Иероглиф «Любовь»
Шрифт:
– Приветствую вас, господин Вэй Цясэн! Желаю вам долгих дней и благовещего Нового года! Прошу вас не побрезговать нашим скромным угощением, принять чарку вина!
Мэй перевела взгляд с Гуан на господина Вэя. Тот, казалось, никого не видел, кроме ее наставницы.
– Приветствую тебя, Гуан, – тихо сказал он. – Да принесет тебе Новый год удачу и счастье. Позволишь мне присесть с тобой?
– Это для меня великая честь, о господин. Гуан и Вэй Цясэн сели за столик. Гуан немедленно кликнула служанку, велела ей принести кувшин лучшего шансинского вина и золотую чарку для гостя, а сама не сводила глаз с красавца. Когда вино было принесено,
– Как ты живешь, Гуан? – спросил гость, попрежнему не повышая голоса.
– Жизнь моя не знает изменений, господин, – сказала Гуан с легкой улыбкой. – Печаль в ней не сменяется радостью, а только новой печалью.
– Отчего же ты печальна, Гуан? – спросил Цясэн, а Мэй удивленно смотрела то на него, то на свою наставницу. Ей казалось, что прекрасной Гуан не о чем печалиться. Кроме того, разве этот напыщенный господин имеет право расспрашивать Гуан так, словно Она его жена?
Но Гуан, похоже, не имела ничего против расспросов. Щеки ее заалели румянцем, в глазах словно засияли звезды...
– Вы знаете почему, господин, – сказала она. – Выпейте еще вина.
Она подала Цясэну чарку, тот принял ее с благодарностью.
– Ты сегодня еще прекрасней, чем всегда, Гуан, – сказал он. – Один взгляд на твое дивное лицо обещает райское блаженство. Ох, совсем из памяти вон! Вот тебе подарок, Гуан.
Цясэн протянул красавице лаковую шкатулку. Та открыла ее, и румянец схлынул с нежного лица.
– Небесная Канцелярия! – прошептала Гуан. – Разве я достойна такого подарка?
Мэй стало ужасно любопытно, какой подарок таится в лаковой шкатулке. И любопытство ее было вознаграждено. Гуан осторожно извлекла из шкатулки сложенный веер. Раскрыла его и залюбовалась прелестным рисунком на шелке – веткой цветущего персика...
А затем Гуан решительно сложила веер так, что он чуть не треснул.
– Господин мой, – с горечью сказала она, – разве вам не ведомо, что такой подарок не положено дарить певичке из веселого квартала? Да еще с рисунком ветки персика! Неужто вы не знаете, кому следует дарить такие веера?
– Знаю, Гуан, – ответил Цясэн. – Но именно потому я и дарю его тебе. Я хочу, чтобы ты вошла в мой дом как жена и хозяйка. Прими этот веер и согласись на брак со мной! Ты ведь знаешь, что душа моя изнывает от любви к тебе!
– Я всего лишь певичка, а вы знатный горожанин, – ответила Гуан. – Взять в жены певичку – бесчестье для рода.
– Мне безразличен мой род! – горячо воскликнул Цясэн. – Мне небо и земля безразличны, если рядом нет тебя, любимая! Кто осудит нас, кто упрекнет? Разве в свое время не сделал владыка Жоа-дин императрицей свою наложницу, госпожу Нэнхун?
– Тише, прошу вас! – всплеснула руками Гуан. – Неужто вы не знаете, что всякое упоминание о несчастном императоре и его страдалице-супруге строжайше запрещено и карается как государственная измена?! О, будьте осторожны, мой любимый!
– Я не ослышался? – спросил Цясэн. – Ты сказала «любимый»? Ради этого стоит пойти и на государственную измену! Так ты любишь меня?
– Лучше бы мне не говорить этого, – дрожащим голосом произнесла Гуан. – Я не хочу, чтобы вы потеряли голову от своего безрассудства.
– Гуан, скажи, заклинаю тебя Небесной Канцелярией: ты любишь меня? – настойчиво повторил Цясэн.
