Иерусалим
Шрифт:
— Султан с ними управится.
— Уж это точно, мне бы иметь столько веры, сколько у него!
— Я слыхал, среди них есть и тамплиеры.
— Тамплиеры!.. — По ту сторону миски взметнулась рука, сотворяя знак, отгоняющий злых духов.
— Ну да! И один из них не кто иной, как сам Итиэль.
Разговоры притихли. Кто-то громко рассмеялся.
— Вот чепуха! Нет там никакого Итиэля.
— Мой двоюродный брат, который служит копейщиком у Таки ад-Дина, видел его собственными глазами. Наконечник его копья мечет молнии, и там, где проскачет его чёрный конь, земля вся усеяна трупами.
— Нет
— Тихо, вон идёт Ахмед!
Раннульф быстро глянул и поспешил вновь опустить глаза. Всё тело его напряглось. К ним по террасе шагал копейщик в шлеме, увенчанном султаном.
Люди, сидевшие вокруг Раннульфа, дружно разразились приветственными восклицаниями:
— Ахмед!
— Благослови тебя Аллах, храбрый воин!
Головы их задёргались в торопливых поклонах. Курд остановился перед ними:
— Я гляжу, вы, как обычно, по уши в делах. Вот ведь шайка лентяев!
— Нет-нет, Ахмед, просто сейчас слишком жарко!
— Благослови тебя Аллах, Ахмед!
— Храбрый воин!
Раннульф, подражая остальным, лихорадочно кивал головой; если его поймают, то прикуют к стене, как Одо, а он вряд ли сумеет вынести это так же достойно. Неужели у него и впрямь длинные зубы и слезящиеся глаза?
Курд пошёл дальше. За его спиной заговорили уже о другом:
— Поглядите только, как вышагивает!
— Да уж, если б он так же доблестно бился с франками!
— Ленивый мешок с дерьмом!
Раннульф вновь отодвинулся к стене, не поднимая глаз и прислушиваясь.
— Поглядел бы я на него, если б он столкнулся лицом к лицу с Итиэлем!
— И что же ты обо всём этом думаешь? — спросил Али. Он сделал знак слугам, и те молча унесли остатки ужина.
— Великолепно! — отозвался Стефан.
Он вновь оглядел комнату, поглощая каждую мелочь её красоты. Они обошли весь дворец и всё повидали, прежде чем пришли сюда, в личные покои Али. Эта комната была лучше всего: тёплая, тихая, обставленная так просто, что казалась почти строгой, — прямые линии низких деревянных столов, плавные очертания светилен, геометрический узор красных керамических плиток, которыми выложен пол. В одном углу комнаты росло в горшке небольшое пышнолистое деревце, дерзко противостоя всему этому строгому порядку беспорядочным изобилием своей кроны. Стефан всем сердцем восторгался этой комнатой.
— Раннульф говорит, что Дамаск не так прекрасен, как Константинополь, но я этому не верю.
— Может быть, Дамаск больше похож на Париж?
— Париж — это груда мусора! — отрезал Стефан, и Али разразился смехом.
— Стефан, ты просто чудо! Мне так чудесно с тобой.
Стефан вновь улёгся на бок на диван.
— Да, я очень счастлив.
Они говорили по-французски; Стефан раза два попытался было перейти на арабский, но Али лишь посмеялся над ним, — а он не хотел, чтобы Али над ним смеялся. Они провели вместе почти весь день, и он видел великолепные залы и фонтаны, сады, библиотеку, выложенную голубой плиткой мыльню, личную мечеть султана — драгоценность из белого камня. Они занимались любовью на траве. Трапеза
была чудесна — абрикосы и баранина, луковички, начиненные орешками, фрукты, сваренные в пряном сиропе; даже вино оказалось вполне сносно. Он подумывал о том, чтобы вскоре снова заняться любовью.— Давно ты стал тамплиером? — спросил Али.
— Я приехал сюда в прошлом году.
— Ты сражался при Рамлехе?
Стефан покачал головой. Он предпочитал не касаться этой темы, не смешивать нынешнего дня с иной своей жизнью. Но Али был весь внимание, взгляд его стал острым, тело напряглось под изящными складками бурнуса.
— А в той битве, что была минувшей осенью? Мы называем её Дар Реки, вы, наверное, иначе.
— Битва при Литани, — сказал Стефан и потянулся за чашей с вином; он был слегка пьян. — Господь наказал нас за наши грехи, каковы бы они ни были. — Он заглянул в чашу, всколыхнув вино. — Знаешь, у меня была старая тётка, которая говорила, что может угадать будущее по следам винного осадка в чаше.
— В самом деле? Как интересно. — Али кончиком пальца очертил костяшку на лодыжке Стефана. Будущее интересовало его куда меньше, чем прошлое. — Счастье, что ты уцелел в битве, где мы изрядно выкосили твоих соплеменников.
Стефан смотрел, как вино скользит по поверхности чаши.
— На всё воля Господа. — Он отодвинул обнажённую ногу от пальцев Али.
Сарацин протянул руку и ухватил его за лодыжку.
— Совершенно верно. Бог хочет, чтобы мы — чьё дело право — восторжествовали над вами.
— Али, — сказал Стефан, — я не хочу об этом говорить.
— Почему же? Потому что не хочешь признать, что я прав? — Глаза Али загорелись. Он выпустил лодыжку Стефана и протянул руку открытой ладонью вверх. — Прошу тебя, Стефан. Ты мне так нравишься. Я не хочу увидеть твою смерть, потому что в конце концов мы изничтожим до конца всё ваше племя.
— Ты ничем не лучше Раннульфа, — сердито сказал Стефан.
Лицо Али закаменело.
— Вот ещё! Я совсем иного сорта, чем этот мужлан и разбойник. — Он отодвинулся, высоко вскинув голову, и принял вид надменный и властный. — Я бы мог спасти тебя, Стефан, если ты позволишь мне сделать это.
Стефан потянулся к чаше с вином и залпом осушил её.
— Благодарю, — сказал он. — Мне пора идти.
Он встал, покачиваясь, чувствуя, как желудок комом подкатил к самому горлу.
— Куда ты идёшь? — спросил Али. В дверь постучали; сарацин быстро оглянулся, и один из слуг торопливо пошёл узнать, в чём дело.
— Я тамплиер, Али, — сказал Стефан. — Может быть, я не слишком ревностно блюду свой обет, но я всё-таки тамплиер, и ты сделал ошибку, напомнив мне об этом. — Он направился было к двери, но тут слуга попятился и в комнату вошли двое стражников.
Али поспешно схватил Стефана за руку и удержал его.
— В чём дело? — Он перешёл на арабский, который Стефан понимал куда лучше, чем говорил на нём.
— Мой господин, — сказал один из стражников, — мы не можем его найти.
— Что?!
— Иерусалимский рыцарь. Аль-Вали. Мы не можем найти его. Давуд ждал его у стены, но он так и не появился. Мы обыскали все улицы вокруг дворцовых стен...
Стефан оглушительно расхохотался. Али ожёг его гневным взглядом и вновь повернулся к стражникам: