Идальго
Шрифт:
Семь тонн я и на яхту запихнуть легко смогу. Не сразу — но точно смогу. Но хотя и не сразу, времени у меня оставалось очень мало: железяка сообщила, что отплывать мне (чтобы не попасть под штормовую раздачу) следует не позднее двадцатого мая. Так что мне нужно было за месяц наделать емкостей для масла (точнее, для очень экологичного дизеля), причем таких, которые поместятся в пустые каюты, собственно дизель этот произвести — ради этого пришлось сделать Пепе и Рико начальниками и нанять еще с дюжину человек на переработку масла. Ну и с местными хотелось нормально распрощаться: возникли у меня на них определенные планы. Очень такие конкретные планы — но на не самое близкое будущее.
На будущее, скажем, отдаленное: я очень подробно объяснил местным священникам (причем не только
А закончилось мое прощание (все же, надеюсь, временное) с уругвайцами и аргентинцами тем, что я получил две шикарные грамоты. Не почетные — хотя в них почета было куда больше, чем даже от папской (филькиной) грамоты: меня оба правительства назначили полномочным послом каждой из стран в Европе. То есть в любой европейской стране, а на яхте поднялись сразу два флага. Потому что весть о том, что прежний папа уже помер, дошла и до Ла-Платы и мне теперь папский флаг поднимать было «не по чину».
И в пятницу двадцать девятого мая яхта (получившая, наконец, официальное имя «Дева Мария»), провожаемая толпой важных господ, представляющих руководство двух стран, покинула привычную уже стоянку на рейде Монтевидео. Но оправилась она уже не в Испанию (ее я лишь в качестве «аварийной опции» теперь рассматривал), а прямиком в Санкт-Петербург…
Глава 7
В плаванье я отправился не один, со мной на яхте разместились еще семь человек. Один — «казначей», назначенный одновременно Ларраньягой и де Тагле (и, понятное дело, он был представителем церкви), по одному «секретарю» от Монтевидео и Буэнос-Айреса (вообще-то мальчики на побегушках, сыновья каких-то местных представителей знати, возрастом лет по пятнадцать) и по два вояки от Уругвая и Аргентины, изображавших мою охрану. Причем вояки все имели неплохой такой опыт морских плаваний — и для них, все же с картами, видимо, знакомых, стало потрясением то, что «Дева Мария», выйдя из Ла-Платы, устремилась на юго-восток.
Я бы тоже удивился, но маршрут изучил еще до выхода и знал, что комп рассчитал трассу с использованием так называемых «западных ветров» и соответствующего морского течения — а чтобы его подхватить, нужно было спуститься как раз на юго-восток на полторы тысячи километров. Вроде бы далековато, да и «строго на юг» это от Петербурга было как бы на тысячу с лишним километров дальше — зато следующие четыре тысячи километров до Африки яхта должна была проплыть только под парусами, причем быстро. Очень быстро: если не повезет, то скорость на этом отрезке пути будет под полсотни километров, а повезет — так и вовсе шестьдесят пять. А если уж совсем не повезет… про плохое лучше вообще не думать.
Ни один из моих нынешних попутчиков раньше на яхте не катался, так что пришлось среди них провести «вводный инструктаж», заключающийся в том, что им запрещалось выходить на палубу дальне огороженной площадки у задней двери рубки, запрещалось спускаться в трюм, заходить на камбуз и в рубку без явного моего приглашения. И первое ограничение было вызвано тем, что я точно знал: если человек свалится за борт, то выуживать его из моря будет уже бесполезно. Потому что вода, в которую упадет на полной скорости товарищ, покажется ему не мягче бетонной плиты — и последствия будут аналогичные. Инструктаж я проводил как раз пока яхта из залива не спеша выходила и он был встречен, как я успел заметить, весьма скептически, но когда Ла-Плата осталась позади и «Дева Мария» на всех парусах помчалась у одной ей ведомой цели, народ притих.
