Идальго

— Военным генерал-губернатором является князь Голеницев-Кутузов Павел Васильевич.

— Вот, надеюсь, что Павел Васильевич нам какой-нибудь особнячок под посольство и подберет. Ну что стоишь? Беги уже, исполняй службу…

Федор Иванович сам не очень понял, почему он выполнил распоряжение этого иностранца, но через десять минут на палубе суденышка стоял десяток солдат, а сам он сел рядом с этим… адмиралом на удобный диван, стоящий под навесом позади надстройки. А затем этот… человек сто-то негромко сказал на иностранном языке, паруса очень быстро поднялись — сами поднялись! — и яхта, почему-то издавая низкий, едва слышный рык, с невероятной скоростью помчалась вперед. И капитану артиллерии стало понятно, что день у него сегодня будет очень насыщенным и интересным…

Наверное, я очень соскучился по Родине, и поэтому, когда с форта ударила пушка, явно намекающая, что дальше плыть не стоит, я сильно рассердился. И в сердцах наорал на спустившегося на причал офицера. Но в целом все получилось не так уж и плохо: офицер согласился проводить нас в столицу, даже охрану для яхты захватить согласился. Вот только в Дворцовому причалу нам подойти не удалось: поперек реки — как раз перед причалом — оказался мост, причем не разводной, а вообще наплавной. Но перед мостом тоже нашлось место, где причалить — а посланный офицером солдатик уже через пять минут подогнал к месту нашей высадки экипаж и мы отправились в гости к генерал-губернатору. Мы — это я, викарий-казначей и соответственно этот офицер, которого звали Федор Иванович.

По дороге я Федору Ивановичу вкратце рассказал про две великие южноамериканские державы, особо в ненужные детали не углубляясь дабы его не смущать — и уж не знаю, что он там Павлу Васильевичу пересказать успел, но нас (с викарием) глава Санкт-Петербурга принял буквально через пятнадцать минут. Очень вежливый оказался товарищ:

— Я раз, что высокие гости из столь дальних стран посетили нашу столицу. Но из слов капитана Красикова я не совсем понял, по какой нужде вы решили ко мне обратиться.

— Нужда у нас простая: мы представляем посольство… два посольства заокеанских держав, и нам было бы неудобно ютиться на судне в ожидании аудиенции у императора. Смею надеяться, что вы, как глава города, можете нам поспособствовать в приобретении, хотя бы на время, какого-либо особняка.

— Так вы квартирмейстер посольства? — с легкой усмешкой спросил Павел Васильевич.

— Как раз нет, — едва удерживаясь от того, чтобы не расхохотаться, ответил я и повернулся к викарию:

— Дон Пастор, передайте господину губернатору мои грамоты.

— Что-то я не разберу… — пробурчал Кутузов, вглядываясь в буквы на украшенной золотыми гербами бумаге.

— Это по-испански, а если у вас нет толмача под рукой, то… вы какими языками владеете? Латынь, французский?

— Пожалуй, лучше французский… а вы этот язык что ли не знаете?

— Знаю, но уж лучше вам переведет этот документ секретарь посольства. А я французский не знаю, так что он не будет стараться сказать что-то лично мне приятное.

Викарий французский знал вероятно даже лучше, чем князь Голеницев-Кутузов, но затык случился не из-за языка:

— А где этот идальго и граф? Ждет на корабле нашего ответа? — и князь тут же повторил вопрос по-французски. А после довольно долгого и излишне, ответа Пастора, он, глядя на меня, несколько ошарашено спросил:

— Этот господин сказал, что вы назначены послом обеих стран… потому что пресвятая дева Мария лично вам покровительствует и в делах всех помогает, и что пресвятая дева с вами разговаривает, по вашему зову является народу… он что, сумасшедший?

— Нет. В смысле, он не сумасшедший, и при одном явлении Мадонны он лично присутствовал. И не он один, там тысяч двадцать человек было — но дева не по моему зову является, а когда сама считает это необходимым. А разговаривать… этот корабль выстроила — и посвятила Деве моя тетка-испанка, двоюродная тетка, в Веракрусе — это в Мексике — построила. А недавно усопший папа Римский ее благословил и попросил у пресвятой девы защиты для меня, поэтому, вероятно, пресвятая дева иногда со мной на корабле и разговаривает. Но на самом деле она просто следит, чтобы я исполнил свои обеты и при необходимости направляет меня на путь истинный, следя, чтобы я не свернул с праведного пути…

— Так вы католик?

