И тысячу лет спустя. Трэлл

— Ну и техника безопасности…

Мирослава уже подходила к воротам, ведущим из деревушки, как вдруг Бруни чего-то испугался и громко завыл. В соседней избе послышались шаги.

— Бруни! — заругалась Мирослава, пытаясь открыть засов дрожащими руками.

Щелчок. Свобода.

— Бежим, малыш!

До реки оставалось метров сто.

— Как и любые другие племена, славяне всегда строили общины рядом с источником воды. Вероятно, это все-таки была одна из тех необычных современных общин, что сохранила обычаи и язычество... Странно, что мы с Сашей упустили этот момент, когда строили свой маршрут. Не славяне, а сектанты, ей-богу! — объясняла она Бруни на ходу, будто пес мог понять хоть словечко.

Мирослава стояла на берегу Волхова. Она с опаской смотрела на реку, освещая ее факелом. Лед еще даже не начал таять, а берега можно было отличить только по пологим склонам — так сильно они были припорошены снегом.

— Как можно было провалиться под лед?.. Он же... Ладно, тут метров двести перебежать... Ты справишься.

И она справилась. Лед был твердый, плотный и абсолютно безопасный. Бруни верно бежал за хозяйкой, но посреди реки вдруг остановился, завыл и заскреб лапами по льду. Мирослава пригляделась, опустила факел и увидела ту самую прорубь, из которой ее достали. В глазах снова потемнело.

— Ко мне!

Пес продолжал скулить и скрести лед когтями так, будто там кто-то прятался.

— Бруни! Ко мне!

Мирослава перешла на тот берег и обернулась. Бруни до сих пор стоял у проруби и пристально, почти по-человечески, смотрел на хозяйку. Наконец, он сдался, медленно и, опустив голову, нехотя пошел вперед.

Тогда ей вдруг подумалось: как она могла упасть под лед, если сейчас он даже и не думал трещать под ее ногами? Она ясно помнила, как бежала за Бруни по этой самой реке, на этом самом месте, а поймав его, села рядом, чтобы пристегнуть поводок к ошейнику. Тогда-то лед вдруг и затрещал, завыл, и вода проглотила ее, как маленькую рыбешку, даже не дав возможности опомниться. Разве толстый лед ломается от веса тела так быстро? Разве не должны трещины поползти паутиной, как это бывает в фильмах, а главная героиня бежать и бежать, чтобы спасти свою жизнь?

Они шли около двадцати минут, когда Мирослава, теряясь в догадках, снова остановилась.

— Где-то здесь должна быть могила князя Олега... Пещеру тоже не могу найти... возле которой я упала...

Она пощупала свои карманы в поисках телефона.

— Ужасная привычка!

Они бродили еще полчаса вдоль реки, но ничего похожего из того, что она искала, не было. Ни домика, в котором они остановились с мужем, ни могилы Вещего Олега, ни намека на село. По ее замерзшему лицу посыпались горячие слезы. Отчаяние, обида, усталость, страх, непонимание — все чувства смешались и давили изнутри. Она горько и громко плакала, не стесняясь своих слез, ведь никто ее не мог услышать, и продолжала идти вдоль берега уверенным шагом. Тогда ей стало стыдно от самой себя. Столько дети не плачут, сколько она пролила слез за последний день.

— Не переживай, малыш, — она утерла нос рукавом своего полушубка и заметила, как неприятно он пахнет. — Через десять минут или через десять часов... река все равно приведет нас к людям. Волхов идет от Новгорода к Ладожскому озеру… Так что куда-нибудь мы точно придем! Без течения не могу определить, в какую сторону… Так, Бруни! Думай со мной! Солнце садится на западе…

Она остановилась, чтобы вспомнить, где именно было солнце, когда она была окружена сектантами.

— Там, где солнце, там и запад... по левый берег реки... Ладожское озеро находится на севере... а значит... сейчас мы идем в обратную сторону. Когда мы упали в воду, мы были недалеко от нашего домика, но когда вернулись к проруби, село словно исчезло.

Мирослава села на колени и опустила голову.

— Я что-то упускаю... Может, нас вытащили из другой проруби? Нет, невозможно... мы были под водой недолго, иначе бы... Как можно потеряться в трех соснах?! Что за топографический кретинизм! Твою мать, соберись! Так, нужно снова вернуться к проруби и начать все сначала... Я просто пошла не в ту сторону... Село же не могло исчезнуть, верно? Наверняка Саша уже вовсю ищет меня вместе с полицией.

Сердце бешено забилось в груди. Ей казалось, что оно вот-вот вырвется. Больше не было сил плакать, и ее рыдания переходили то в истерический смех, то в удушающий кашель. Хотелось домой, хотелось есть и пить, хотелось залезть в теплую постель и прижаться к мужу.

