Идя сквозь огонь
Шрифт:
— Сам-то кто будешь? — задала она встречный вопрос, продолжая держать перед собой оружие. — На доброго человека не больно похож!
— Что ж, пора мне представиться! — еще шире улыбнулся парень. — Я — боярин Григорий Орешников, стольник Великого Московского Князя!
— И что в сих краях делает слуга Москвы? — недоверчиво поинтересовалась Ванда, не сводя глаз с привешенной к поясу незнакомца сабли. — Московские земли лежат далеко на востоке!
— Верно, там они и лежат, — кивнул, продолжая улыбаться, московит. — Боюсь, ты все равно не поверишь моим словам.
— Так
— Изволь! — развел руками боярин. — Коли просишь — поведаю. Минувшей зимой Московский Владыка встречался в Самборе с вашим Королем.
Государю Унии пришлось по сердцу мое умение пускать стрелы, и он упросил Великого Князя оставить меня на полгода здесь, дабы я научил польских вояк управляться с луком.
Неделю назад полугодичный срок истек, и каштелян Прибыслав, под началом коего я наставлял в стрельбе жолнежей, отпустил меня в родные края. Да только все вышло не так, как мне хотелось.
Пару дней назад, проезжая через Старый Бор, я встретился с разбойниками. Меня стащили с коня и попытались убить.
С божьей помощью мне удалось отбиться. Двоих лиходеев я посек саблей, другие сами отступили.
Похоже, тати не ожидали отпор, и пока они приходили в себя, я дал деру в лес. Места сии мне незнакомы, и я порядком заплутал. Вот, пожалуй, и весь мой сказ! А ты здесь как очутилась?
— Так же, как и ты! — горестно вздохнула Ванда. — Видишь на мне кафтан королевского гонца? Я везла Самборскому Воеводе послание от Государя, но по дороге меня захватили в плен те же тати, что напали и на тебя!
— Дела! — покачал головой Орешников. — Как же тебе удалось вырваться из их рук?
— Господь помог! — ответила ему, не желая вдаваться в подробности, Ванда. — Двое разбойников отвели меня в лес, дабы зарезать, но мне посчастливилось вырвать у одного из них кинжал, и я пустилась наутек…
— Лихо! — уважительно причмокнул языком, боярин. — Видно, Господь и впрямь тебя любит! Слушай, раз ему было угодно свести нас в сей чащобе, выбираться из нее нам нужно вместе.
Что скажешь на это, панна? Или ты мне не доверяешь?
Ванда не сразу нашлась с ответом. Новый знакомый, столь нежданно вторгшийся в ее жизнь, не походил на негодяев, с коими ей давеча пришлось встречаться в дороге, однако сего было мало, чтобы принять его предложение.
Опыт последних дней научил девушку не доверять никому. Добродушие нового знакомого могло оказаться притворством, призванным ослабить ее бдительность.
— Боюсь, я буду плохой попутчицей, — вымолвила она, — со мной ты далеко не уйдешь!
— Оттого, что ты хромаешь? — вопросил Орешников. — Дай-ка поглядеть, что у тебя с ногой…
Не обращая внимания на кинжал в руках девушки, московит приблизился к ней с намерением оказать помощь.
Выбора у Ванды не было. Присев на ствол поваленного дерева, она протянула ступню новому знакомому.
— Худо дело! — сокрушенно покачал он головой, осмотрев рану. — Уж больно глубоко сидит заноза. И поддеть ее нечем. У тебя, чай, нет ни иглы,
ни шила…— Откуда им взяться? — пожала плечами Ванда. — Все мое отняли лиходеи!
— Кинжал ты мне тоже не одолжишь, — продолжил прерванную мысль Орешников, — мне остается лишь одно…
Пообещай, панна, что не ударишь меня кинжалом, сколь бы дивным ни показалось то, что я нынче сделаю!
— А что ты намерен делать? — задала ему непраздный вопрос девушка.
— Увидишь! — хитро подмигнул ей боярин. — Ну так что, даешь слово?
— Даю… — с трудом выдавила из себя Ванда.
— Вот и ладно! — широко улыбнулся Орешников. — Будет немного больно, ты уж потерпи!
Взяв в ладони узкую девичью ступню, московит поднес ее к глазам, словно прикидывая, как лучше взяться за дело, и вдруг впился зубами в края раны, словно упырь.
Ванда вскрикнула от боли и, еще больше, от возмущения, однако ей хватило сил сдержать данное Орешникову слово. Спустя миг она убедилась, что боярином руководило отнюдь не желание ей навредить.
С торжествующим видом московит выплюнул на ладонь маленький черный предмет, походивший на сломанное острие ножа.
— Вот что мешало тебе ступать, — произнес он, разглядывая находку, — осколок ракушки! Ты, верно, занозила ногу, переходя вброд ручей…
— Нет, влезая на дерево! — фыркнула Ванда, тщетно пытаясь скрыть за раздраженностью свое смущение.
— Охотно верю! — ответил, не моргнув глазом, Орешников. — На Литве все не так, как в иных местах. Чему дивиться, что здесь и ракушки растут на деревьях?..
Ванде стало стыдно за то, что она непочтительно обошлась с человеком, оказавшим ей услугу, и девушка решила извиниться.
— Прости, я не должна была сего молвить, — сказала она, опустив глаза, — я благодарна тебе…
— Погоди благодарить, дело еще не сделано! — прервал ее новый знакомый. — Мало извлечь занозу, нужно саму рану залечить.
К великому удивлению девушки, он вырвал из земли какое-то растение и принялся его жевать. Затем, выплюнув на ладонь густую зеленую кашицу, смазал ею Ванде ранку на ноге.
— Что это? — прошептала она, изумленная таким способом целительства.
— Подорожник, — деловито пояснил ей боярин, — На Руси его еще кровавником кличут. При ранениях нет лучше средства. Он и жар из раны уберет, и саму ее за пару дней затянет…
Верно, дивные создания люди. Целебное снадобье под ногами растет, а они чужеземные мази за золото покупают!..
Оторвав от кафтана болтающийся обрывок рукава, он обвязал им раненую ступню девушки.
— А ты, я вижу, силен в целительстве, — впервые за время беседы улыбнулась она. — Где только научился так ловко вынимать занозы?
— На войне многому научишься. Не то что занозы — стрелы да обломки клинков порой приходится из себя вытаскивать…
Видишь? — боярин повернулся к ней боком, дабы Ванда могла увидеть двойной шрам на плече. — Стрела татарская прошила насквозь.
Наконечник оказался с зазубринами, так что не было иного способа от стрелы, как протащить ее целиком крозь рану…