Я подозреваю, что ни один из пассажиров в жизни с такой
скоростью никогда не передвигался — а ведь под парусами яхта шла едва лишь с восемнадцатью узлами. Сейчас шла — но и это ввергало пассажиров в священный ужас. Казначей, обладающий чином викария, за обедом еще спросил, почему никто не стоит за штурвалом и я не гоняю моряков работать с парусами — и получил честный ответ, что судном управляет по моей просьбу лично дева Мария, а мешать ей просто неприлично, после чего вообще все вопросы отпали. Почти все: уже за ужином он так же поинтересовался, почему приготовлением пищи для всех именно я занимаюсь, ведь это вроде не совместимо с дворянской честью.— Дон Пастор (вот такое имя у викария было), на этом судне много чудес, обычному человеку непонятных, но из-за непонимания их человек несведущий может что-то сделать не так и все испортится. Я обучался тому, что можно в камбузе делать, довольно долго и способен по крайней мере не нарушить наставления Девы, а остаться в море без горячей пищи желания у меня нет. Так что мне проще самому приготовить всем еду следуя наставления Мадонны, а исполнение ее заветов ущерба дворянской чести нанести не может. А вас я вот о чем спросить хотел: сеньор де Тагле сказал, что вы оплатите любые мои покупки в Европе, но мне хотелось бы знать, на какие суммы я вообще могу рассчитывать. Сами понимаете: попытка купить что-то, что окажешься не в состоянии оплатить нанесет как раз большой ущерб чести…
Вопрос был совершенно не праздный. Во-первых, я даже примерно не знал, сколько денег священники выдали казначею — так что было бы крайне неприятно оказаться в описанной мною ситуации. А во-вторых…
Я уже совершенно точно знал, что церковь в «провинциях Рио-де-Ла-Плата» была куда как богаче всех тамошних государств. Хотя бы потому, что церковную десятину там платили абсолютно все (кроме, разве что, парагвайцев после установления там диктатуры) и церковники большую часть полученного просто складывали в свои загашники. В разговоре с Ларраньягой я совершенно случайно узнал, что два основных собора (в Буэнос-Айресе и в Монтевидео) хранят в своих подвалах золота, например, больше, чем его имеется у всех «гражданских» жителей этих территорий. Но это золото составляло лишь небольшую часть накопленных богатства, так что мне два самых важных церковника двух стран могли с легкостью отсыпать всякого ну очень много. Но могли и не отсыпать, ведь им сейчас предстояли огромные траты: те же заводы новые выстроить, да и два университета должны были в очень немаленькую копеечку обойтись.
А с университетами было вообще очень интересно: де Тагле мало что решил выстроить «лучший университет в католических странах», так еще решил привлечь в качестве преподавателей самых лучших современных ученых. Кого именно, я не очень представлял (он говорил, но имена оказались мне совершенно незнакомыми). То есть не представлял за исключением планируемого декана химического факультета: на эту должность гонцы де Тагле уже отправились смаривать самого Дель Рио. А это был действительно знатный химик, я у попа его книжку взял почитать и в ней уже много полезного для себя вычитал. То есть книжку я просто «скормил» компу (дорогие сейчас были книжки, эту мне де Тагле с трудом дал на недельку всего), а потом время от времени ее почитывал. То есть раньше почитывал, просто чтобы быть в курсе нынешних научных достижений — а сейчас я просто сидел (в рубке или, чаще, просто в своей каюте) и думал над тем, как бы получше (и побыстрее) применить с большой пользой описанное в книге Дель Рио «новое» вещество, придуманное всего тридцать лет назад Эдвардом Ховардом…
Если мои пассажиры и думали, что яхта плывет осень быстро, через два дня мнение свое они поменяли. Железяка верно рассчитала маршрут, да и вероятностные ее прикидки оказались вполне обоснованными — и утром тридцать первого паруса поймали краешек раскинувшегося над всей Южной Атлантикой циклона. Самый-самый краешек, железяка своим ровным голосом сообщила, что скорость ветра составляет всего-то шестьдесят пять километров в час. А скорость самой «Девы Марии», идущей под заметных таким углом к ветру, была уже в районе семидесяти…