Идеальный треугольник

Жабий санин растерялся всего на полмгновения. Потом ладони — снова горячие, а не пугающе не-теплые-не-холодные — прошлись по лопаткам, зарылись в мокрые волосы. Поцелуй стал взаимным, и еще разбираться надо было, кто кого более жадно целует.

И сердце в груди билось мощно и уверенно.

— Так что все-таки случилось? — поинтересовался Джи несколько минут спустя. — Я вроде бы только дотянулся до вроде бы той самой сен и сразу вынырнул.

— Джи… Прошло как минимум полдня, — проговорил Орочимару хрипло, утыкаясь ему носом в плечо. — Ты застыл. И застыл так, что твоё такое состояние… Могло длиться сколько угодно долго.

— Ксо-о… Такого результата точно не ожидал, — поморщился Джирайя, гладя Змея всей ладонью. — Для меня пару секунд прошло… Все в порядке? Прорыва биджу не было? Ты сам как?

— Я? А кто сказал, что я волновался? — фыркнул Орочи. — Прорыва биджу не было, потому что твой глупый ученик тоже нашёл сен-чакру и полдня прятался за шкафом, стесняясь своих клыков.

— Моя челюсть мне намекает, что все было не так безмятежно, — Джирайя потер подбородок. — Нащупал, говоришь? Почти с первого раза и без катализаторов? Ух, молодец!

Орочимару поднял руку, коснулся ладонью лба жабьего санина и несколько раз легонько постучал ей по стене.

— А вообще, да, молодец, — признал он. — Если бы это была не сенчакра смерти…

Джирайя помолчал, обдумывая. Потом улыбнулся:

— Он справится. Нужно будет только немного ему помочь. Как там… «Смерть — это только начало…» Наследие Узумаки вполне подойдет. Помнишь про тот храм Шинигами? И, Орочи. Я бы вернулся в любом случае. Если это действительно время… Я бы просто научился отматывать его обратно.

Змей выдохнул. Как же ему не хватало этого простого «всё будет хорошо»?.. Сначала сам избегал, потом люди вымотали, а затем вот такое…

— Я купался, пока ты не соизволил разморозиться… — проговорил он, отлипая. — Расскажешь о впечатлениях? Я пока закончу…

Ванна, пользуясь преимуществом того, что внизу нет соседей, была глубиной метра в три. Вода подавалась из водоносного слоя и была зверски холодной, так что везде стояли печати нагрева. Только изредка они были достаточно мощными, чтобы подогревать до высокой температуры.

— Орочи, ты издеваешься, — это не было даже вопросом. — Вот как можно что-то анализировать, когда перед глазами такое зрелище, а?

— Можешь отвернуться, — великодушное разрешение, — и фантазировать. Я чуть попозже тебя зверски изнасилую, рассказывай.

— Орочи! — возмущенно-обижено, и не понять — от предложения отвернуться или от «зверски изнасилую».

Отвести взгляд Джирайя даже и не подумал.

Но и саботировать просьбу Змея не стал.

— Больше всего это было похоже на водоворот, — задумчиво сообщил он. — Даже два, переплетшихся. Один поток вытекает из центра, второй впадает… А в центре нет ничего. Ни провала, ни какого-то источника. Начало координат, конец отчета… Не знаю. Может быть, тот самый абсолютный покой, о котором говорят буддисты.

— И что именно ты лапал? — уточнил Орочимару, погружаясь в воду.

Джирайя помолчал.

— Центр. Он оказался со мной наиболее совместим.

— Хм… Забавно. Видимо, для тебя бессмертие искать не нужно. Присоединишься?

Змей сдался. Мозг упорно отказывался работать в таких условиях.

— Почему не надо? — разумеется, Джирайя не мог тихо опуститься в воду. За спиной плеснуло, кажется — на пол.

А голос чуть-чуть, едва заметно, но дрогнул. Джи изо всех сил старался справиться с плеснувшими в груди чувствами.

Конечно, умом он понимал, что Орочимару наверняка позаботится сберечь все, что ему дорого. Но одно дело понимать логически, и другое — получить вот такое подтверждение, что ты в перечень этого ценного входишь. Входишь априори, не на год, два или десять…

— Если овладеешь сенчакрой времени… Не просто времени — вечности, то бессмертие у тебя получится даже качественнее, чем у меня, — усмехнулся Орочимару, отталкиваясь от бортика и врезаясь спиной в Джи. — Я очень испугался.

— Не вечности, — медленно, словно опасаясь спугнуть догадку, проговорил Джирайя. — Безвременье…

А руки крепко, до синяков сжали Змея, впечатывая его в себя, втискивая до предела… Джи опустил голову, уткнулся носом в черноволосую макушку. С силой втянул воздух:

— Прости меня.

— Ничего. Ты же не знал. Это обычный риск исследований, — Орочимару чуть пожал плечами, развернулся, будто искал защиты. — Но одно дело самому совершать все эти самоубийственные глупости и, оказывается, совсем другое — когда их совершает дорогой тебе человек.

Джирайя обнимал по-прежнему крепко, до боли, и смотрел так… Темно-серые глаза с поперечными светлыми «лучиками» сейчас казались ртутными — мерцали, переливались, словно перетекая из одной эмоции в другую. Как будто то, что сказал Орочимару, было для него откровением. И откровением ценнее всех и всяческих пророчеств. Качнул головой, прижался щекой к виску Змея. Закрыл глаза. Коснулся губами лба.

— Орочи…

Тот молча поднял голову и утянул его в долгий, глубокий поцелуй.

====== Скользкое покрытие ======

Кабуто заперся в своей комнате и глубоко вздохнул. Ах, как просто было раньше! Раньше были только Орочимару-сама, он и быстро дохнущие статисты. Он был для змеиного санина самым лучшим помощником, лучшим учеником, лучшим поваром и тем, кто может даже спинку потереть. А потом… Потом его начали медленно, постепенно и неотвратимо вытеснять.

Сначала Саске… Но это Кабуто понял, всё-таки объективно геном Учих считается одним из сильнейших, и он — более предпочтительный объект для вселения Орочимару-самы.

Потом Джирайя. Это Кабуто тоже понял. Пусть он отобрал у него возможность таскать любимому саме вкусняшки и помогать с бытовыми мелочами, но… Кто Якуши такой, чтобы спорить с другом детства, любовником и вообще… Равным. Ну, почти. Орочимару-сама всё-таки сильнее и гениальнее.

Затем Наруто. Сначала Якуши оскорбился до глубины души, а потом осознал, что признанный идиот действительно пожирает знания с невероятной скоростью. С тем, что он сам усваивал недели, а то и месяцы, Узумаки справлялся за несколько часов.

А ещё Сакура, которая беспардонно отобрала у него возможность почистить Орочимару-саме хвост…

И вот теперь… Теперь Узумаки осваивает сен-мод, и Орочимару-сама не обращает на него ровно никакого внимания.

Справедливо, постепенно, невероятно естественно… Он остался не у дел.

— Тук-тук-тук! Кабуто-сенсей, можно к вам? — в дверь постучалась Наруко.

Якуши вздохнул и пошёл открывать. Он в своей жизни повидал много разных людей, но всё же старался равняться на Орочимару-саму. А тот хоть и создавал себе репутацию жестокого самодура, на самом деле таковым не являлся и очень бережно относился к своему живому ресурсу.