И восходит луна

Грайс было все равно, она принялась дергать за ручку машины, на секунду ей показалось, будто дверь заблокирована, но это было невозможно - Грайс ведь проникла сюда, а блокировка включается только со стороны водителя.

Вывалившись на грязный бетонный пол, Грайс глубоко вдохнула. Стоило все же проверить бардачок на наличие пистолета. Ей могло повезти.

Или не повезти, и тогда промедление могло обернуться чем угодно, но в основном - смертью. Грайс побежала к лифту, потолок разумных решений, на которые Грайс была способна в этой ситуации был преодолен. Она не смотрела назад, не посмотрела даже когда услышала голос, явно женский, ехидный, но механически измененный, как будто женщина говорила в микрофон, искажающий голос. Грайс и не думала, что такое возможно без громоздкого оборудования.

– Не это ищешь?

Прямо у нее над ухом пронесся выстрел. Грайс инстинктивно бросилась вниз, прежде, чем поняла, что так остается открытой мишенью, нужно было бежать дальше, виляя из стороны в сторону. Еще один выстрел просвистел совсем рядом. Ее не хотели убить, нет. Эти выстрелы нужны были, чтобы ее напугать. Грайс лежала неподвижно, по ней нельзя было промазать.

Поднявшись на четвереньки, Грайс собиралась было встать, но именно в этот момент ее сильно приложили прикладом по скуле. Наверное, удар должен был приходиться в висок, но Грайс каким-то чудом успела увернуться. На нее навалился кто-то легкий, почти невесомый, но очень цепкий.

Пистолет был отброшен, видимо, преследовательница не хотела случайно выстрелить в Грайс. Грайс сумела перевернуться, но не скинуть ее. Над ней была хрупкая женщина, Грайс не знала, откуда в ней даже такая сила. Ее волосы были скрыты под капюшоном, а лицо - под фарфоровой маской, где не было отверстия для рта.

На белом, безупречном лбу был красный алхимический знак сульфура, серы.

Бримстоун, Бримстоун.

– Давай, шлюха, зови на помощь, - прошипела женщина, и ее искаженный голос заискрился помехами, а в руках блеснул нож. Грайс попыталась перехватить ее руку. Женщина была совсем тоненькой, казалось бы у Грайс, обладавшей абсолютно стандартной комплекцией, было преимущество, но сил в хрупкой женщине было больше.

Нож прошелся по рукам Грайс, задел ее щеку. Грайс удерживала лезвие, чтобы не получить слишком глубокие порезы, но предотвратить их полностью она не могла. Грайс полагалось бы визжать от страха, и ей и вправду было страшно, от уверенности в собственной непобедимости и следа не осталось, но голос не шел. Борьба была молчаливая, удивительно долгая. Грайс казалось, что вся она покрыта длинными, неглубокими ранками. И Грайс знала, что долго она не продержится.

Вот эти минуты должны были быть у нее последними. И неожиданно она снова почувствовала, что ей все равно. Но это безразличие не заставило ее опустить руки и перестать сопротивляться. Наоборот, Грайс поняла, что может все. И она отпустила девушку, даже не думая о том, что случится сейчас, а потом с размаху, из последних сил, ударила ее по лицу. Маска треснула, осколки фарфора впились в лицо девушку, почти обнажив ее щеку. В это же время нож глубоко вонзился в плечо Грайс. Грайс ударила снова, на этот раз целясь в глаза. Рука девушки разжалась, она взвизгнула, звук был похож на писк настраиваемого микрофона. Грайс, наконец, удалось сбросить ее с себя. Плечо заливала горячая кровь. Грайс подумала, что она не сумеет добежать до лифта, а вот комната охранника находилась совсем рядом. Она метнулась туда, успев распахнуть дверь ровно перед тем, как девушка в фарфоровой маске ее настигла. Руки в перчатках перехватили Грайс за локоть, но она больно треснула дверью и себя, и девушку. Локоть пронзила невыразимая боль, намного более мерзкая, чем боль в плече. Грайс еще некоторое время боролась за то, чтобы закрыть дверь, девушка упрямо тянула ее на себя. Наконец, Грайс сумела перевернуть ручку и закрыть защелку. Дверь продолжала конвульсивно дергаться, будто снаружи ее тянула не тощая женщина, а кто-то огромный, жуткий. Грайс взяла стул, подперла им дверь и только тогда заметила, что ножка стула в крови.

