Идолопоклонница

Катя в очередной раз всхлипнула, улыбнулась одними уголками губ, и продолжила:

— Вот с того самого момента Олежек Игоречка на руках носит. И даже запрещает ему заводить разговоры о бизнесе. Мой-то, бизнесмен, ёлки-палки, собрался было собственным делом заняться. Так Олежек ему быстренько мозги на место вправил. Мол, твое дело семьей заниматься, а не бизнесом. Сиди в своем НИИ, пока не поразгоняли. А разгонят — я тебе другое местечко подыщу. Ты только семью береги, говорит. Это твоя главная по жизни обязанность. А деньги уж зарабатывать, мол, предоставь мне. Я, говорит, вам не чужой, а вы мне и подавно самые родные на свете… Вот Игорешка мой и не парится. Высиживает честно зарплату, не особо при этом напрягаясь. Конечно, это как-то неправильно. По крайней мере, не совсем правильно. Мужик все-таки. Должен бы семью обеспечивать. А Олег уперся рогом: я, говорит, семью потерял, а тебе не позволю. Очень уж ему тяжело развод с Алиной дался…

Катя тяжко вздохнула, переживая за любимого брата, и подхватилась:

— Ах, да, развод! Я ж все время перескакиваю. Так вот. Олег с головой ушел в бизнес, дома бывал все реже. Он, пожалуй, у нас с Игорем бывал чаще, чем дома. Я как раз Сережку родила. Так Олег к нам каждый день с ним нянчиться приезжал. Если б ты только знала, как он детей любит! И Сережку, и маленькую Алинку. Да, это, кстати, именно он настоял на том, чтоб я ее Алинкой назвала. В честь Алины. Уже после развода. Ой, опять перескакиваю. Это же уже потом было. А сначала у нас был только Сережка. Так вот, Олег, значит, дома стал бывать все реже. Не потому, что завел себе кого-то на стороне. Просто… Тут ведь все в кучу свалилось, в один узел завязалось. Тут и бизнес с постоянными поездками, тут и Сережка мой. И Алинины тараканы… Она сама к нам не ходила, не могла спокойно на Сережку смотреть. Это для нее было настоящей пыткой. Поэтому Олежек ходил к нам один, без нее. А когда возвращался домой, Алина сама не своя была. Она как будто в ожидании удара сжималась. Все боялась, что Олежек ей сейчас начнет рассказывать, какой Сережка смешной, как ему нравится подпрыгивать на руках, как начинает ножками отталкиваться от коленок, того и гляди пойдет. А Олег это прекрасно чувствовал, потому и не рассказывал, не делился с ней ощущениями. А Алина воспринимала это не как заботу о себе, а как оскорбление. Ей все казалось, что Олежек только о том и думает, что она не может ему родить такого же Сережку. В общем, после Сережкиного рождения между ними словно трещина образовалась. Им бы ее быстренько залечить, законопатить, а они только отдалялись друг от друга. А потом…

Катя вздохнула, резко распрямила плечи, как будто подготовилась к атаке на невидимого врага. Брови надменно изогнулись, крылья носа встрепенулись и словно бы забыли осесть на место, и она продолжила каким-то холодным, чужим голосом:

— А потом в редакции музыкальных программ появилось юное дарование в виде очаровательного сладкоголосого мальчика с золотистыми волосами. И звали это дарование Дмитрием Городинским. Да только сладкоголосым это чудо стало чуть позже… Когда его голос стали пропускать через хитроумную технику. Потому что на самом деле голосок-то у него самый обычный, средненький. Это сама Алина говорила. Им ведь с Олегом почти не о чем уже было говорить, и, чтобы совсем не перестать общаться, она частенько рассказывала ему о работе. Ну и Олег ей, естественно, рассказывал о своих делах. Вот Алина-то и рассказала, что пришел совершенно очаровательный мальчик, очень красивенький, с потрясающе-огромными глазами. Просто невероятно красивый, сказала. Идеальный вариант для эстрады. А вот с голосом не сложилось. Еще посмеялась тогда. Мол, как судьба жестоко шутит над людьми. Ну, подсуетилась, нашла для него тепленькое местечко на подпевках у Алтуфьевой. Очень он у нее эффектно смотрелся в черных кожаных штанах и коротенькой маечке с глубокими проймами. Помнишь, у нее песня была 'Зачем тебя я повстречала'? Он там в конце хватал ее на руки и поднимал над собой, как флаг. Так и уносил ее со сцены. Но этого мальчику было мало… Мальчику хотелось славы. Любой ценой. Любой…

Катя снова вздохнула. Горько-горько. Как будто мальчик, ищущий славы, предал ее лично. Брови красноречиво опустились и сомкнулись у переносицы, изображая крайнюю степень скорби:

