Идишская цивилизация: становление и упадок забытой нации

Маймонид, Нахманид, дон Исаак Абарбанель, рабби Исаак Арама, рабби Шем Тов, рабби Авраам ибн Эзра, рабби Бахья-старший, второй рабби Бахья, Герсонид, рабби Давид Кимхи, рабби Иосиф Альбо, рабби Исаак Исраэли-второй, рабби Соломон бен Адрет, мудрец рабби Иона, составивший комментарии на Альфаси, и рабби Саадия Гаон.

Рабби Ашкенази должно было казаться, что неконтролируемое изобилие книг угрожало многовековым традициям. Вопрос о том, совместимо ли изучение наук и философии с религиозной верой, вновь неизбежно стал предметом публичного обсуждения в общине, ориентированной на традицию.

Это произошло не за один день. С конца XV века говорившие на идише ученые Восточной Европы спокойно занимались изучением рационалистической философии и ее ответвления, которое мы сегодня называем естественными науками. Писец по имени Иерухам Фишль трудился в Польше, деля время между копированием рукописных древнееврейских переводов таких светочей философии, как Аристотель, Аверроэс и аль-Газали, а также оригинальных еврейских сочинений и странствиями по Восточной Европе с целью продажи их голодным до знаний учащимся. Его труд и труд ему подобных был усердным. В 1517 году польский хронист Матвей Меховский в «Трактате о двух Сарматиях» («Tractatus de duabus Sarmatiis») отмечал, что литовские евреи изучали науки и искусства, астрономию и медицину по древнееврейским книгам, что было подтверждено позже посетившим страну папским легатом.

Обычно говорящие на идише ученые штудировали труды великого Маймонида, Моше бен Маймона (1135–1204), современника арабского мыслителя Аверроэса (Ибн Рушда) и норманнского мученика Томаса Беккета [160] – порождение не идишского, а иудео-арабского мира в эпоху неудавшегося Ренессанса XII века. Его история и инспирированные ею яростные раздоры должны были заставить задуматься его польских последователей XVI века.

Повернем листы календаря назад, от XVI столетия к XII. Бен Маймон – самый влиятельный из всех еврейских философов, популярный также среди христиан и мусульман. Пожизненно изгнанный из своей родной Кордовы нетерпимой и фундаменталистской Берберской династией, он приехал сначала в марокканский Фес и, наконец, поселился в Каире. Он выступал с критикой главы Вавилонской академии и его зятя – «очень глупого человека <…> ничтожного и невежественного во всех отношениях» и изыскивал возможность заменить изучение Талмуда, требующее многих лет упорного труда, выработанным им самим систематическим и прежде всего доступным кодексом законов, «Мишне Тора». Маймонид предпочитал греческую логику и анализ раввинистической казуистике, критически объяснял все аллегорические пассажи Торы и Талмуда, не выдерживавшие рационального анализа, отрицал астрологию в пользу астрономии и предпринял попытку, хотя и не полностью успешную, согласовать учение Аристотеля с учением еврейских мудрецов. Кроме этого, он был автором трактатов по астрономии и медицине.

160

Томас Бекет, или Фома Бекет (1118–1170), – архиепископ Кентерберийский, вступивший в конфликт с королем Англии Генрихом II и убитый по его инициативе; католический святой. – Прим. ред.

Маймонид расколол еврейское общество своего времени на враждующие группы, между которыми случались жестокие перепалки, обмен грубыми оскорблениями и злобными обвинениями. Иегуда Галеви, величайший еврейский поэт предыдущего поколения, советовал:

И не превозноси ученье греков,Что не плоды, а лишь цветы взращает [161] .

Это был не просто спор между верой и рациональной философией, но и конфликт между разделением и объединением, классовая борьба между простолюдинами и высшим интеллектуальным слоем иудео-арабского общества. В письме к раввинам Северной Франции ведущий талмудист того времени Моше бен Нахман, Нахманид, резко критиковал тех, кто, подобно Маймониду, зарабатывает на жизнь, обслуживая правящий класс:

161

Пер. Ш. Крола.

Они оскверняют себя пищей гоев и вином их празднеств. Они смешиваются с ними и привыкают к их делам. <…> Придворным разрешают изучать греческую мудрость, знакомиться с медициной, изучать математику и геометрию, другие знания и трюки, чтобы зарабатывать на жизнь при королевских дворах и во дворцах.

Диспут, известный среди историков как полемика об учении Маймонида, продолжался еще более ста лет после того, как философ был похоронен в Тиберии на берегу Галилейского озера. Его сторонники и оппоненты продолжали выпускать потоки писем, комментариев, проповедей и памфлетов: «Они наполнили свои утробы греческим дурманом. <…> Они не углубляются в пути нашей Торы, им довольно путей чуждых народов». – «Знаешь ли ты, что Бог отделил людей от животных, наделив их разумом, мудростью и пониманием?» – «Раз он не может найти доказательств против слов талмудических мудрецов, кто будет слушать его мнение?» – «Разум был вложен во всех и каждого из семени Израиля еще до познания Торы» [162] .

162

Reiner E. The Attitude of Ashkenazi Society to the New Science in the Sixteenth Century…

Постепенно словесный конфликт перешел в фазу жестокого насилия, когда противники философии, даже лучшие из которых были обуреваемы страстями, разрушили могилу Маймонида, и хуже того – когда рабби Шломо из Монпелье «с плачем и мольбами» прибежал к францисканцам и доминиканцам, говоря: «Глядите, они среди нас – еретики и неверные, ибо они соблазнили Моше бен Маймона из Египта. Вы, очищающие свою общину от ереси, очистите и нашу» [163] . Доминиканцев не нужно было просить дважды, и в 1233 году в Монпелье они с удовольствием сожгли книги великого мыслителя. Через девять лет, войдя во вкус, они опрокинули 24 фургона, в которых находилось 12 000 экземпляров Талмуда, в большой костер возле Нотр-Дам на парижском острове Сите.