Охранник, чьего имени Грайс даже не знала, лежал под столом. Глаза его были широко, доверчиво раскрыты, будто он смотрел на облака. На его груди было, наверное, с двадцать колотых ран, ни единого живого места, одна развороченная плоть, казалось обрывки форменной рубашки, пропитавшись кровью, вплавились в тело. А вот лицо было нетронутым, мальчишеским, почти красивым. Грайс подумала, что зря, совершенно зря не спросила его имени, и что он больше никогда не спросит, как у нее дела. Наверное, он был добрым человеком. Заслуживал счастья, как и все люди.

В этот момент дверь прошила пуля. Грайс спряталась под столом или, вернее сказать, за трупом охранника. Легла рядом с ним, будто они были подростками, собиравшимися поболтать, валяясь на газоне. Телефон все еще не выпал из кармана. Ей невероятно повезло. Еще несколько выстрелов прошили дверь. Если уж это дверь в комнату охранника, она могла бы и понадежнее охранять.

Грайс совершенно механически нажала пальцем на первый номер в журнале звонков. Лаис взял трубку тут же.

– У меня большие проблемы, - медленно и как-то пусто сказала Грайс.
– Меня пытались убить. И все еще пытаются.

– Что?! Где ты?!

– На работе. Вернее на парковке. Но я работаю не на парковке. На парковке работает охранник. Мы как раз с ним лежим. Это минус третий этаж. Пока.

Грайс выключила телефон. Это мотивировало бы Лаиса быстрее приехать. Что? Лаиса? Почему она вообще позвонила ему, а не Кайстоферу или Ноару? Выстрелы прекратились, теперь в дверь пинали ногами. Стул дрожал при каждом ударе. Не девушка, а берсерк. И до чего навязчивая.

Мысли текли спокойно. Грайс обнаружила, что лежит в луже крови охранника. По всем правилам полагалось бы заплакать.

Через некоторое время, но Грайс не могла сказать через какое, удары прекратились. Остались только она и охранник. Он ничего не спрашивал, и Грайс не отвечала. Пахло, как в мясном магазине. Грайс истекала кровью, и все становилось пустым и незначительным.

Кажется, это Вольтер писал: все становится пустым и незначимым к исходу дня, а тем более к исходу всех дней.

А может и не Вольтер. Может Грайс сама это все придумала.

Через некоторое время стук возобновился. Грайс показалось, что он стал еще хуже, еще сильнее, и громким - ну просто невыносимо. А потом дверь просто вышибли, и погнутый металлический стул Грайс стало так же жалко, как и охранника.

Грайс ожидала увидеть девушку с фарфоровым лицом, а больше никого не ожидала. Но на пороге стоял Кайстофер, а позади него маячил Лаис, а дальше еще полицейские в форме, и Ноар с ними - без формы.

– Я не убивала его, - сказала Грайс, встав, как провинившаяся девочка.
– Наверное.

– Судя по всему, он умер в течении твоего рабочего дня, - сказал Кайстофер.
– Часов семь назад. Полагаю, у тебя есть твердое алиби.

– Да, я в этом уверена. Со мной был мой лаборант.

– Грайси!
– завопил Лаис.
– Ты вообще жива?!

Вопрос был как нельзя более актуальным, но ответить на него Грайс не успела. Кайстофер взял ее на руки, легко, будто она вообще ничего не весила, вынес из комнаты.

– Мне не отрезали ноги, - сказала Грайс.

– Ты считаешь нужным это сообщить?

– В определенной степени.

Машина скорой помощи на этой парковке смотрелась, как приклеенная. Грайс уткнулась лицом в пиджак Кайстофера, пока он нес ее. В салоне машины пахло лекарствами и металлом. Какие-то люди обрабатывали ее порезы, зашивали большую рану на плече, давали ей таблетки и воду, а Грайс смотрела только на Кайстофера. Он сидел рядом и молчал, взгляд его был спокойным, это успокаивало и Грайс.

Постепенно манипуляции, проводимые с ее телом, были закончены. Грайс попросила еще воды, и ей не отказали. Лаис носился туда и обратно, а полицейские на него кричали.

Кайстофер неохотно пропустил к ней Ноара.

– Ты должна рассказать мне все, что знаешь.

Ноар выглядел растерянным. Он будто не знал, что ему чувствовать. Глаза у него были грустные, но зубы - привычно оскалены.

– Она не готова, - сказал Кайстофер. Но он ошибался. Грайс была готова. Она чувствовала себя бездушной машиной вроде диктофона, ей было совсем не сложно повторить все.