— И посчитал мальчик, что лучшим трамплином к славе окажется Алина Петракова. Потому что именно от Алины зависело, пустят ли кого бы то ни было в эфир, или не пустят. Только Алина решала, кому быть звездой, а кому ни фига в этой жизни не светит. Уж как ему удалось к ней подкатиться — одному ему ведомо. Я могу только догадываться. Я ведь уже говорила, как Алина в то время была уязвима. На себе-то крест давным-давно поставила, а в тот момент зациклилась на мысли, что портит Олегу жизнь. Да и вообще, откровенно говоря, очень уж ей тогда фигово было. Я не знаю, понимала она, что творит, или ни хрена уже не понимала из-за своих тараканов, но факт остается фактом — финт ушами золотоволосому мальчику удался… Все произошло, как в кино. Как в дешевом романе. Раздался телефонный звонок, и кто-то пришепетывающим голоском известил Олега, что через сорок минут он сможет застать свою супругу в объятиях постороннего мужчины. Олег поторопился, и застал ее не через сорок минут, а через двадцать. В ее же кабинете. И почему-то даже дверь не была закрыта на ключ…

Катя замолчала. А у Женьки словно оборвалось все внутри. Неужели?..

— Ты думаешь, — с замирающим сердцем спросила она, — Думаешь, он сам?.. Специально подстроил? Попросил кого-то позвонить, чтобы Олег застал его с Алиной, чтобы развод оказался неминуем? Господи, неужели это правда?!

— Не знаю, — Катя покачала головой. — Не знаю. Олег подозревает, что Городинский сам ему звонил. Уверенности, конечно, нет, но голос, по его словам, уж больно неестественный был. Знаешь, когда человек намерено пытается говорить не своим голосом, это получается, как карикатура, как мультяшный голос. Если это, конечно, не профессиональный пародист. По крайней мере, именно такое впечатление создалось у Олега. И еще скажи: вот нормальная баба, решившая гульнуть, неужели не позаботилась бы о том, чтобы дверь была закрыта на ключ? А дверь-то оказалась открытой… Вот я и думаю: а не сам ли Городинский ее втихаря от Алины открыл? Она закрыла, а он за ее спиной… В общем, произошло то, что произошло. Вот тогда-то все и кончилось. Тот козел все отлично просчитал. Даже если Олег и смог бы простить, а я вполне допускаю такую возможность, он ведь ее очень сильно любил, то Алина сама себя никогда бы не простила. А иногда мне кажется, что она сама специально пошла на это. Чтобы окончательно освободить от себя Олега. Она ведь зациклилась на этой идее: дать ему свободу, чтобы он нашел себе другую женщину, настоящую, которая сможет родить ему детей…

— Слушай, — оживленно перебила ее Женька. — А может, это у нее так искаженно материнский инстинкт проявился? Городинский же намного моложе ее, вот она и взяла над ним опекунство. Заботилась, как о ребенке, а у того были свои планы насчет нее. Она-то над ним просто заботилась, а он… Знаешь, такому красавцу, наверное, несложно было при особом желании влезть в ее постель. А она — просто слабая женщина. У моей мамы подруга есть, Валентина Одинокова. Так у нее муж тоже на двенадцать лет ее моложе. Они вместе в хоре Пятницкого работали, в балете. Если только народные танцы можно назвать балетом. По крайней мере, сама себя она называет балетной. Так вот, в свое время она ребенка родить не решилась, все боялась теплое местечко потерять — туда, в Пятницкого, попробуй пробейся, там знаешь, какие гастроли были? Они ж из заграниц не вылезали. А когда случайно забеременела — сделала аборт. Все думала, потом, потом. А потом поезд ушел, уже при всем желании ничего не получилось. Так она за своим Коленькой, как за дитем малым ходит хвостиком. Коленька то, Коленька это. Такая странная пара! Он — высокий молодой красавец, статный — тоже ведь танцор, а там нестатных не держат. И она — сзади пионерка, спереди пенсионерка. Вот и у Алины, наверное, так. Просто взыграл материнский инстинкт, а? Как ты думаешь?

Катя посмотрела на нее удивленно, как-то растеряно. Потом ответила:

— Знаешь, а мне ведь это и в голову не приходило. А ведь вполне возможно. Вполне. Как же я сама до этого не додумалась? Надо будет Олежке сказать. Короче, они расстались. Правда, на Олега тогда было буквально страшно смотреть. Если бы ты знала, как он переживал! Он ведь ее на самом деле очень любил. Просто не смог убедить ее, что она нужна ему даже без детей. Что она сама по себе дорога для него, сама, а не то, что она могла или не могла ему дать. Что она сама по себе подарок судьбы, награда… Они утонули в своей проблеме, не смогли из нее вовремя выбраться. А тот стрекозел этим быстренько воспользовался. Развод оформили очень быстро, и Алина тут же вышла замуж за юное убожество. Мне кажется, она просто спешила отрезать себе пути к отступлению. Чтобы Олег не смог убедить ее не совершать роковую ошибку. Чтобы не успел ее простить. Мне кажется, она до сих пор его любит. И только ради него вышла замуж за этого урода. То есть красавца. Все равно урода…

Женька согласно кивала. Действительно, урод. Моральный урод, ничего другого и не скажешь. И как она могла быть так слепа?

