Иго во благо

– Всё вижу, буду лечить, если понадобится – приеду.

Приехала. Энергии в старушке на десятерых. Первым делом, говорит, надо пойти в церковь, потом – на кладбище.

В церковь, вроде понятно, но на кладбище-то зачем? Ладно, целителю виднее. У него свои секреты мастерства.

Повёз в Крестовоздвиженский собор. По народно-целительной методике баб Зины – надо поставить тринадцать свечей. Цифра насторожила и откровенно не понравилась – почему именно тринадцать? Спрашивать и спорить не стал. Некоторые догматы баб Зины и ранее смущали. Плевать, говорит, надо через правое плечо, а не через левое. Со стороны сердца стоит хороший ангел, который за нас, а нехороший, на которого и следует щедро слюной брызгать – он с правой стороны. Думаю, что-то, баб Зин, не то толкуешь.

В церковь привёз в воскресенье, народу полным-полно. Купил тринадцать свечей, отдал ей. А сам делаю вид, что не гляжу на неё, она мне попросту не интересна. Занимаясь борьбой, специально тренировал себя на развитие бокового зрения, вроде взгляд направлен в одну сторону, но видишь всё, что вокруг происходит. Поставила баб Зина тринадцать свечей. Скользкую арифметику незаметно исправил: тринадцать за мою маму не пойдёт – ещё одну потихоньку купил и водрузил на подсвечник. Службу отстояли, отец Иоанн, митрофорный протоиерей, вышел с крестом, прочитал проповедь. Народ выстроился крест целовать. Я слежу за объектом. Но и она, заметил, время от времени меня глазами ищет, бабушка себе на уме. Подходит к кресту, отец Иоанн начал ей что-то говорить, она юрк и отошла. Не дал приложиться к кресту.

Эге-ге, думаю, интересный расклад. Сам, делаю вид, будто ничего не заметил, ступил за колонну. Жду, что дальше будет. Баб Зин подходит, зырк на меня, видел или нет? Держусь индифферентно, полная безмятежность на лице. Похоже, решила, не видел. И всё же, на всякой случай, а вдруг заметил, в машине говорит:

– Батюшка поругал, что неправильно крещусь. А у меня пальцы толком не гнуться, корову ведь дою. Он замечание сделал.

Не сказала, что к кресту не допустил. Я тоже промолчал.

Но до конца, надо сказать, не понял тогда, с кем имею дело. Это уже потом батюшка Савва объяснил, кому служат такие люди.

После церкви отвёз её на кладбище, внутрь баб Зина одна пошла, я сидел в машине за воротами кладбища, мысленно обращаясь к родным усопшим. К деду Андрею, бабушке Августине, которая нам Библию читала. С бабушкой долгие годы был контакт, впрочем, и сейчас есть. Сердцем чувствую: слышит, когда обращаюсь к ней.

После поездки в церковь у меня стали накапливаться в отношении баб Зины нестыковки. В тот год она несколько раз подряд у родителей останавливалась, купила в Новосибирской области домик, туда переехала с мужем и сыном. Моталась в Казахстан и обратно через Омск, и к нам заезжала. Однажды пригласил к себе, баб Зин обошла квартиру и давай учить, какие иголки надо в окна и в двери втыкать. Я ведь воткнул. Полечила моих сыновей, а вот дочь жена наотрез отказалась давать. Что-то почувствовала.

Один раз баб Зин приехала в Омск вся больная, язвы на ногах. Говорит мне:

– Вообще умираю.

Я, добрая душа, вызвался:

– Давай полечу твои ноги.

Когда при лечении руки ставишь, начинаешь ощущать, как движется энергия по кругу: из одной руки выходит, проникает в объект лечения, затем входит в другую, проходит через тебя, снова из той же руки выходит к объекту… Здесь из одной руки выходит, в другую не идёт, как ни пытаюсь. И холод. Ощущение, которое называю поцелуй покойника – тепло уходит-уходит. Когда бабушка Августина умерла, мне было десять лет. На кладбище прощались с ней, февраль, мороз под тридцать. Поцеловал бабушку в лоб, и на губах осталось ощущение ледяного холода.

Болезнь баб Зины не по зубам оказалась мне, пошёл к Максимычу, договорился – завтра баб Зину приведут к нему на приём. Распрощался с Максимычем и отправился к себе домой. Еле доехал, с превеликим трудом поднялся на пятый этаж. Пьяный и пьяный. Жена дверь открыла, а я будто два стакана водки выпил – язык еле ворочается. Силы из меня, как воздух из шарика, вышли – сдулся до нуля.

На следующий день более-менее восстановился, приезжаю к родителям, вот те раз – умирающей баб Зины в помине нет.

– Где? – спрашиваю. – В больницу увезли? Совсем свалилась?

Оказалось, здоровее всех живых. Уметелила на другой конец города. Максимыча посетила, и все хвори как рукой сняло. Вот, думаю, что значит, дело мастера боится. Вчера баб Зина при смерти была, сегодня полетела, аки птица. Поставил Максимыч болящую на крыло. Выхожу за калитку, смотрю, Максимыч в нашу сторону движется. Да не Максимыч, тень от него. Всегда живчик, здесь еле ноги переставляет.

Озираясь, спросил шёпотом:

– Бабки твоей нет?

– Куда-то, – говорю, – упорхнула уже. Так хорошо полечил её…

Максимыч плачущим голосом:

– Саша, не приводите её больше, не надо. Меня учила лечить одна умная женщина. Прожила сто лет. Говорила: «Бойся чёрных людей». Твоя бабка чёрный человек. Я стал лечить, с меня всё, как в яму, ушло. Обычно, чайку попью, минут десять посижу и восстанавливаюсь, следующего пациента принимаю. Бабка утром у меня была, сейчас вечер, я ещё не отошёл. Видишь?

И поднимает руки, а они у него ходуном ходят. Бешеный триммер.

– Ладно, – говорю, – скажем, что ты уехал.

Максимыч обрадовался:

– Скажите-скажите! И не скоро вернусь.

Баб Зину в Казахстане наши родственники нахваливали, мол, такая искусница. У брата Ильи жена Света подходит к своей калитке, вдруг чувствует, с лицом что-то, выхватила зеркальце из сумки, а у неё не лицо, а луна в период полнолуния, расплылось ни с того ни с сего. Побежала к баб Зине:

– Ой, спасай, помогай!

Та давай ругаться:

– Это Валька, дрянь такая, сделала, колдунья чёртова, сейчас сниму.

У них в селе насчитывалось три знахарки, конкурирующие друг с другом. Баб Зина воск отлила, «порчу» сняла. Луна лица бесследно у Светы исчезла.

Одним словом, есть подозрение: сама «делала», а потом сама же и лечила. Чем не бизнес.

С баб Зиной мне повезло, загруженность на работе не позволила брать у неё уроки. В эту болотину не встрял. Хотя баб Зина усиленно подтягивала к себе, мол, передам опыт целительства. Поделюсь всем, что только сама знаю, ничего не утаю. Будешь всегда при деньгах и уважаемым человеком.

Глава пятая

Ангелы из сна

Кроме баб Зины в тот памятный год познакомился с женщиной, на двенадцать лет младше моей жены, имя то же – Марина. У обеих отцы – Василии Николаевичи. Обе одеваются со вкусом, у одной и другой гуманитарный склад ума, но и предприимчивость деловая. Параллелей много.

С той самой первой встречи с Мариной проскочила между нами искра. После неё дым пошёл коромыслом.

Мама до смерти простить себе не могла: сама любовницу сыну в дом зазвала.