Иго во благо

Марина походила на одного из ангелов из сна, того, который приблизился к окну. Со вторым позже тоже довелось встретился. И не один раз.

Жена быстро почувствовала – у меня роман на стороне.

Сказал ей:

– Да, немного увлёкся, но это, временно, не бери в голову.

Даже попросил разрешения в театр с Мариной сходить.

Само собой – «взяла в голову».

Ума много не надо, представить, что творилось у жены в душе. Какое-то время сдерживалась, терпела, надеялась – перегорю, перебешусь.

Затем начались скандалы. Жена не из тех, кто будет безропотно сидеть в уголочке, платочком слёзы утирая. По всем законам конспирации и диверсионной деятельности принялась вести слежку.

Я снял Марине квартиру на Лермонтова, утром выхожу оттуда в бодром настроении, что за напасть? Все четыре колеса моей машины проколоты. Огляделся, ни у одного автомобиля, рядом стоящего, нет дырявого сюрприза, все целёхонькие, лишь моя небесной синевы «тойота» полностью обезножила. То есть, удар нанесён адресно.

На дворе в разгаре лето, я весь в белом. Даже туфли светлые. Пришлось пиджачок сбрасывать, доставать ключи и заниматься далеко не конторской работой… Часа два провозился. Колесо сниму, тащу на вытянутых руках, чтобы рубаху, брюки не измазать, в шиномонтажку. А там метров пятьсот. Так четыре раза.

Вторая акция была направлена сугубо на Марину. Пока я был на работе, жена на Лермонтова нагрянула с моей мамой. Прихватила свекровь для увеличения ударной силы воздействия на разлучницу. Мама сама рвалась обличить последнюю, приютила её у себя дома, а она, бесстыдница, в ответ на доброту влезла в чужую семью… Марина ушла в глухую оборону. Нападающая сторона, как ни давила на звонок, как ни колотила в дверь руками и ногами, как ни шумела, Марина не открыла. В итоге только что и удалось – мстительно нацарапать на двери большими буквами короткое и обидно для любой женщины слово. С тремя восклицательными знаками.

Я через полчаса по зову Марины приехал, увидел надверное художество и поехал к родителям. В самой категоричной форме приказал не встревать в мою жизнь.

Сейчас задним числом понимаю свою неправоту, а тогда жёстко вопрос поставил: не лезьте, не в своё дело, я не школьник учить уму-разуму, отошли те времена.

И все уши поджали.

Отец не встревал в нашу с мамой перепалку. Отмолчался. Конечно, переживал, видно было по лицу, но слова не вымолвил.

На этом дело не кончилось, наоборот – дошло до мордобоя и рукоприкладства. Жена выследила Марину и врезала кулачком по физиономии. Как тому карманнику в автобусе. Удар был нанесён метко и сильно – у Марины синяк под глазом налился.

После этого я ушёл из дома. Исключительно, дабы оградить Марину от нападок, быть рядом с ней в этот взрывоопасный период. Разводиться, уходить из семьи не думал.

Собираю вещи, дочь-кроха, было ей три года, почувствовала:

– Папа, ты куда? Не уходи.

Сын Миша, ничего не понял, а эта плачет:

– Не уходи, ты куда?

Когда жена сказала сыновьям, что я ушёл, Миша начал биться телом в стену. Разгонится – удар. Разгонится – удар. Жена обхватила его руками, прижала к себе: «Что ты, что ты?!» Он вырвался, разревелся до истерики. Страшным шоком стало – отец предал. Коля (учил его, если что, ты старший в семье) повёл себя категорично. Возвёл мой поступок в разряд «если что». И сделал вывод: ушёл, значит, мы ему не нужны, следовательно, и он нам до фонаря!

Я не собирался бросать семью, все расценили мой поступок уходом. Марина, прежде всего. Зная мою натуру, вопросов не задавала, и светилась, как же, я рядом, план её выполняется.

