И.А. Гончаров
Шрифт:
Это значило, что романист вплотную уже подступил к восьмой главе заключительной (пятой) части «Обрыва». К сентябрю 1868 года был вчерне закончен весь роман. Но, вернувшись в Петербург (в сентябре), Гончаров вдруг обратился к Стасюлевичу с просьбой «остановить печатание объявления» о романе, от которого ему будто бы «приходится отказаться навсегда». В качестве причины к этому он выставлял «залежалость первых частей романа» и свое нежелание «соваться в публику с этакой безобразной махиной». Непоколебимость своего решения романист подтверждал намерением вернуть издателю весь денежный аванс.
Однако Стасюлевичу удалось в конце концов заполучить роман и начать печатать его.
Порешив отдать рукопись Стасюлевичу, Гончаров, однако, продолжал дорабатывать роман, сильно правил корректуры (Гончаров, как и Толстой, был настоящим бичом для издателей): выпускал «воду» многословия, устранял длинноты и «болтовню».
Полностью
Это письмо чрезвычайно важно для понимания общественной позиции и взаимоотношений Гончарова с революционно-демократической частью русского общества в шестидесятых годах. Однако он явно односторонне решает здесь вопрос о возможности напечатания романа в некрасовском журнале. Одна из фигур романа (Марк Волохов) в известной мере, видимо, в тот момент заслонила от него самого другие, прогрессивные стороны «Обрыва».
В чем же состояли это «общее направление» и идея романа, и в чем он не совпадал вполне с «даже не крайними началами»?
«Обрыв» Гончарова — один из крупнейших русских реалистических романов, отобразивших жизнь дореформенной России. В нем писатель продолжал разрабатывать основную тему своего творчества — «борьбы с всероссийским застоем», с обломовщиной в различных ее видах. Сила реализма Гончарова в этом романе выразилась в том, что он сумел показать существенные явления русской жизни 1840–1850 годов, глубокий кризис крепостнического общества, распад патриархальных основ жизни и морали, «состояние брожения», полную драматизма «борьбу старого с новым». Именно в этой борьбе старого и нового состоит основной жизненный конфликт и пафос романа, вся его художественная концепция.
Ставя перед собой в «Обрыве» задачу нарисовать картину не только «сна и застоя», но и «пробуждения» русской жизни, Гончаров тем самым наметил эпически-широкую форму реалистического романа и сделал новый шаг вперед в разработке антикрепостнической темы.
Правда, в отличие от ряда русских писателей, в частности от Тургенева, он, осуществляя эту тему в своих романах, почти совсем не изображал (если не считать дворни и слуг) жизни и быта крепостного крестьянства. Однако это вовсе не означало, что писатель был чужд народу. «Мне нередко делали и доселе делают нечто вроде упрека или вопроса, — писал Гончаров в предисловных строках к «Слугам старого века» [202] , - зачем я, выводя в своих сочинениях лиц из всех сословий, никогда не касаюсь крестьян, не стараюсь изображать их в художественных типах или не вникаю в их быт, экономические условия и т. п. Можно вывести из этого заключение, может быть и выводят, что я умышленно устраняюсь от «народа», не люблю, то есть не «жалею» его, не сочувствую его судьбе, его трудам, нуждам, горестям, — словом, не болею за него».
202
Статья цитируется по тому 8 Собрания сочинений И. А. Гончарова. Гослитиздат, 1952–1955.
На все это Гончаров давал один, но вполне искренний и верный ответ: «Я не знаю быта, нравов крестьян, не знаю сельской жизни, сельского хозяйства, подробностей и условий крестьянского существования». Отстраняя от себя упреки в «мнимом равнодушии к народу», он говорил: «…то с грустью, то с радостью, смотря по обстоятельствам, наблюдаю благоприятный или неблагоприятный ход народной жизни».
То, что Гончаров не изображал крестьянства, а изображал по преимуществу жизнь и быт поместного дворянства дореформенной поры или выходцев из этого класса, не должно служить поводом для упреков художнику. У каждого писателя есть своя сфера творчества, каждый пишет о том, что хорошо изучил и знает. Важно то, что художник выражает прогрессивные идеалы, мастерски выполняет свою задачу, то есть правдиво отображает жизнь.
