Идолопоклонница

— Да уж, — безрадостно подтвердила Женя. — Спасибо за сочувствие. Правда, шесть лет назад оно мне больше бы пригодилось. Однако вместо него на меня обрушились потоки брани и море оскорблений.

— Ну хватит, Жень, — попросила Ираида Алексеевна. — Кто старое помянет… Ну ты же должна понять — в то время я еще не готова была стать бабушкой. Мне же еще сорока не было, нужно было устраивать личную жизнь, а кому нужна бабушка?! Конечно, я была в шоке. Ладно бы хоть замужем была. Думаешь, мне одной легко тебя поднимать было? А тут только-только плечи расправила, ну, думаю, хоть для себя немножко поживу, а она мне рраз — нате вам, пожалуйста. Думаешь, я могла тогда обрадоваться этому известию?

Женя не смогла скрыть злости:

— По крайней мере, можно было бы не так откровенно радоваться его смерти!

После короткой паузы Ираида Алексеевна поправила дочь менторским тоном:

— О смерти уместно говорить, когда умирает человек. Готовый человек, понимаешь? Тот, который жил. У которого есть прошлое. А в твоем случае…

— А в моем случае у него было мое прошлое! — в сердцах воскликнула Женя. — Мое! И хватит об этом! Я могу только пожелать тебе никогда не испытать на собственной шкуре того, через что пришлось пройти мне! И всё, и хватит! Считай, что я рада за тебя!

— Ну спасибо, доченька, — обиделась Ираида Алексеевна. — Таким тоном…

Женя промолчала. Не было ни сил, ни желания говорить. Горькие воспоминания вновь нахлынули лавиной. Отчетливо всплыло в памяти, как радостно приговаривала мать, крутясь перед зеркалом: 'А что, я еще о-го-го! И никакая я не бабушка, не бабушка! Фигушки, ничего-то у тебя не вышло! И не выйдет! Никогда ничего у тебя не выйдет! Потому что я всегда буду о-го-го!'

Ираида Алексеевна пошла на мировую:

— Ну ладно, ладно, сняли тему. Расскажи лучше, как дела. Как на работе, как в личном плане?

— А как у меня могут быть дела?! — не скрывая раздражения, спросила Женя. — Нормально! Торгую себе дыроколами!

Мать встревожилась:

— Дыроколами? Почему дыроколами? Ты же говорила про канцтовары.

— А дыроколы что, не канцтовары?! — сдерзила Женя.

— Так у вас там что, кроме дыроколов ничего нету? — с простодушным недоумением в голосе спросила Ираида Алексеевна.

— Почему нету? Есть. У нас много чего есть. И ассортимент постоянно обновляется.

— А почему тогда дыроколы? — не желала угомониться мать.

— Ну что ты к словам цепляешься? — возмутилась Женя. — Ну дыроколы, не дыроколы — какая разница? Все нормально, короче.

Ираида Алексеевна чуть помялась, и приглушенным голосом, словно по большому секрету, спросила:

— А как на личном фронте?

— На личном фронте без перемен, — со вздохом усталости ответила Женя. Ах, как это в стиле матери: сначала радоваться, что у дочери ничего не получилось, потом изображать из себя заботливую мамашу, переживающую о судьбе непутевой дочери!

— Жень, тебе ведь уже двадцать пять! — укоризненно напомнила Ираида Алексеевна, как будто Женька сама не знала, сколько ей лет. — Ну пора бы уже если не замуж, то хотя бы так, для души…

— Спасибо, мама! — возмутилась Женя ее бестактности. — Для души у меня уже было! Это мы уже проходили! И, насколько я помню, тебе это не слишком-то понравилось!

— Так это ж когда было?! Ведь столько лет прошло, нельзя же всю жизнь…

Женя безапелляционно перебила мать:

— Я сказала: хватит! Мне этого хватило! Я не хочу опять…

Теперь Ираида Алексеевна перебила ее на полуслове:

— Ну почему 'опять'?! Почему ты так уверена, что опять все будет плохо?!

— Потому что теперь я знаю жизнь! — уверенно воскликнула Женя.

Однако Ираида Алексеевна не собиралась сдаваться:

— Ну Господи, случился прокол, так что ж теперь, заживо себя хоронить? Женька, ты же молодая, красивая, здоровая баба! Ну нарвалась по молодости лет на сволочь, что ж теперь, всю жизнь в девках проходить?!

От злости на мать Женя не могла даже кричать. Сказала угрожающе тихо:

— Это я, мам, на одну сволочь нарвалась. А на скольких ты? Не ты ли мне говорила: 'Не верь им, они все сволочи'? Не ты ли рыдала в мою жилетку, когда тебя очередная сволочь бросала?! Сколько раз ты замужем была, а? Пять? Шесть? Я что-то со счету сбилась. А сколько было неофициальных? А приходящих? А теперь ты мне будешь нотации читать: 'Не хорони себя, Женька, заживо'. Спасибо, ты меня уже научила уму-разуму. Я поняла главный принцип жизни: никому не верь, ни от кого не жди ничего хорошего, надейся только на себя. И других принципов нет!

Ираида Алексеевна воскликнула, не желая мириться с Женькиным упрямством и непонятливостью:

— Есть. Есть, глупая!

— Даже если есть, — упорствовала Женя, — то они ложные. Потому что все равно никогда и никому нельзя верить!

Ираида Алексеевна совсем расстроилась:

— Женька, глупая, ну что мне с тобой делать? Родная моя, как бы я хотела поделиться с тобой своим счастьем!

Женя в конец разозлилась. Ах, если бы мать могла ее сейчас видеть, она бы немедленно замолчала и больше никогда в жизни не поднимала эту тему!

— Знаешь, мама, лучшим счастьем для меня было бы твое сочувствие в моем несчастье. Но я его дождалась слишком поздно. Слишком.

Жене еще хотелось прибавить какую-нибудь гадость, уколоть мать побольнее, так, чтобы она поняла, наконец, как больно делала Женьке своими словами. Однако очень хорошо помнила эту боль. И разве ей самой станет легче, если и мать испытает ту же самую боль? Ведь она, между прочим, беременна, носит ребенка. Может, матери бы лишние переживания и не повредили, но зачем нагружать проблемами неродившееся дитя?!

— Ладно, мам, я тебе искренне желаю удачи, — сменила она гнев на милость. — И главное — здоровья. Береги себя, ты теперь не одна. Привет Андрею Павловичу. И не пропадай, пожалуйста, надолго, ладно? Обязательно звони. Я тебя люблю, мам. Просто… Ну я у тебя такая, и другой быть не могу. Ты не обижайся на меня, хорошо? Пока, мам. Целую.

Ираида Алексеевна совсем расчувствовалась, всхлипнула в трубку:

— Пока, дочуля. Я тебя тоже очень люблю. Будь умницей, ладно?

Женя неуверенно положила трубку на рычаг. Усмехнулась про себя: вот так жизнь смеется над человеком. Ирония судьбы: это же Женьке нужно бы устраивать судьбу, выходить замуж, рожать детей. Но вместо нее полной жизнью живет ее мать. А Женя опять одна, как проклятая. И никогошеньки рядом, буквально ни единой живой души. И не нужен ей никто! Одной — оно спокойнее. Так уж точно ни у кого не будет возможности сделать ей больно. Нет, уж пусть лучше другие живут полнокровной жизнью. Пусть выходят замуж, пусть рожают детей. Пусть ошибаются и обжигаются. А ей, Женьке, это ни к чему. Она это уже проходила.