Идти туда, где ты

Она помнила, всегда помнила тот день, когда согласилась стать его женой. О его чувствах знала давно. И честнее было бы отрезать все еще в самом начале. Не смогла, смалодушничала, первое время всерьез надеясь, что сможет сохранить друга – единственного друга теперь. Ник приезжал все чаще, зависая во Вроцлавских гостиницах ради одного ее выходного, когда они могли просто погулять. «Тебе полезно гулять», - повторял он и заставлял ее делать шаг за шагом – по направлению к нему. Как ребенку, который не умеет ходить, родитель протягивает руки и ждет этого первого шага.

Логинов так и не дождался. Незадолго до родов он сообщил ей о своем намерении остаться в Польше навсегда и жениться на ней. Получить отца для своего ребенка? Честно? Нет, не честно. Но Никиту она никогда не обманывала. И была бесконечно ему благодарна за эту его странную, болезненную любовь. Привыкала к нему. Иногда ей казалось, что она знает его всю свою жизнь. А на этом ведь можно построить семью? Это ведь уже немало?

Если бы Алиса только представить себе могла, что этим браком свяжет себя по рукам и ногам на всю жизнь! Нет ничего страшнее благодарности вместо любви.

Алиса смотрела на Никиту и все крутила в голове одну и ту же мысль: если бы она не пришла к нему тогда за помощью, сейчас он не просил бы оставить «ArchSpace». Как просто!

– Почему? – голос ее прозвучал глухо и хрипло.

– А ты сама не видишь? Нам нужно что-то делать, Алис.

– Уверен?

– Я давно думал, еще до… Ведь все не так, да?

– А как? – усмехнулась Алиса.

Логинов, опустив глаза, присел возле нее, почти прикасаясь. Протянул ладонь и откинул прядку волос с ее лица. По-хозяйски, имея на это право.

– Тупик какой-то. Ты мне нужна. Когда тебе было восемнадцать лет, я хотел заботиться о тебе и любить тебя. Ничего не изменилось, я хочу того же. А нас ведет куда-то в сторону.

– Ту-пик, - повторила она за Никитой. – Тупик. Мы ведь давно в нем, да?

– Алис, я без тебя не могу. Я действительно без тебя не могу. Я сделаю все, что ты хочешь. Только давай уедем. Отправим Соньку в лагерь и поедем вдвоем.

– Мне кажется, это не выход. Может, нам стоит разъехаться? – бесцветно говорила она, прислушиваясь к тяжелым звукам, льющимся из радио. «Chemia», - подумала бессвязно, продолжая говорить: - Поживем отдельно, пока Соня будет в лагере. Подумаем... Я подумаю.

Никита устало потер переносицу, потом глаза. Затем кивнул.

– Это не решит ничего. Мы либо вместе, либо нет. Ради нас с тобой, без других сопутствующих факторов.

– Ты сам сказал: ты женат на мне двенадцать лет и у нас ребенок. По-моему, это больше походит на то, что мы вместе. И никакие факторы здесь ни при чем.

– Ты мне этого не простишь?

– Ты же уверен, что тебя не за что прощать.

– А ты уверена в том, что все это моя вина. Даже твой загул.

– На работу опоздаешь, - хохотнула Алиса, вышла из спальни и отправилась к Соне, в чьей комнате казалось подозрительно тихо, хотя ей тоже пора было собираться.

Девочка ее и не заметила. Стояла в наушниках над террариумом с улитками, пританцовывала и еле слышно напевала себе под нос что-то по-английски. Судя по всему, шел процесс кормления. Сонька подкладывала своим ахатинам капустные листы с порезанными огурцами. Сумка с тетрадями валялась где-то в стороне, а киндл оказался заброшен и забыт.

Она была уже одета в школу и выглядела вполне себе прилежной ученицей – даже с косой. Только челка неровно подстрижена. Явная самодеятельность. Когда только успела?

Алиса постояла некоторое время на пороге, наблюдая за дочкой. Ярким видением вспомнился Макаров, скармливающий, пока она не видела, семгу Францевичу. С точно таким же деловитым видом, как сейчас Соня. И она особенно теперь была похожа на Илью. Уменьшенная копия, разве что с косой.

Слезы подступили к глазам, и Алиса выскочила в коридор, не зная, где укрыться от прошлого, кружащего вокруг нее. Она сделала глубокий вдох и едва не хлопнула себя по лбу. «ArchSpace», Лешек, контракт… Собраться, выйти из дома и сказать Скорупе, чтобы искал другого архитектора. Не позволяя себе больше метаться в воспоминаниях, она буркнула «пока!» Никите, чуть позже чмокнула в макушку торопливо убегающую Соньку и спустя еще полчаса сама вышла из дома.

Чтобы уже через минуту наткнуться на внушительную тушу Ильи Евгеньевича, скрестившего на груди руки и опирающегося на ствол старого клена, будто стоял здесь уже давно. Очки его на солнце поблескивали так, что не видно было глаз. Носком кроссовка он преспокойно ковырял клумбу.

– Чувствую себя каким-то подпольщиком, - сообщил Макаров, едва она приблизилась.

Алиса молча взглянула на него – глаз ее тоже не было видно за темными стеклами – и свернула на дорожку к гаражу. За спиной тут же раздались торопливые шаги. Илья обогнал ее и замер, не пропуская вперед.

– Я тебя в последний раз прошу, - быстро заговорил он. – Я больше не буду тебя трогать и, если не захочешь, даже не приближусь к тебе.

– И это не могло подождать всего один час?

– В офисе мы бы подписали контракт, и ты уехала бы домой, ничего не слушая.

– Поэтому ты счел за лучшее явиться ко мне домой. Ты думаешь, мне мало воскресного скандала?

Наверное, если бы не очки, то молнии, мелькавшие в его глазах, непременно вырвались бы наружу. Но им обоим повезло – с его близорукостью. Макаров уперто выдвинул вперед свой длинный подбородок и ответил:

– Если бы я хотел скандала, вломился бы еще вчера. Но вместо этого стою и жду, когда ты соизволишь выйти. Дай мне десять минут. Десять – и я свалю из твоей замечательной жизни!

– Десять минут, - сказала Алиса, заметив мелькнувшего в окне своей квартиры домовладельца, и усмехнулась.

В ответ на эту ее усмешку он только и смог что кивнуть. Потому что в прошедшие сутки, если о чем и думал, так только о том, как уговорить Алису поговорить, уверенный в том, что она ни за что не согласится. А теперь впал в ступор, не понимая, как облечь в словесную форму то, что нужно было сказать.

Его взгляд забегал по ее лицу, по одежде, по рукам, в которых она сжимала сумку. А в голове отчаянно бился ее голос в ту минуту, когда она выкрикивала ему свое имя на том проклятом мосту, где он окончательно потерял голову. Нет, не алкоголь… Просто вдруг на мгновение ему показалось, что они те же… И что он имеет право ее целовать.

Макаров вытянулся в струну, став, кажется, еще выше, чем был. И медленно проговорил:

– Я… видишь ли, я не с того начал… в самый первый день не с того… Мне следовало, наверное, радоваться, но как-то не получилось радоваться… Я до сих пор не понимаю, что за подстава, - смешок из груди все-таки вырвался, но он продолжил. – И я не знаю, как к этому всему относиться. Как правильно реагировать… Ты была слишком мне дорога, чтобы сейчас вести себя так, будто ничего не произошло.