Идущие на смерть приветствуют тебя!
Шрифт:
Она ядовито поглядела на меня, проверяя, насколько сумела меня задеть. Каюсь, но ее предположение неприятно поразило меня. Я и сам не заметил, как Лициния прокралась в мое сердце и заняла там особое место из всех тех женщин, что окружали меня.
— Да ладно? — недоверчиво спросил я, стараясь выглядеть равнодушным. — Ну что же, пусть так, у меня есть много других девушек, с кем можно достойно провести время. Что скажешь, Валерия, бросай своего глупого женишка и пойдем со мной, отпразднуем Квинкватрии.
— Ага, ты все-таки любишь ее, — сказала девушка, ревниво наблюдая за мной и женской
— Ты верно говоришь, — ответил я. — Тебе лучше идти отсюда. Пусть хранит тебя Господь, обращайся ко мне, если тебе станет трудно.
— Это ты обращайся ко мне, если тебе будет трудно, — странно ответила Валерия и быстро ушла, тем более, что наш разговор затянулся и в нашу сторону начали поглядывать многие придворные.
И вот теперь я в одиночестве ехал на колеснице в Равенну, а Камилл осторожно правил ею, стараясь объезжать ухабы, хотя рессоры и так были резиновые. Вокруг скрипели колесами другие колесницы, а благородные дамы ехали в лектиках, паланкинах, которые тащили усталые рабы.
После полудня мы приехали в амфитеатр и уже на подъезде к высокому зданию я услышал, как внутри рычат львы и кричат люди, осужденные на казнь. От этих звуков кровь застывала в жилах.
Возле амфитеатра собралась огромная толпа. Надо полагать, это те, что не смогли пробраться внутрь и остались снаружи. Народ напирал на решетки и старался проникнуть за забор, чтобы поглядеть, что творится внутри. Надеюсь, для меня там оставили местечко.
Про императора, конечно же, не забыли. Больше того, казнь не начинали, потому что ждали, когда я приеду и прикажу начать процедуру.
— Мне обязательно туда ехать? — спросил побледневший Алетий, подойдя ко мне перед тем, как мы въехали в амфитеатр. — Император, я человек с тонкой и чувствительной душой, пожалуйста, избавьте меня от этого зрелища.
— Я был бы рад и сам отсутствовать, но мое присутствие обязательно, — ответил я. — Ну, а вы можете нажать, я вам разрешаю. Займитесь делами науки и образования для народа, может быть, вы сможете воспитать из юных римлян более просвещенных и гуманных граждан. И тогда такого рода казни не потребуются.
Поскольку медлить больше было нельзя, я отпустил Алетия и еще нескольких чиновников во дворец, а сам въехал в амфитеатр. Люди при виде меня отнюдь не разразились приветственными криками, наоборот, они молчали и едва слышно хлопали.
По арене круг почета сделать было невозможно, поскольку она изменилась до неузнаваемости. Теперь арена была огорожена решетками, а в покрытие вбили столбы. К столбам привязали мужчин и нескольких женщин, которые кричали от ужаса, а в глубине амфитеатра, там, где находились другие выходы, теперь согнали различных хищников: львов, леопардов, тигров, волков и медведей.
Звери пока что тоже были привязаны к решеткам и бесновались в своих клетках. Зрители, что находились рядом с этими клетками, подходили и наблюдали за
животными издали, а те, приученные уже к человеческому мясу и специально натасканные нападать на людей, кидались на решетки и старались вырваться на свободу. Зрители наблюдали совсем немного, а потом отходили, испуганные свирепостью хищников.Я поднялся в свою ложу вместе со свитой и уселся на трон. В этот раз, организаторы видимо, изощрялись в жестокости и соорудили мою ложу так, что она нависла прямо над ареной и подо мной не было мест для зрителей.
Я мог наблюдать за казнью сверху и видеть все в самых разнообразных деталях. Больше того, поскольку я приказал, чтобы мою ложу сделали крытой, теперь в ней, помимо меня, могло поместиться только двое-трое человек. Я приказал сделать так, чтобы люди не видели отвращения и ужаса, которые наверняка будут посещать мое лицо во время экзекуции.
Тем более, что я не собирался находиться здесь слишком долго. Хватит с меня и начальных минут казни. Я поприветствую народ, посмотрю самое начало и потом могу спокойно скрыться из ложи, напялив на себя плащ с низким капюшоном. Вот как я собирался сделать, но намерениям моим не суждено было сбыться.
Как только я показался вложе и приветствовал народ, мне ответили скудными криками, а затем глашатай объявил имена преступников, перечисляя злодеяния, ими совершенные. Закончив, он приказал выпустить животных из клеток.
Смотрители открыли клетки, перерезали путы и хищники с рыком выбежали на арену. Преступники вели себя по-разному. Кто-то закричал от ужаса и начал умолять о пощаде, кто-то лишился чувств, а кто-то молился богам. Некоторые преступники просто молча смотрели на зверей. Осужденные женщины завизжали, так громко, что у меня заложило уши.
Почти сразу звери напали на нескольких людей и загрызли их в два счета. Несчастные были привязаны и не могли сопротивляться или убежать. Хищники начали раздирать их окровавленные тела на куски, огрызаясь друг на друга, а затем и вовсе вступив между собой в драку.
Женщины-преступницы, уж не знаю, за что их сюда запихали, потеряли сознание и не могли оказать сопротивление, а вот двое преступников-мужчин взобрались на столбы, насколько позволяла веревка и избежали печальной участи своих собратьев.
Медведи подошли к столбам и пытались скинуть их, раскачивая изо всех сил, но мужчины держались и не падали. Но им повезло ровно до того момента, пока не появились леопарды. Они быстро взобрались наверх и напали на ловкачей, а затем быстро сбросили их вниз.
Вся арена покрылась телами преступников и их кровью.
— Ну как, тебе нравится? — спросил сзади знакомый женский голос.
Я обернулся и увидел Новию.
— Куда ты пропала? — спросил я. — Мне надо знать, где находится сенатор.
Новия попросила Родерика выйти из ложи и оставить нас. Телохранитель поглядел на меня и я подтвердил ее просьбу. Разговор не предназначался для чужих ушей.
— Ох, Ромул, ты уверен, что хочешь знать все об этом сенаторе? — спросила Новия, подойдя ко мне ближе и проведя рукой по моей груди. — Может быть, мы сможем заняться чем-нибудь иным, пока нас никто не видит? Давай задернем шторы ложи и останемся одни.