Идеальный враг

Не спать очень тяжело. Глаза болят, веки сами собой слипаются — понимаешь, стоит закрыть глаза, и уже не сможешь их открыть. Чтобы не заснуть, я колю себя заточкой, отжимаюсь, плещу воду в лицо. Чего только я не делаю, лишь бы не заснуть.

Я чувствую, что тупею. Голова тяжелая, будто чугунная. Думается трудно, мысли вязнут. И восприятие мира меняется. Хожу, словно зомби, как будто пьяный. Чтобы на чем-то сфокусировать внимание, приходится делать усилие. Голоса, звуки — все сливается в неразборчивый гул.

Появились галлюцинации. Видно, мозг настолько устал, что начал бредить. Ночью я слышу разговоры, хотя твердо знаю, что никто ничего не говорит. Речь вроде бы осмысленная, разбираю каждое слово, но фраза не выстраивается, смысл ускользает. Слышу посторонние звуки, чаще всего музыку. Бывают видения. Кажется, что обычные предметы меняют форму. Стол превращается в лошадь. Табуретки медленно танцуют. Одежда шевелится.

Ночью хуже всего.

Днем полегче.

Днем не так сильно хочется спать, как ночью.

И все равно боюсь, что вырублюсь.

Если я засну, то вряд ли уже проснусь.

Весь лагерь в курсе того, что происходит. Следят с интересом. Заключают пари. Кто-то на моей стороне, кто-то на стороне Клопа.

Пути назад нет.

Хотя бы часик поспать!

Сказать бы друзьям, чтоб посторожили меня, и завалиться.

Но нельзя. Скорее всего уберечь меня спящего они не смогут. Это против правил. Им не позволят за меня вступиться.

“Двое разбираются, третий не мешай!” — так здесь говорят.

Весь лагерь ждет, кто свалится первым, или кто первым сдастся. Они не потерпят нечестной игры.

Для них это игра.

Я не могу надеяться на друзей.

И Клоп не может надеяться на своих товарищей,

Им всем интересно.

Клоп ждет. Смотрит на меня. Глаза красные, опухшие. На виске шрам — это я его. Он давно бы бросился на меня, да только знает, что в единоборстве я его одолею. Потому и ждет, когда я засну. Звереныш.

Может, кинуться сейчас на него? Тогда все кончится.

Нет, не могу. И дело не в том, что мне помешают. Просто я не смогу его убить.

Доже если он уснет.

Я на него не сержусь.

Я устал.

1

Павел сидел на полу в пяти шагах от поникшего, безостановочно зевающего Клопа и разминал тазобедренные суставы. Он никогда столько не упражнялся, как за последние три дня. Движение позволяло не заснуть. Особенно, если оно было сопряжено с болью.

— Привет! — Кто-то остановился рядом.

Павел поднял глаза, не сразу узнал нависающего над ним гороподобного человека. Когда узнал, просто кивнул и опустил голову, хотя по правилам Черной Зоны он должен был хотя бы подняться.

— Я поставил на тебя, — сказал подошедший толстяк, словно не заметив нарушения субординации.

Почему-то все, кто поставил на Павла, обязательно ему об этом докладывали. Наверное, думали, что это ему поможет.

Павел промолчал.

— Черный Феликс тоже поставил на тебя. — Толстяк Че любил поговорить, даже если на него не обращали внимания. — Он в тебя верит. Я тоже. Знаешь почему?

Павлу это было безразлично.

— Потому что в тебе есть стержень, — сказал Че. — В тебе есть дух. Понимаешь?

Павел не понимал.

— Ты знаешь, как меня зовут? Конечно же, знаешь. Меня зовут Че. Как того парня, пытавшегося перевернуть мир. Он плохо кончил, но ведь его помнят до сих пор. Догадываешься, о ком я?..

Павел был не в состоянии о чем-то догадываться. Он выворачивал себе ногу. Он боролся со сном.

— Мне нравятся люди твоего типа, — сказал толстяк. — Молчаливые, сильные духом. Из тебя получился бы талантливый революционер. Ты ведь русский? Из вас всегда получались хорошие революционеры и никудышные вожди.

Павел не стал это оспаривать.

— Догадываешься, зачем я пришел?.. — Че, обернувшись, махнул рукой. К нему тотчас подскочил кто-то из штрафников. Получив команду найти стул покрепче, он кивнул и исчез. Вернулся через несколько секунд, с двумя табуретами, сиденья которых были обтянуты кожей. Че, облегченно вздохнув, опустил на них свой зад. Сказал, почесав обритый затылок: — Я и сам не могу сказать, что мне от тебя надо. Просто решил посмотреть на тебя поближе. Поговорить. Мне нужны люди. Если ты мне подойдешь, я возьму тебя к себе.

— Зачем? — Павел встряхнул головой, ладонями потер лицо.

— Ага! — Толстые губы Че разошлись в улыбке, открыв мелкие редкие зубы. — Заинтересовался? Наверное, ты мне не поверишь. Никто не верит в дело, которое я замышляю. Они считают меня странным. Ты слышал об этом?

Павел полагал, что добрая половина здешних заключенных с тараканами в голове, но он не стал делиться с собеседником своими подозрениями.

— Знаешь, за что меня сюда упекли? — Че любил задавать риторические вопросы. — За мои убеждения. Я не считаю демократию благом. Я считаю, что демократия — это гигантский обман.

Павлу стало казаться, что все с ним сейчас происходящее — галлюцинация, сон, бред. Он ущипнул себя и не почувствовал боли. Поднес руку ко рту, впился зубами в мякоть большого пальца.

Че с интересом следил за его действиями. И продолжал свой монолог:

— Разве может у власти стоять человек, который до выборов к политике не имел никакого отношения? А у нас так и получается: Германией сейчас управляет нефтепромышленник, в Испании у власти находится медиамагнат. А в Америке… — Че махнул рукой. — Как так можно? Почему они управляют народами, не имея должного образования и, быть может, способностей? Власть должна принадлежать профессионалам. Политик — это такая же специальность, как врач, как космолетчик. Ты же не захочешь, чтобы тебя оперировал космолетчик, и не захочешь, чтобы твой корабль вел медик. А в политике только так и получается. Еще мой отец возмущался этим. А я придумал, как все должно быть…