Идол

Дыхание становится неравномерным, тело начинает слабеть под этой грудой мышц. Пытаюсь собраться и терпеть боль. Удары сыплются, и нет возможности сделать захват руки, приходится прикрывать голову. Меня методично избивают! Сквозь весь этот поток ударов слышно его тяжёлое дыхание и мой барабанящий пульс. Соперник выкладывается по полной, а у меня просто нет сил, ещё немного — и рефери может остановить бой. Нужно что-то предпринять, иначе мне засчитают поражение за пассивность…

Меня спасает гонг. Раунд завершен. Я ещё никогда не был так рад этому звуку. Рефери подскакивает и, прикрывая мою голову, кричит «стоп»! Наконец, это тело сползает с меня, зал в восторге ревёт и кричит. Поднимаюсь и чувствую, что у меня просто не осталось сил, но это не соперник размотал меня, а парочка в зрительном зале. Мой друг и куколка, которая сносит мне крышу. Прихожу в ярость от этого понимания, хочется спрыгнуть с ринга, схватить Германа за грудки и вытрясти из него правду об их отношениях. Но я сдерживаюсь, стреляя в парочку усталым вымотанным взглядом.

В углу тренер с пакетом льда и медик обрабатывают губу. Тренер что-то кричит, четко даёт указания, растирая льдом грудь и спину.

— Не давай себя свалить! Только на ногах, иначе шансов нет! Двигайся! Удар и отскочил, заставь его побегать — в этом твоё преимущество! Понял? Ты понял?

А я четко понимаю, кто виновник моих промахов — меня свалила волна неконтролируемой ревности. Неожиданно, но сокрушительно.

Удар гонга возвращает в бой. И мы снова на ринге вдвоём. Чувствуя преимущество и окрыленный победой в первом раунде, соперник решает всё закончить как можно скорее, не меняя тактики, и всё так же с разбегу пытается навалиться сверху и повалить. Хладнокровно выдерживаю паузу — жду его максимального приближения. Тело, как пружина, выстреливает и, отпрыгивая в сторону, проваливаю его. Соперник, не в силах остановить свою массу, падает на колени! Вот он — мой шанс! Другого не будет! Он на коленях боком ко мне на расстоянии удара. Отталкиваясь, что есть силы, в прыжке бью ему коленом в голову, заваливая тушу, и добиваю серией ударов, не останавливаясь, готовый взреветь от ярости. Соперник падает на спину и прикрывает лицо. Теперь я зверь, и я хочу крови!

Вкладывая в удары все оставшиеся силы, рассекаю его лицо и остановиться уже не могу — адреналин, жажда крови и неконтролируемая агрессия наполняют меня целиком. Последний удар — и рефери отталкивает меня…

В ушах стучит пульс, глаза заливает кровь. Вся команда выскакивает на ринг и обнимает меня. Это победа не только моя — это победа всех, кто вложил в меня свои знания и душу. Но меня она нихрена не радует. Сейчас мой зверь хочет иного боя, и ему наплевать, что Алиса мне не принадлежит. Это моя игра, а Герман в нее влез. …

ГЛАВА 13

Алиса

Толпа ревет, все чествуют Идола, а в моей голове крутится только одна мысль: Зачем я пошла на этот чертов бой?» Что это? Такой мазохизм или я сошла с ума?! Скорее, это малышка Алиса, влюбленная дурочка, решила вылезти и немного потосковать.

* * *

Увидела Богдана в клубе, и на меня обрушились тысяча чувств и эмоций. Они изматывали и рвали мою душу в клочья. Ненависть и обида все перекрывали, но где-то в самой глубине скулила на последнем дыхании любовь. Я накрывала на стол, ощущая каждой клеточкой тела его взгляд. Руки дрожали настолько, что я боялась опрокинуть чашки. Хотелось кричать ему: «Ну что ты смотришь на меня?! Ты уже убил во мне все живое?! Не смей так на меня смотреть?!» А он смотрел так, как я когда-то мечтала — с интересом, с блеском в глазах. Только мне всего этого уже не нужно…

Богдан прикасался ко мне, целовал, сжимал сильно, лишая дыхания, и я плавилась. Нет, это дурочка Алиска плавится и пищит от восторга. А нынешней мне были противны его касания, я ненавижу своего Идола. Он бог только для наивной малышки, которая никак не сдохнет внутри меня. А для меня Идол теперь что-то страшное, дьявольское, от чего надо бежать. Или безжалостно бороться. Я выбрала второе. На меня вдруг обрушилось понимание, что я хочу бить его в ответ, разочаровать, делать больно, играть с ним, как играл со мной, и оставить подыхать. Моя внутренняя девочка кричала, что так делать нельзя! Но я ее не слушала.

