил сканировать урны и скамейки. А мусорные баки мне уже больше не было нужды перерывать - стало хватать со скамеек и урн и подобранных гривенников.
7 апреля мне позвонили из юридической консультации юрфака и пригласили на следующей неделе на приём (Вот и пригодился мне мой мобильный телефон!). Числа десятого я пришёл туда. И поведал свою историю в подробностях принимавшему меня студенту-старшекурснику. Он назначил мне встречу через неделю, после того, как он проконсультируется по моему делу с профессором юрфака. Мой дальний поход на 23-ю линию Васильевского острова - именно там была организована юридическая консультация - был возблагодарён Богом: выйдя из консультации на улицу я обнаружил в урне перед входом в неё двухлитровую бутылку, целую, нераспечатанную, но без этикетки, "Кока-колы" с обшарпанными боками. По-моему, ею играли в футбол, а потом выбросили студенты юрфака.