Изображая поместное дворянство, быт и нравы крепостных усадеб — Грачевки, Обломовки, Малиновки, Гончаров, как большой художник,
показал некоторые из существенных сторон дореформенной действительности. Писатель сумел сорвать идиллический покров с патриархально-поместного образа жизни, показать крушение крепостнического уклада жизни, назревание глубочайших противоречий между помещиками-крепостниками и закабаленным и обесправленным крестьянством. Ощущение того, что идиллия малиновского существования мнимая, все более и более нарастает у нас при чтении «Обрыва». Даже в таком тихом, отдаленном уголке, каким является имение Райского Малиновка, чувствуется приближение каких-то больших событий. Один из персонажей романа (помещик) говорит, что «мужики… навострили уши», «о воле иногда заговаривают». Как видно из сцены торжественного обеда в усадьбе бабушки Райского — Татьяны Марковны Бережковой, обладатели поместий не на шутку встревожены тем, что «в селе у Мамыщева не покойно». О многом говорит и тот факт, что наиболее убедительным доводом для неожиданного отъезда Ватутина избирается то, что в его деревнях «беспорядки», на деле же причина была другой.Таким образом, хотя Гончаров и не изображал непосредственно жизнь и быт крестьянства, не создал типа русского крестьянина-земледельца, — в его романах весьма ясно и остро нашел свое отражение «крестьянский вопрос» (ликвидация крепостного права). Это был основной вопрос эпохи, и ни один из прогрессивных русских писателей того времени не мог игнорировать его. Но каждый из них освещал этот вопрос по-разному и на различном, близком ему материале. Гончаров хорошо знал поместное дворянство дореформенной и предреформенной поры со всеми его внутренними различиями, оттенками и превращениями. Основываясь именно на этом «материале», Гончаров и создал главные, ведущие образы своих романов, в том числе и романа «Обрыв».
К числу центральных, наиболее существенных по значению образов «Обрыва» относятся Райский, Вера, бабушка и — в двух последних частях романа — Марк Волохов. Именно эти фигуры более, чем другие, несут в себе идеи своего времени, характеризуют отношение автора к действительности. Однако самым центральным лицом романа, если иметь в виду сюжет, фабулу, весь ход развития повествования, является Райский. Если же исходить из того, в ком из действующих лиц выражены положительные, передовые стремления того времени, то тогда таким лицом надо назвать Веру. По высоте и силе своих жизненных идеалов и стремлений она подлинная героиня романа. Правда, метили в таких героев и Райский и Волохов. На это было всего лишь неосновательной претензией. Как общественный тип и как характер Райский не годился для этой роли. В одной из своих статей Гончаров замечал: «Райский сам ничто: он играет роль проволоки, на которую навязаны марионетки». И действительно, по сути дела Райский не играет в романе активной, действенной роли и чаще всего оказывается всего лишь свидетелем происходящего. Но он является «сквозным», то есть проходящим через весь роман, от начала до конца, персонажем. Его фигура связывает и скрепляет все действие. Именно через Райского мы знакомимся с другими персонажами романа.
В начале романа Райский предстает перед нами в петербургском великосветском кругу. Он уже лет десять живет в Петербурге. По окончании гимназии, потом университета он пытался служить, но вскоре бросил всякую службу. Когда ему стало за тридцать, он был ни офицер, ни чиновник, не знал никакого труда. Наконец он выбрал себе «дело». Любя искусство, он стал «немного» заниматься живописью, музыкой… писать. Но труд упорный, как и герою пушкинской поэмы, ему «был тошен». Его жизненное призвание и назначение неопределенно. По лицу трудно было определить его свойства, склонности и характер — лицо его «было неуловимо изменчиво». Подобно Обломову, он то живет, счастлив, глаза горят, то вдруг его как бы охватит неисцелимое страдание. «Нравственное лицо его было еще неуловимее». В нем проявлялись какие-то «загадочные черты». Кто же и что этот Райский? Одни говорили: эгоист и гордец. Другие считали — актер, фальшивый человек — доказывали третьи. «Помилуйте, это честнейшее сердце, благородная натура», — говорили те, кто видел Райского в светлые минуты жизни.
Итак, в кругу даже близких знакомых не складывалось о нем «никакого определенного понятия и еще менее образа». «Кто ты на сем свете есть?» — спрашивает его бабушка.
Первые сцены «Обрыва» как-то всегда недооценивались критикой. Между тем они не только существенны по содержанию, хорошо написаны, но и важны по своей общественной значимости. В них Гончаров «замахнулся» на великосветскую обломовщину, сдернул маску с паразитического существования утонченной и изысканной обломовщины высшей столичной аристократии и бюрократии, раскрыл подноготную мира Пахотиных и Аяновых. Эту задачу он решил с помощью своего героя — Райского.