И возмездие со мною (Человек боя)

Поскольку мотобанда базируется в зоне, о которой у нас нет никаких сведений, с нее и начнем. Вполне вероятно, что наших парней захватили и увезли туда. Полковник, возьми троих и дуй туда. Выяснишь все, что можно и что нельзя. Но тихо. Связь держать постоянно. Питание — сухой паек, во всяком случае, на ближайшие сутки.

Барков оглядел отряд, молча ткнул пальцем в грудь троим «мстителям», посмотрел на Панкрата.

— Пешком?

— Берите «опель». Если представится возможность, экспроприируйте мотоциклы у нашего противника. Отправляйтесь, — Панкрат усмехнулся, — партизаны. Никогда не думал, что буду возглавлять партизанский отряд в мирное время.

Барков сел в кабину «опеля», опустил стекло.

— Пошли кого-нибудь в Жуковку, кто-то из руководства района вполне может знать, что за воинские части расположены в лесах.

— Проверим.

Барков уехал.

— Родион и Миша, ваша задача — понаблюдать за воинской частью под Фошней, порасспрашивать о ней в селе, только очень осторожно. Думаю, что это настоящая армия, но лучше перебдеть, как говорят, чем недобдеть. До Фошни я вас подброшу, а там смотрите сами.

— Ничего, попартизаним, — легкомысленно махнул рукой Родион. — Так даже интереснее.

Панкрат внимательно посмотрел на парня, у которого дорожные бандиты когда-то убили жену и мать, и поразился той готовности «партизанить», которая в нем жила. Вряд ли ее основой была ненависть к бандитам и убийцам, ненависть все же слишком сильное чувство, сжигающее душу и калечащее нервную систему, чтобы она могла долго руководить поступками человека. Скорее всего Родиону было действительно интересно воевать с подонками, восстанавнавливать справедливость, чувствовать себя сильным и правым. Судя по всему, его не мучили сомнения и в душе он был уверен в необходимости скорого и сурового правосудия, пусть оно и не являлось законным с точки зрения демократической морали.

— Никаких ковбойских трюков, — предупредил Воробьев, — никаких непродуманных шагов! Вы всего лишь разведчики, которые должны вернуться домой во что бы то ни стало и доложить результаты разведки. Понятно? — Панкрат хотел добавить: «иначе подставите всю команду!» — но промолчал.

— Обижаешь, генерал, — оскорбленным тоном заявил Родион. — Не впервой мне ходит в разведрейды. Послушай лучше анекдот про Петьку и Василия Иваныча.

Панкрат повернулся и молча сел в машину. Переглянувшись, остальные «мстители» последовали за ним. Джип, переваливаясь на колдобинах и кочках, развернулся и пополз по лесной дороге в обратном направлении, где уже скрылся «опель» с группой Баркова.

Высадив Родиона и Михаила недалеко от Фошни, Панкрат снова повернул и через несколько минут остановился у Ковалей. Машину загнал в лес, оставил возле нее двух человек, а сам с Толиком, налегке, без оружия, спустился к деревне.

Дом Егора Крутова оказался пустым. Двери его были не заперты, но хозяин не отзывался, и территория усадьбы активно не понравилась Панкрату.

Он увидел множество рубчатых следов во дворе и в саду, а также в комнатах дома, опрокинутые стулья, разбросанную одежду и вещи, битую посуду на кухне, открытую машину Крутова с вывернутыми багажником и бардачком, и понял, что здесь шел обыск. А в бане обнаружились следы крови, что и вовсе привело Воробьева в состояние горестной тревоги.

— Забрали нашего полковника, — глухо проговорил он, разглядывая разгромленную спальню Крутова, поднял с пола джинсы, рубашку, положил на кровать. — Знать бы — кто…

— Расспросим соседей, — предложил Толик.

Панкрат еще раз пригляделся к отчетливому следу рубчатой подошвы (армейский ботинок «леопард», сорок пятый размер) на полу спальни и вышел.

У калитки его ждал небольшого роста быстроглазый мужичок лет пятидесяти пяти в выгоревшей до цвета соломы ветровке, защитного цвета брюках и сапогах.

— Роман, — представился он, быстро переводя взгляд с одного гостя на другого и обратно, — шабер

я, рядом живу. А вы не Егора ищете, часом?

— Кто к нему приходил? — оглянулся на дом Воробьев.

— Да почитай целый взвод, — заторопился Роман, — на трех машинах аж, ОМОН, кажись. Забрали Егора и Лизку мою увезли тож.

— Лизу, вашу дочь? — удивился Панкрат. — Ее-то за что?

— А кто их разберет. Сказали — как свидетельницу, мол, отпустим скоро. Утром раненько и забрали. Тут чего ночью-то случилось!.. — Роман покрутил головой, зажмурился; было видно, что он не особенно переживает из-за дочери.

— Ночью к Егору военные приходили, стрельбу подняли… ну, мы и попросыпались, людей собрали… я ружье взял… В общем, пугнули армию, убрались оне подобрупоздорову. А вы кто Егору будете?

— Товарищи, — сказал Панкрат, — вместе служили. Так вы говорите, ОМОН его забрал? Точно?

— А как же, точно, я в этом деле разбираюсь, сам служил. Все в маскировочных комбинезонах, в масках, с автоматами, и начальник у них — лейтенант, по две звездочки на плечах. Конечно, ОМОН. Говорят, в Жуковке они теперя обосновались, Казанов из Брянска вызвал, для усиления… это… борьбы, значит, с бандитами.

— Ктокто?

— А начальник милиции, фамилия у него такая — Казанов, а кличут все — Казанова. Шут его знает, что за Казанова такая, но баб, говорят, любит… третий раз женился.

Панкрат и Толик переглянулись.

— Да-а, кликуха у него знаменитая, — ухмыльнулся Толик.

— Что ж, спасибо за информацию, отец. Больше никто к Егору не приходил?

— Дак кто ж придет, коли Осип и Аксинья в больнице? Разве что сестры да Васька… дядя евоный, Василий Иванович, дак оне все знают, где он.

— Что ж не убрали в доме, если знають?

— Дак вить не велели подходить. Как не послушаешь? Власть…

— Понятно. Всего вам доброго.

— Прощевайте, добрые люди. Что говорить-то, ежели спросят — кто заходил?

— Кто спросит?

— Да мало ли… семо и овамо… милиция, к примеру.

Панкрат глянул в хитроватые карие глазки-живчики Романа: отец Елизаветы был далеко не дурак и не так прост, как казался с виду. Он многое замечал и все понимал.

— А ничего не говорите, — посоветовал Воробьев. — Меньше видишь — меньше знаешь, меньше знаешь — меньше отвечаешь.

— Это оно конечно, — покивал Роман с пониманием и вдруг быстро спросил. — А правда, что Егор человека убил?

Панкрат спокойно закрыл калитку, посмотрел на соседа, лицо которого выражало теперь сомнение и какой-то тревожный интерес.

— А кто сказал, что он убил человека?

— Да ОМОН жа…

— Не верьте. Егор — очень хороший человек, правильный, зря никого не обидит.

— Дак оно-то конечно… — с облегчением вздохнул отец Лизы, — я же и говорю… обознались ОМОНы-то.

— Обознались, — кивнул Панкрат. — Скоро все выяснится. До свидания.