— Я — точно нет, но мы, я думаю, сейчас этот вопрос обсуждать не будем. Давайте сначала решим вопрос с особняком для посольства.

— Вероятно, подобрать такой в столице было бы нетрудно, но хватит ли у вашего посольства средств для его приобретения?

Я повернулся и задал этот вопрос викарию, на что тот просто сунул руку в карман и вытащил забавную побрякушку. Честно говоря, у меня челюсть отвисла: в оправе из белого металла на довольно толстой цепи висел изумруд размером чуть ли не с грецкий орех. А попик пояснил, сначала по-французски для князя, а потом и по-испански для меня:

— Этот изумруд стоит немногим дороже, чем Собор Непорочного Зачатия Пресвятой Девы Марии и Святых Филиппа и Иакова…

— Это главный столичный собор Уругвая, — тут же пояснил князю я. А викарий продолжил:

— Мы желали бы подарить его вашему императору и надеемся, что небольшой особняк в качестве ответного дара…

— Граф, — не дал викарию договорить князь, — я не уверен, что подобрать должный особняк у меня выйдет уже сегодня, но я с радостью приму ваше посольства у себя дома. А завтра, или в крайнем случае послезавтра вы обретете то, что делаете.

— Спасибо за приглашение, но мы, пожалуй, еще некоторое время пробудем на нашем корабле. И прошу не обижаться, я всего лишь исполняю обет, а пресвятая дева скорее всего не обрадуется, если я его нарушу. Поэтому мы вас сейчас покинем… а если вы найдете способ ускорить мою аудиенцию с императором…

— Безусловно, безусловно, я сделаю все, что будет в моих силах. Единственное, о чем я вас хочу попросить, так это переставить ваш корабль к Дворцовой пристани.

— Так мост мешает.

— Мост ночами разводится, я распоряжусь сегодня его пораньше развести…

Ну да, ради огромного изумруда можно и мост развести, и даже особнячок у кого-то забрать: про особняк мне гонец от князя сообщил уже на следующее утро часам к десяти, причем особо подчеркнул, что освободят его «нынче же к вечеру». Нехилый такой особнячок, трехэтажный — и к нему можно вплотную яхту мою по каналам каким-то подвести. Но это было лишь мелким достижением моей дипломатии (а точнее, изумрудной дипломатии викария Пастора). А по-настоящему важным было то, что Павел Васильевич сообщил, что «император меня ожидает» уже послезавтра. Поэтому спать я отправился, прияв «снотворную таблетку»: очень уж переволновался. От разговора с Николаем зависело, получится ли у меня то, что я задумал — а опыта разговоров с русскими императорами у меня не было ни малейшего, так что если я облажаюсь…

Но я все же не облажался, хотя разговор прошел совсем не так, как я ожидал. Впрочем, все всегда случается не так, как планируется, так что я даже и не расстроился особо. Просто уже некогда расстраиваться: нужно начинать работать. И работать уже по-настоящему…

Глава 8

Встреча с русским царем прошла именно так, как я ожидал: в большом зале собралась толпа высокопоставленных граждан, из которых лично я знал только Карла Нессельроде. Не в лицо знал, а просто фамилия была знакомая — но, когда мне его представили, лицо его мне очень не понравилось. Затем Пастор меня официально представил (и для царя уже нашли переводчика), после этого уже я выступил с краткой речью на тему того, что три могучих державы имеют много общих интересов и могут в ближайшее время много чем взаимовыгодным заняться, для чего, собственно, я в России и приехал. Николай тоже выступил (кратенько так, как я понял, ему весь этот цирк изначально не нравился и он вообще не понимал, какая польза может быть от связей с государствами, о которых здесь вообще никто раньше не слышал), и наконец наступил торжественный момент вручения императору верительных грамот. Об этом как раз Нессельроде и сообщил, Николай милостиво так кивнул — и я, изображая из себя настоящего идальго, подошел в нему и протянул бумажку. Тихо при этом сказав уже по-русски: