Идеальная совокупность. Том 2

Впереди завиднелось четырёхэтажное кирпичное здание, обнесённое изгородью. Справа от закрытых ворот торчала будка КПП.

Это специализированный дом-интернат для инвалидов и престарелых. Знаменитый дом призрения. Его жильцы, половина которых засиженные рецидивисты, на казённом языке именовались обеспечиваемыми.

Оставь надежды, всяк сюда входящий [64] , обязательно говорил Маштаков, когда они наведывались в эту глушь в связи с очередным кровавым происшествием.

64

Цитата из «Божественной комедии» Данте Алигьери, заключительная фраза текста над вратами ада.

Прощаться с надеждами Андрею не пришлось, потому как пункт «посещение социального учреждения» в его планах отсутствовал.

Проверившись, не следует ли кто в кильватере, опер вильнул по тропке к недострою на чётной стороне улицы. Дом имел заброшенный вид, при том что забор вокруг него был высокий, глухой и крепкий. Железная калитка также вызывала уважение. Рязанцев знал, что она должна быть открыта. Так и вышло. Он потянул дверь на себя и боком скользнул в образовавшийся проём.

На лавочке под яблоней сгорбился старик в плаще с капюшоном, накинутым на голову.

– Точность – вежливость королей, Андрюша, – молвил он с укоризной.

– Извини, Виктор Иваныч, – принимая правила игры, убойщик оказал уважение возрасту.

Человек в капюшоне оперся на клюшку и за несколько приёмов поднялся. Трудный маневр сопровождался кряхтеньем и хрустом в коленях.

– Портки драповые, кальсоны, плащишко… Это сколько ж на мне тряпья? А пяти минут хватило, чтоб почки заныли, – посетовал мужчина на контакт с напитавшимся дождевой влагой сиденьем, а заодно и на годы. – Воистину старость не радость, Андрюша.

По паспорту гр-н Сидельников В.И. вовсе не был престарелым. От установленного законом пенсионного возраста его отделяла пропасть в девять лет.

В заслуженные старцы он произвел себя своей властью, из следующей логики исходя: год строгача за три надо считать. А карцеры и шизняки [65] – там день за пять идти должен! С правильной арифметикой на круг полвека трудового стажа…

Задача по устройству Витька в стационар поначалу всем казалась безнадёжной. Но это, без преувеличения, был единственный вариант спасения его многогрешной жизни.

65

Шизняк – штрафной изолятор в колонии, ШИЗО (жарг.)

Крайний раз откинувшись, Сидельников вернулся к разбитому корыту. Сожительница отказала ему в крыше над головой, не простив подлянки в отношении брата [66] . Мольбы Валюху не разжалобили, угрозы не испугали.

С полгода бедолага мыкался по корешам, таким же золоторотцам. В одном шаге находился от того, чтобы забомжевать и крякнуть под забором.

Выручила настырность. Два, а то и три раза на неделе Витёк соскребал себя с лежанки в узле теплотрассы и ковылял в милицию. Просачивался через кордоны, условным стуком стучался в двери розыскников, ныл о своих прежних заслугах. Челобитье имело резоны. Конфидент официально был «в корках» [67] под звучным псевдонимом «Космонавт».

66

История проходит через романы М. Макарова «Эффект присутствия» и «Реверс».

67

«В корках» – официально оформленный агент оперативной службы (проф. сленг).

МВД, однако, плевать на отработанный материал. Кто такой Витёк на текущий момент? Доходяга. Какой от него выхлоп? Нулевой. Ну, и идёт он лесом. Тем паче, что его прежние кураторы, влиятельный барин Птицын Вадим Львович и совестливый выпивоха Миха Маштаков, давно за бортом системы. Титов, лужёная глотка, от оперативной работы отошёл, вопросы не решает.

Витёк усыпил бдительность секретарши и ужом проскользнул в кабинет начальника КМ.

– Сан Саныч, я ведь такое знаю, – отчаяние сподвигло его на шантаж, – ежели чего, мало никому не покажется. Помните, как мы с вами хороводы вокруг мистера прокурора водили? В парке-то?

– Сядь! – начальственный перст указал на стул за приставкой.

– Сесть я всегда успею, – суеверная оговорка объяснялась издержками профессии. – С вашего дозволения я присяду.

Витёк опустился на самый краешек стула. Выпятил трубочкой синеватые губы, заскорузлые от въевшейся грязи руки сложил на коленях, демонстрируя полную лояльность.

Борзов озадачился. В кино попутавших берега горлохватов утилизируют как вторсырьё. Драматургия жизни куда сложнее.

Идея со специнтернатом стала итогом его философских раздумий. Воплотить замысел велено было Рязанцеву, это же он пригрел «воскресшего» агента, подарив тем самым ему надежду.

Начали с оформления инвалидности. Болячек у Витька было, как блох у шелудивого пса, но тянули они лишь на третью группу. Чтобы выправить вторую, пришлось подключать связи в мире эскулапов. Бюрократическая машина ржаво заскрипела. В итоге медико-социальная экспертиза признала артрит, осложненный перенесённым гепатитом, серьёзным нарушением опорно-двигательного аппарата.

Сан Саныч изначально поставил Рязанцеву условие: «Твой человек будет прикрывать объект от и до! На халяву пусть не надеется».

Дом-интернат – прибежище вышедших в тираж лиходеев. Убийства там случались регулярно, преобладали бытовые, примитивные. Гемор был в том, что старичьё – публика, упёртая идейно и хлипкая телесно, колоть «божьих одуванчиков» целая проблема. Резидент в серпентарии на Овражной много проблем мог решить.

В дни пенсий контингент нажирался до отключки. В коридорах, на лестничных маршах, а летом и на улице, начиная от ворот, валялись тела обеспечиваемых. Персонал через них равнодушно перешагивал.

Так и хотелось повторить за пушкинским богатырём Русланом: «О поле, поле, кто тебя усеял мёртвыми костями?»

На полном пансионе Витёк воспрянул духом. Здоровое питание, медобслуживание, режим и гигиена делали свое дело.

Когда он сбривал сивую щетину, вставлял зубные протезы и переставал прикидываться умирающим, то молодел на верных десять лет. Метаморфоза случалась, если того требовал сюжет.

Впервые Сидельников обрел легитимный источник дохода. Скромный размер пенсии он компенсировал игрой в картишки. Кочевал с заветной колодой по комнатам, обезжиривал азартных старичков и доверчивых дурачков.

Криминал в интернате процветал. На мелочёвку Витёк не разменивался, освещал исключительно тяжкие преступления. Восставал против того, чтобы быть слугой двух и более господ.

Поэтому начал он с претензий:

– Ты, Владимирыч, втолкуй «бэхээсам», чтоб крупицу разума включали, когда на встречу идут. А то в давешнюю среду завалились двое модных в дежурку и Паше Афганцу говорят: «Вызови-ка, старшина, нам Сидельникова». Паша, гений конспирации, рад стараться, по громкой как заблажит: «Обеспечиваемый такой-то, незамедлительно явиться в комнату дежурного!» Палево, Владимирыч! Голимое! Вот такие бельма на меня сожитель выпучил! Он хоть и лошара по жизни, но пару ходок за плечами имеет. Я, конечно, на голубом глазу прогнал, будто менты шьют мне внагляк кражу хавчика из столовки, и винтанул из хаты. На чердаке зашкерился. Павлуха побегал по корпусу, иголку в стоге сена не сыскал, куда ему, контуженному… «Бэхээсы» не солоно хлебавши свалили… Перед людьми вроде-ка я отбрехался, но всё до разу, Владимирыч!