163

History of the Talmud // The Babylonian Talmud / Transl. by M.L. Rodkinson (1918).

Это надругательство отрезвило опьяненных собственной праведностью и заставило обе стороны остановиться. Противоречия ослабли на несколько поколений, но возобновились, когда в 1305 году совет раввинов в Барселоне постановил исключать из общины каждого, «кто до двадцатипятилетнего возраста будет изучать сочинения греков по естественным наукам или метафизике, как в оригинале, так и в переводе», ибо «как может человек осмелиться выбирать между человеческой мудростью, основанной на аналогиях, доказательствах и размышлениях, и мудростью Бога, между которой и нами нет отношения и нет подобия?». Ответный удар в защиту философии был нанесен главным раввином Прованса, отрицавшим, что изучение философии ведет к ереси, и утверждавшим, что знание математики и астрономии необходимо для понимания многих разделов Талмуда. Во всяком случае, писал он, запрет не может быть принудительным, потому что «каждый человек может искать того, что для него пригодно в силу его естественных склонностей». Его сторонник, плодовитый поэт и эссеист раввин Иедайя бен Авраам Бедерси в своем ироничном «Оправдательном письме» («Игерет ха-хитнацлут») умолял:

Откажитесь от вашего запрета, потому что сердце этого народа не отвернется от философии и ее книг, пока в их телах есть дыхание и душа. <…> Они никогда не примут этого, ибо намерены бороться за честь своего великого учителя [Маймонида] и его трудов. За святость его учения они пожертвуют свое состояние, свою семью и душу, пока есть в их телах дыхание.

Так закончилась последняя крупная схватка в этом споре. Сложности бедственного XIV века, общий экономический крах, сопровождавшийся эпидемиями, изгнаниями, резней и сожжениями на костре, остудил пламя интеллектуального конфликта холодной водой действительности. Более чем на два столетия еврейские мыслители, пришедшие в отчаяние благодаря грубой и невежественной неприязни к ним христианского мира, прекратили занятия философией и, взыскуя удобства, пошли по пути древних предписаний.

Но христианская Реформация заставила всех – католиков, протестантов и иудеев вновь задуматься. И в XVI веке ветер нового еврейского Ренессанса раздул еще тлевшие угли. Раввины снова стали проявлять интерес к проблемам, выходившим за рамки их ограниченного круга интересов. Это были такие ученые, как Иона Ландсофер из Моравии, дополнивший многие эвклидовские геометрические положения в своем сборнике респонсов «Плащ справедливости» («Меил цедака»), или Йом-Тов Липман Геллер из Праги и Кракова (1579–1654), усердно изучавший философию, языкознание, математику, астрономию и естественные науки. Последний был автором комментариев к Мишне «Добавления Йом-Това» («Тосафот Йом-Тов») – единственной религиозной книги на древнееврейском языке, идишское название которой приводится в стихотворении Генриха Гейне «Диспут»:

Gilt nicht mehr der Tausves-Jontov,Was soll gelten? Zeter! Zeter! [164]

На этот раз, однако, еврейский Ренессанс пришел не из Испании, не из Южной Франции и даже не со Святой земли, а из богемской Праги и из польского Кракова – из двух камер неутомимого сердца идишской цивилизации.

Краков

Середина XVI века была золотым веком Кракова. Коммерция процветала. Здесь собрались ученые, художники и мыслители-гуманисты со всего славянского мира, а также из Италии, Германии и из более отдаленных мест. Польская интеллектуальная жизнь бурлила в Краковской академии (с 1818 года – Ягеллонский университет), основанной в 1364 году Казимиром Великим и включавшей факультеты права, медицины и свободных искусств, вновь открытой в 1400 году королем Владиславом Ягеллоном с добавлением факультета теологии, милостиво санкционированного папой. Академия вскоре стала самым передовым в мире центром изучения астрономии – единственным европейским университетом, имевшим отдельную кафедру по этому предмету, к которому позже добавилась еще одна. В 1495 году немецкий хронист писал, что никакой другой город не мог выдержать сравнения с превосходством Кракова в этой области.

164

В переводе И.Б. Мандельштама: «“Таусфес-Ионтеф” велишь ты / К черту в зубы убираться? / Покарай кощунство, боже, / Ниспровергни святотатца».

История университета долгое время была связана с краковскими евреями. Когда Казимир основал академию, занятия сначала проходили в нескольких временных помещениях, а специальный дворец был лишь в проекте. Король намеревался построить огромный университетский комплекс вне стен города, выбрав для этой цели деревню Бавол на острове в реке Висле, где дорога из соседней соляной шахты Величка пересекается с древней, ведущей через весь континент дорогой работорговцев с Руси. Вокруг нового центра науки он основал город, которому предстояло быть названным Казимеж. Однако строительные работы остановились после его смерти, а следующий король, покровительствовавший университету, предпочитал более близкое к центру положение, по возможности недалеко от самой величественной готической церкви Польши – недавно построенной базилики Св. Марии на просторной городской Рыночной площади (Rynek Glоvny). Естественным выбором была Ulica Zydowska (Еврейская улица), ныне называемая улицей Св. Анны, которая по сей день вливается в площадь с южной ее стороны. В качестве первого шага был принудительно выкуплен большой каменный дом, принадлежавший еврею Йосману. По мере расширения университета у еврейской общины были приобретены другие участки земли, часто куплены под угрозами, а иногда просто конфискованы.