Вдыхала его запах, и по телу шел жар предвкушения, я испытывала огромное удовлетворение и прилив адреналина, когда со всей силы залепила Богдану пощечину, отбивая ладонь. Замерла с колотившимся сердцем, позволяя Идолу расслабиться, подпустила его близко и укусила, чувствуя привкус крови. Внутренняя влюбленная девочка испугалась, переживая за Богдана, и я хотела ее придушить. Он нарушил мое психологическое равновесие, и я хочу мести. Нет, я не хочу для него физической расправы или смерти. Я хочу его душевной боли.

Выбежала из подсобки, закрылась в туалете и долго умывалась холодной водой, споря со своей наивной половиной. Внутренняя дура кричала, что Богдан ни в чем не виновен. И я была с ней в чем-то согласна. Он не любил меня, я сама напросилась, сама отдалась и сама придумала мужчину, которого нет. Но я никогда не прощу ему то сообщение, где он цинично предложил мне избавиться от ребенка и просил не перекладывать его на него. Я бы с радостью забыла этот момент своей жизни, иногда мне хочется, чтобы у меня случилась амнезия, но, к сожалению, маленькая сероглазая девочка в моих снах не дает мне вычеркнуть из памяти мой грех, который я совершила. И я эгоистично хочу мстить Богдану.

Когда убирала в вип-комнате, нашла пригласительный на его бой. Хотелось порвать его и выкинуть, но его забыл Герман Маркович, и мне пришлось отнести билет ему.

— Ты не хочешь пойти на бой? — спросил он меня, задумчиво покручивая билет.

— Ммм, нет, уже не интересуюсь боями.

— Почему «уже»? А раньше интересовалась? — выгибая брови, поинтересовался Герман.

— Было дело, — усмехнулась.

— Ты все больше меня поражаешь. Откуда ты такая взялась? Всего девятнадцать лет, а в любви разочарована, боями интересовалась — когда только все успела?

Мужчина смотрел на меня с интересом, а мне нравилось с ним беседовать. Есть в нем что-то приятное. Может, я плохо разбираюсь в людях, но не чувствовала от него похоти или чего-то опасного. Герман в меру строг, требователен как начальник, но не противен. В его словах и действиях никогда нет подтекста. И глаза у него очень усталые, словно ему не тридцать девять, а девяносто, и на него давит какой-то груз, который нельзя скинуть.

Герман крутил в руках бокал с коньяком, смотрел на меня, но казалось — сам где-то далеко.

— Так сложилось, — выдохнула.

— Бывает. Жизнь — та еще сука. У меня есть лишний билет на хорошее место, а пойти не с кем… Моя рациональная сторона не хочется выбрасывать приглашения или перепродавать. Потому что тогда мне придется сидеть рядом с совершенно незнакомым человеком, возможно, он будет мне неприятен. Поэтому я приглашаю тебя посетить со мной бой.

— Герман Маркович, это приглашение выглядит двусмысленно. Поэтому я вынуждена вам отказать.

Герман закатил глаза:

— Никого подтекста здесь нет, просто приглашение. Можешь считать это корпоративном для сотрудников или поощрением за хорошую работу. Или приказом начальника, который не обсуждается, — усмехнулся мужчина.

Если минуту назад это приглашение казалось мне абсурдным, то сейчас уже хотелось пойти на бой Идола с Германом.

Игра началась. И я была в предвкушении. Я хотела еще его эмоций.

* * *

Смотреть на бой было тяжело. Нахлынули тяжёлые воспоминания, посетило дежавю. Внутренняя девочка вылезла наружу и во все глаза смотрела, как Идол проигрывает, и я никак не могла ее утихомирить до последнего момента боя, жмурилась, морщилась, когда Идолу наносили удары. Герман пытался меня приободрить, отшучивался, рассказывал, что это такая тактика вымотать соперника, а мне хотелось кричать: «Какая к черту тактика? Его же убивают!» И если вчера я испытала ненормальное удовлетворение от крови Богдана, то сегодня мне невыносимо больно.