– Люблю. – Грустным был голос Гуан. – И раскаиваюсь в этом, потому что ни мне, ни вам эта любовь не принесет ничего, кроме страданий.
– Стань
моей женой, Гуан! Я выкуплю тебя у хозяйки, отдам ей за тебя столько золота, сколько попросит!– Но...
– Ты согласна?
– Да. Но поверьте, господин мой, такая любовь грозит нам бедой. У меня плохие предчувствия.
– В грядущем году с нами не случится ничего плохого, милая, – возбужденно прошептал Цясэн. Перед тем как идти к тебе, я побывал у гадателя.
Он нагадал мне столько счастья и богатства, что его не увезти на всех кораблях Империи! Но главное мое богатство – ты. И ты будешь со мной. Выпьем вместе, как жених и невеста.
Они выпили по три чарки вина, не замечая, что Мэй неотрывно и изумленно следит за ними. Девочка же испытывала удивительное волнение. Впервые при ней кто-то говорил о любви, она видела, как пылает это загадочное чувство в глазах мужчины, как спокойная Гуан загорается в ответ... Неужели Гуан станет женой этого красавца? А как же тогда Мэй, кто станет ее наставницей и подругой?
– Идем к тебе, – прошептал Цясэн, гладя руку Гуан.
– Да, – прошептала та в упоении.
Они поднялись и вышли из залы так, как будто в мире никого, кроме них, не осталось. И хотя пир и веселье были в самом разгаре, Мэй почувствовала себя одинокой, брошенной и несчастной. Она слушала, как на цине, флейте и самсэне исполняются игривые мелодии, но на глаза ее навертывались слезы. Кругом танцевали, пили, разыгрывали веселые представления, а Мэй все думала, зачем же ушли Цясэн и Гуан. Разве здесь, за столом, нельзя разговаривать?
Мэй так глубоко погрузилась в темные воды печальных размышлений, что не сразу заметила, как напротив нее уселся какой-то старик.
– Как ты прелестна, милочка! – услышала она надтреснутый голос и вздрогнула. Посмотрела испуганно. Старик был на редкость уродлив, хоть и одет роскошно. На лице у него росли две крупные бородавки, глаза, лишенные ресниц, слезились, в зачесанных назад волосах светилась плешь... Мэй хотела было вскочить из-за стола, но костлявые пальцы старика цепко ухватили ее за локоть.
– Куда это ты собралась, милочка? – проскрипел он. – Я гость, а с гостем надо поступать вежливо, разве Хозяйка Люй тебя не учила? Я не видал тебя здесь раньше, ты, верно, новенькая? Чаровница! Губки как бутончик! А какие маленькие ножки, я просто разум теряю! Как тебя зовут?
Мэй, разумеется, ответить не могла. Но старика это не остановило.
– Ах ты, молчунья-скромница, – противно захихикал он. – Робеешь? Видно, еще не обучена искусству нефритовых покоев! Но это поправимо, я и сам тебя обучу! Считай, тебе повезло, что сам Удэ Второй станет твоим наставником в сладкой игре! Поди присядь ко мне на колени, выпей со мной вина!
Мэй испуганно замотала головой. Сама мысль о том, чтобы коснуться старика, да еще сесть к нему на колени, представлялась ей ужасной. Она задрожала так, будто в жаркую залу внезапно ворвался ледяной ветер.
– Иди же ко мне. – Старик схватил Мэй за обе руки. – Полно упрямиться! Будь сговорчивой, иначе тебя накажет Хозяйка Люй!
Но Мэй не столько боялась Хозяйки Люй, сколько этого ужасного старика, от которого несло смесью благовоний и тлена, как от открытого гроба. Мэй вырвалась из цепких рук и отскочила, задев при этом большое фарфоровое блюдо с хурмой, стоявшее на краешке стола. Блюдо слетело на пол и разбилось со звоном, показавшимся Мэй ужасно громким. Девочка бросилась прочь, не разбирая дороги...