И все-таки она хорошая!

Труд корректора здесь сложен и требует большего времени, чем у нас. Это удивительно: ведь орфографии-то нет, и корректору не нужно следить за орфографическими ошибками, а работа его тяжелее. Почему?

У нас корректоры смотрят, чтобы каждое слово и предложение были напечатаны в соответствии с единым стандартом, с орфографической нормой. Это — одна из основных обязанностей корректора. Напечатано: расщетлиеость. Противоречит стандарту (стандарт: расчетливость), значит, надо выправить.

Корректор Какографополя так рассуждать не может. У него нет стандарта, нет образца, по которому он мог бы выправлять слова. Вспомните, что слово расчетливость в этом городе может быть написано более, чем шестью тысячами способов [8] ,— и все будет правильно. Но ведь не всякое сочетание букв годится для передачи слова расчетливость, а только шесть с лишним тысяч. Например, буквосочетания расчутливостъ или расчётливесть не годятся, потому что читаются не так, как надо.

8

Больше! Надо еще учесть, что все эти 6336 вариантов могут писаться в Какографополе с большой буквы! Прописные и строчные буквы читаются одинаково, значит…

Значит, у корректора только один выход: проанализировать каждое буквосочетание, может ли оно дать при чтении нужный результат или нет. Дело нелегкое. Недаром корректоры в Какографополе так же популярны, как кинозвезды, искусные врачи и поэты, а труд их приравнивается к труду ученого-исследователя. Большой квалификации люди! А газеты все-таки выходят иногда с опозданием, если попадает текст, трудный для корректорского анализа.

Читают газету…

Вот раннее утро. По улицам сосредоточенно и серьезно спешат прохожие. Раскупают утренние номера газет. Идут, уткнувшись в газетный лист; останавливаются; снова идут. Полностью поглощены чтением, ничего не слышат, не видят.

Да, чтение в этом городе — дело серьезное и требует полного внимания. Мы с вами каждый день читаем газеты, книги, письма, афиши, журналы, всякие документы — и всюду видим строго единообразные написания. Каждый вторник во всех газетах напечатано: вторник, и нигде не видно никаких других написаний. Слово не разгадывается каждый раз заново, а узнается как старый знакомый: ведь я его уже не раз встречал! Если же слово может менять свой буквенный облик, то оно всякий раз появляется как бы переодетым. Вдруг встретился какой-то чудак Фтторнег; не сразу догадается, что это такое… Оказывается, это наш старый приятель вторник, но только в новом буквенном костюме. В новой маске.

Чтобы понять слово, разумеется, не так уже много нужно усилий, дело одной секунды, но если весь текст состоит из таких замаскированных слов, то чтение окажется утомительным занятием. Каждое слово только самую каплю затруднит вас своим нестандартным видом, но капли эти следуют одна за другой…

Орфография сберегает нашу нервную энергию, позволяет с минимальным усилием понимать написанное. Когда читаем орфографический текст, то привычность написаний позволяет нам полностью погрузиться в обдумывание содержания. А что было бы при анархии письма!

То же, что в Какографополе: жители его в чтении, в самом узнавании слов видят серьезную, нелегкую работу. Им сначала надо погрузиться в узнавание текста, а уж потом (значит, еще глубже) — в самое его содержание. Поневоле, читая, ничего не будешь ни видеть, ни слышать.

В моих словах нет никакого преувеличения.

Ребенок иногда может прочесть вслух, например, слово «парта» и не понять его. «А скажи, где лежат твои книги?» — «На парте». — «Так какое же слово ты прочитал?» — «Ах да, это парта». Такие случаи возникают тогда, когда самая техника чтения поглотила слишком много сил и внимания. Это явление встречается и у взрослых. В одном моем эксперименте, при котором условия чтения были очень затруднены, так что хорошо грамотные люди могли прочесть слово лишь с большим трудом, испытуемый, прочтя слова «лев» и «крыля» (вместо крылья), не мог понять в первый момент значения этих слов и вынужден был их несколько раз повторить, пока не смог осознать их значения.

Это пишет психолог Л. М. Шварц в своей книге о навыке чтения [9] .

Неорфографическое письмо в Какографополе поглощает слишком много сил и внимания; чтобы понять содержание, нужно еще дополнительное усилие…

Вот свидетельство педагога: всякие изменения в письменном облике слова «привлекают внимание читателя, отвлекая его таким образом от содержания написанного. Учителя словесности знают это очень хорошо. Если ученическое сочинение написано безграмотно, то его приходится перечитывать дважды: раз, чтобы отметить орфографические ошибки, другой — чтобы вникнуть в содержание» [10] .

9

Л. М. Шварц. Психология навыка чтения. М., 1941, стр. 55–56.

10

К. Г. Житомирский. Молох XX века (Правописание). М., 1915, стр. 27.

Новые наблюдения в Какографополе

Вот трамвай. Много пассажиров. Все читают свежие газеты, молчат. Оказывается, опубликован важный какой-то декрет. Длинный: на четыре газетных полосы. Никого не удивляет, что всю первую полосу пересекли крупные буквы: «Дикред», на второй странице заглавие: «Декрет», на третьей: «Диккрет», на четвертой — снова «Дикред»... Здесь это законно, это принято. В лицах читателей — напряженность, сосредоточенность, даже суровость. Преодолевают текст. В нем много официальных, книжных, редкостных слов; надо их угадать в переменчивой буквенной одежде. Нетрудно догадаться, что означает какое-нибудь длинное слово, всего только секунда, но все же это напряженная секунда поисков и догадок. А вслед за этим мгновением — другое, третье: непрерывный поток.

«Ну, не все же загадки, — предвижу я возражение. — Ведь может встретиться не только Фтторнег, но и вторник, это написание ведь не запрещено; вот на нем читатель и отдохнет, сразу его узнает… И таких случаев может быть даже немало».

Это неверно. Для читателя из Какографополя написание вторник ничем не лучше других — и так же, как другие, требует напряженной, изнурительной работы: чтения.

Вот поэтому в трамвае не слышно разговоров, все напряженно читают. Иногда обращаются к соседу, чтобы посоветоваться и лучше понять. Содержание декрета постепенно проясняется. При втором и третьем чтении оно станет и вовсе ясным.

Не успев дочитать и первой полосы, выходят из вагонов, спешат на работу.

Большой завод. Станки еще стоят: получен заказ на какую-то новую сложную деталь, поэтому начальники цехов, мастера, часть рабочих собрались вместе, чтобы освоить инструкцию по технологии этой детали. Дело нетрудное; не первый год работают. Знают, что ухо надо держать востро: не счесть разными одинаковые названия (как бы различно они ни писались) и различные названия не принять за одно и то же. Тщательно (и не очень быстро) разобрались в инструкции… заработали станки.

Только наступил обеденный перерыв — начались разговоры о декрете. Никто еще не успел прочесть его по конца. И сегодня, и даже завтра — весь не одолеть. Надежда на радио; но ухом не так все схватить, как глазом. Решили позвонить своему агитатору, студенту 7-го курса Разделину. Пусть приедет и быстро, неторопливо имеете со всеми прочтет газету. Неторопливо — значит, чтобы вы успевали следить по тексту, понимать и продумывать. Быстро — значит, с умением, без запинок, не как простой читатель. Студент — ему и книги в руки…