Идущие на смерть
Шрифт:
Темный силуэт сдвинулся к соседней койке. Раненый на ней замер, судорожно дернулся и, выдохнув облачко пара, затих.
Куликов зажмурился, даже отвернулся, а когда открыл глаза, оказалось что уже день. По палате ходят медсестры, выполняя свою ежедневную работу по уходу за ранеными.
"Приснится же", — с невероятным облегчением подумал Вадим.
Он повернулся в сторону соседа и замер. Койка была пуста.
— Сестра… — прохрипел он внезапно пересохшим ртом. — Сестра…
— Да?
— Где… где мой сосед?
— Успокойтесь…
—
— Умер этой ночью…
В горле встал ком. Ни сглотнуть, ни вдохнуть, ни выдохнуть…
— Вам плохо? — забеспокоилась медсестра.
— Я в норме… Спасибо, — сипло вздохнув, ответил Вадим.
Виденное не было сном. Куликов в этом был полностью уверен и то, что сосед умер, являлось тому подтверждением.
"Кому расскажешь, не поверят, — подумал Вадим. — Впрочем, никому и ничего не стану рассказывать. Ведь тогда придется рассказать и о… договоре".
Вадим тряхнул головой.
— Вот ведь глупости же лезут.
Куликов, почувствовав себя в силе, приподнялся, чтобы опереться спиной о спинку койки и обомлел. Там где должны находиться его ноги, одеяло имело совершенно ровный вид. Нет никаких соответствующих ногам бугорков.
Резкое движение рукой и одеяло полетело на пол.
Крик застыл в груди.
Руки мелко задрожали, по всему телу выступил холодный пот, и Вадим рухнул на подушку. Лицезреть плотно обмотанные уже чуть окровавленные бинтами короткие культи ног было выше его сил.
— Зря я выпросил у смерти отсрочку… Лучше бы она забрала меня с собой…
"Бойся желаний своих…" — вспомнил Вадим глубокую философскую мысль неизвестно кем и когда сказанную.
Куликов вспомнил, как в свое время желал подобного исхода: тяжелого ранения с потерей ноги или руки, лишь бы остаться в живых и не участвовать в начавшейся войне, убраться от нее прочь, как можно дальше, лишь бы только жить.
Но тогда у него были деньги. Целое состояние, на которое можно было жить даже таким увечным, не чувствуя ущербности. Ведь деньги даруют многое, даже уважение окружающих, несмотря на физическую неполноценность.
А что сейчас? Денег нет, все счета выбили из него особисты перед тем как отдать в штрафбат, отправив на верную смерть. Теперь он нищий никому не нужный калека.
"Вот и сбылись твои желания, — с ожесточением подумал Куликов. — Радуйся же! — кричало его второе "я". — Теперь война для тебя закончилась. Как ты того и хотел, скоро отправишься в безопасность, за Урал! Гип-гип-ура!"
Слезы сами потекли из глаз. Никакой радости не было и в помине.
Какая-то медсестра, молча, подошла и укрыла его сброшенным одеялом и так же молча, ушла по своим делам.
Доктор, обходя палату, что-то спрашивал у раненых, отсутствие ответа для него тоже ответ, он ставил пометки в больничных картах, назначал лечение и двигался дальше, обходя нескончаемые ряды с ранеными.
Вадим, находясь в состоянии глубокой апатичности, послушно пил подаваемые таблетки, подставлял руки для установки капельницы,
ел, "ходил" на перевязки…— Здравствуй…
Чье-то приветствие добиралось до сознания целую вечность. Наконец осознав, что рядом кто-то стоит, Вадим повернул голову.
Что-то внутри колыхнулось при виде женщины и затихло. Куликов вернул голову в исходное положение и вновь уставился в потолок, наблюдая за тем, как по нему ползают мухи.
— Ты не узнал меня? — неуверенно спросила она. — Это я…
— Я помню тебя. Что ты хотела?
— Поздороваться…
— Поздоровалась?
Елена кивнула.
— Тогда всего хорошего.
Вадим сам не понимал, почему неприветлив и даже груб с ней, но ничего не мог с собой поделать. Не то чтобы он обвинял ее, она абсолютно ни в чем не виновата, но…
"Что ей нужно? Зачем она пришла? — почему-то зло спрашивал себя Вадим. — Посмотреть на меня, калеку?"
Елена Акжал постояв еще пару секунд, помявшись с ноги на ногу, развернулась и быстро ушла. Но от ее ухода Куликову легче не стало, даже наоборот.
Тут еще сосед из новеньких, занявший опустевшую койку, встрял:
— Знакомая? Хорошенькая… Ну и зачем ты ее обидел? Она что ли виновата в твоем горе? Максим, — представился он.
Куликов продолжал смотреть в потолок. Он отвлекся от этого занятия, когда напротив его койки встал какой-то капитан с рядовым за спиной, держащего в руках небольшую картонную коробочку.
— Куликов Вадим? — уточнил капитан.
— Да…
— Сообщаю вам, что полевым судом вы амнистированы…
— А то, — едко хмыкнул Вадим. — Какой прок от калеки? В штрафбате мне делать нечего, а в тюрьме за мной еще ухаживать пришлось бы. Морока одна. Лучше и дешевле амнистировать и выбросить.
Капитан никак не отреагировал на реплику и с невозмутимым видом продолжил:
— А также, за боевые заслуги, вам возвращаются все ваши прежние награды и… восстанавливают в звании.
— Тоже мне великая честь…
Капитан протянул руку и рядовой поспешно вложил в нее ту самую коробку.
— Держите… товарищ старшина.
Вадим нехотя принял коробку и тут же не глядя, бросил ее в верхнее внутреннее отделение прикроватной тумбочки.
— Благодарю, товарищ капитан.
Капитан нахмурился и резко развернувшись, пошел вон.
— Ого! Так ты бывший штрафник?!
Видя, что Куликов никак не реагирует, сосед на это ничуть не обиделся. Пошарившись в тумбочке, он выудил из нее коробку и открыл.
— Ну ни фига себе, сколько железа! Как же тебя такого орденоносца и героя в штрафбат упекли?! Ну а раз амнистировали, да еще награды вернули и в звании восстановили, значит, ты провернул что-то из ряда вон выходящее! Что, ты сделал старшина?!
"Хм-м, действительно, раз командование так расщедрилось (хотя если подумать это пустая мелочь), значит нам все удалось? — впервые проявил заинтересованность Куликов к тому что он с товарищами совершили. — И как там остальные из нашей дюжины? Кто еще уцелел кроме меня?"