— Ну, а за молодого самца в постели, — продолжила Катя с легким вздохом, — как ты понимаешь, надо платить. Не дешевое удовольствие. Вот она ему и устраивает записи на супер-пупер крутой аппаратуре, дабы голос его звучал не так паршиво, как есть на самом деле. Ну, и прочие радости обеспечивает, естественно. Со временем они с Олегом помирились, до сих пор очень тесно дружат. Олежка к Алине чуть не каждый день наезжает, все боится, как бы этот козел ее ни обидел. Слухами ведь Москва полнится. Да и Олег ведь прекрасно понимает, что вряд ли Городинскому нужна именно Алина. Ему нужно только то, что она ему может дать. А на самом деле… Знаешь, у Олега ведь остались общие с ней друзья, близкие к шоу-бизнесу. Наслышан о его подвигах…

Женька сжалась в ожидании удара под дых. В глазах застыл откровенный страх быть разоблаченной. Вот сейчас ее секрет и раскроется. Неужели Димка разболтал об их связи?! Хорошо, что Катя в это время смотрела не на нее, а словно бы погрузилась глубоко в себя, иначе у нее непременно возник бы очень неприятный для Жени вопрос.

— Этот козел ведь любит своими подвигами похвастаться. Даже не задумывается, что тем самым себе могилу роет. Чуть не на каждом шагу рассказывает, как поклонницы ему в букеты суют свои весьма откровенные фото. Как он едва успевает эти фотографии из букетов вытаскивать и в карманах концертного костюма прятать. Говорит, специально для этого придумал хитрый карман, в него, мол, фотографии словно бы сами скользят. Говорит, что ни единого концерта без таких фотографий не обходится. А он потом на досуге их просматривает. Что похуже — отбраковывает, что получше — использует. В общем, я сама удивляюсь, как еще гром не грянул. Как его еще никто нигде не застукал. И знаешь, даже удачи в этом нелегком деле ему желаю: пусть себе кувыркается с этими идиотками, раз они ничего другого и не заслуживают. Лишь бы только Алина ни о чем не догадалась. Потому что уж ей-то я зла меньше всего на свете желаю. И пусть она мне сейчас никто, уже не родственница. И пусть мы с ней уже сто лет не общались, с тех самых пор, как Олежек ее застукал с Городинским. Но она мне все равно не чужая, я ее все равно люблю. Просто она попала в беду. И как ей сообщить, что он ее обманывает? Олежек говорит, что у него уже миллион доказательств, но он так боится снова причинить ей боль! Вот и думай, как тут лучше поступить. То ли открыть глаза на красавчика-мужа, то ли продолжать держать ее в неведении. Олег только старается почаще бывать рядом. Когда не может приехать — хотя бы звонит, интересуется ее делами. А подонку тому грозится голову оторвать. Знаешь, как он тяжело пережил развод?! У него, между прочим, по сегодняшний день ничего серьезного ни с кем не было. Он теперь баб, как огня боится! А может, просто боится еще к одной душой прикипеть, а потом разочароваться. А ты говоришь…

Катя с любопытством взглянула на соседку:

— Жень! Ну скажи, а? Ну зачем он тебе был нужен? Я у Олежки спрашивала — молчит, как партизан на допросе. А мне ведь интересно. Ну расскажи…

Женя неопределенно пожала плечом:

— Да так… Ничего особенного. Холодильник надо было отодвинуть — у меня важная бумажка за него упала. А я ж сама его с места не сдвину…

— Аааа, — разочарованно протянула Катя. — Всего-то… А я-то думала… А чего ж тогда он тобою интересуется?

— А я откуда знаю? Это ты у него спрашивай.

— Вот и спрошу, — улыбнулась Катя. — Обязательно спрошу!

Глава 20

И снова мысли, мысли, мысли. И снова никакого покоя. Женя все искала и никак не могла найти себе оправдания. Как, как она, человек с высшим гуманитарным образованием, не смогла понять, что из себя представляет Городинский?! Ладно бы с техническим — было бы хоть какое-то оправдание: мол, технарь, в железках разбираюсь, а человеческая душа для меня потемки. Но она, гуманитарий?! Ведь всегда считала себя разумным человеком, даже в некотором роде интеллектуалом. О, да, интеллектуалка! Принять абсолютное ничтожество за божество, сотворить из него кумира и молиться этому деревянному болванчику бесконечных пять лет!