— Поехали! Поехали! Вдруг ты найдешь вдохновение! Боже! — она громко кричала в сторону леса, пародируя мужа, но даже эхо не соизволило вернуться к ней. — Саша… ты ведь был всегда прав… Я пропаду без тебя…

Вокруг не было ни единого намека на фонарь или источник света. Стояла немая, но такая оглушающая тишина. Удивительно, но российский Север не отличается суровыми зимами как Сибирь. Однако ветра здесь самые злые, мокрые, холодные и пронзающие насквозь.

Мирославе вдруг стало стыдно от того, что она винила мужа в его холодности ко всему кроме денег. Как-никак, но он впервые старался сделать хоть что-то, чтобы спасти их отношения. Нет, Александр не повез ее в Старую Ладогу ради встречи с риелтором. Это было лишь всего удачное совпадение. Он повез ее туда ради ее книги. Не иначе. Она так решила. Она так хотела думать. На том Мирослава успокоилась и смогла найти в себе силы идти дальше. Медленно. Шаг за шагом. Прислушиваясь к скрипу снега и каждому шороху и выставляя руки перед собой, чтобы никуда не упасть и не оступиться. Факел давно потух. Ее удивило, как много снега появилось в лесу за один только день. Неужели его насыпало, пока она спала в землянке? Будто март сменился декабрем.

Бруни послушно шел рядом. Казалось, ему самому было страшно и холодно. Мокрая шкурка покрылась льдом. Хвост опустился и дрожал.

Спустя пару часов Мирослава не выдержала и нашла ближайшее дерево, чтобы возле него помассировать околевшие ноги. Было сыро и жутко. Пальцы онемели от холода и сырых сапог и почти не двигались. От нервов скрутило живот. Она вдруг громко и протяжно рассмеялась. Если бы кто-то мог слышать ее в тот момент, то посчитал бы умалишенной.

— Как легко писать книжки! — не переставая смеяться, она говорила сама с собой. — Делаешь этого смелым, того красивым, а другого богатым! Пишешь так, как тебе удобно, красиво и интересно... и людям нравится, они читают. Но оказались бы они сейчас на моем месте, тогда больше не брали бы эти чертовы книги в руки... Все ложь... Ложь! А еще вот эта… ложная смелость! Я бы никогда не написала, что мой герой распустил нюни из-за того, что упал в воду и потерялся в лесу! А если бы написала — читатели бы с отвращением бы закрыли эту книгу и обвинили моего героя в трусости и тупости! Но черт возьми! Нет и нет! Это чертовски… страшно... и больно. Даже просто упасть в ледяную речную воду… страшно…

Мирослава закрыла глаза, опустилась вниз и, обняв себя за колени, прижалась к стволу березы еще сильнее. Затем она обняла Бруни.

— Держись, малыш. Согревайся. Забирай мое тепло. Уж лучше я сама замерзну.

На некоторое время она уснула от истощения. То могло стоить ей жизни, и она больше бы никогда не проснулась. Если бы не Бруни, который, защищая хозяйку, вдруг начал лаять куда-то в темноту.

Мирослава вздрогнула, осмотрелась и покрутила головой.

— Что случилось, дружок? Что там? На кого ты лаешь? Кто там?

Ей стало страшно от мысли, что она могла уснуть навсегда. Тогда она потянулась к ногам, которых больше не чувствовала. Сняла все еще влажные ботинки и принялась массировать пальцы.

Где-то вдалеке зашевелились кусты. Бруни залаял еще громче. Через несколько мгновений звук и вовсе усилился. Снег скрипел все сильнее и сильнее, а шаги становились все ближе. Мира протерла глаза и увидела тусклый круг света, приближающийся к ней. Она закричала о помощи, но изо рта вырвался лишь неуклюжий хрип. Она кричала еще и еще, пока голос, наконец, не начал прорезаться. Круг остановился на месте, а затем еще с большей скоростью начал убегать от нее.

— Пожалуйста! Стойте!

Мирослава на скорую руку обулась, побежала за светом и вскоре поняла, что кто-то намеренно бежал от нее прочь. Возможно, этот кто-то был такой же напуганный, как и она сама. Бруни следовал за хозяйкой. Свет привел их обратно к реке, и благодаря полной луне видеть стало проще. Человек, бегущий от нее, упал, выронил факел и скатился вниз по склону к реке. Это дало Мирославе время, чтобы нагнать его и перехватить свет. Бежала она как могла, даже, скорее, ковыляла, потому как больше не чувствовала пальцев на ногах. Мирослава подняла факел и аккуратно спустилась вниз, осветив себе путь.