А мне плохо.

Через две недели позвонил жене:

– Надо встретиться.

Зафыркала, «забудь наш телефон», «тебя для нас нет». Потом успокоилась:

– Ладно, в кафе «Слобода».

Уютная кафешка – раза два с женой обедали в ней.

Я подъехал чуть раньше. И тут произошло со мной событие из ряда вон. Назову его – «как Господь лечит».

Из-за переизбытка машин припарковался на другой стороне дороги от кафе. Сел на лавочку, кафе наискосок. Вдруг в поле зрения попадает жена, рядом с ней идёт мужчина. На нём кашемировое чёрное стильное пальто, белоснежный шарф, гордо посаженная, как у танцора, голова. Жена останавливается, что-то говорит, потом разворачивается к переходу, он останавливает её, берёт за руку, наклоняется к её лицу, она слушает его, снова идут рядом.

Меня обдало жутким холодом: я теряю семью. Мгновенно сделал такой вывод. Моя жена идёт с мужчиной на встречу со мной. Значит, познакомились не пять минут назад.

Считал, всё в семье зависит исключительно от меня, замыкается только на мне, решаю один я.

Реально это была моя жена. Её куртка, сумка, походка, причёска.

Внутри меня всё затряслось: я проспал жену. В голове началось метание мыслей: сколько раз ты собирался покончить с Мариной, рубануть, уйти от неё раз и навсегда, в результате всё разрешилось более чем просто. И кого винить?

Сижу в полной прострации. Потом медленно поднимаюсь со скамьи, перехожу дорогу, жена с мужчиной направляются в сторону кафе.

В голове мысль: она решила представить мужчину, чтобы расставить все точки – со мной всё покончено.

Они проходят мимо кафе.

Женщина вообще на жену не походит. Вообще. Юбка, походка, сумки такой у неё никогда не было.

Но ведь я чётко видел, когда они шли, – моя жена.

Вдруг абсолютно не она. Не её одежда, не так идёт. Как мог увидеть то, чего не было?

В тот период у меня произошло отсечение жены. Голова помнила, что я люблю жену, я помнил до мелких деталей картину – когда впервые увидел Марину в ореоле. Но сердце с трепетом, волнением, уханьем от аромата жены, её взгляда, будто отключили. Столько лет обдавало волной нежности, когда оказывался рядом с женой…

Само собой, здесь и телесное влечение, но не только. Обожание, восхищение, высота отношений, которые могут быть только у супругов. Как ребёнка, хотелось её обнять, прижать чмокнуть лишний раз в щёку, уткнуться в родное плечо. Нежность, радость, восторг, полёт…

Вдруг всё отключилось. Память помнила – сердце молчало.

Про Португалию расскажу дальше. Пока, забегая вперёд, приведу к слову эпизод из той эпопеи. В Португалии в одиннадцать вечера выходил из дома, шёл на поляну, была поблизости и тренировался. После знакомства со второй Мариной спорт забросил, не до того стало, на соревнованиях больше не выступал. В Португалии начал тренироваться, чтобы не закиснуть вконец. Поляна была на берегу океанского залива, на противоположной его стороне стояла католическая церковь. В двенадцать ночи бил колокол.

Однажды занимаюсь на поляне, и возникает чёткое ощущение: дети мне не нужны. Пришло осознание: моё сердце, как и в случае с женой, холодно к сыновьям, дочери. Молчит. Я испугался. Это ведь тупик.

К сыновьям испытывал более чем отцовские чувства, говорил уже о братстве, что возникает у спортсменов-борцов. Тренировались несколько лет вместе, в соревнованиях участвовали. Поддерживали друг друга. Вдруг равнодушие, будто враз стали чужими, безвозвратно ушли из сердца. Я начал обращаться в прошлую жизнь, заставлять себя вспоминать наши тренировки, соревнования, совместные поездки за город, как ходили семьёй в парк, плавали на катамаранах, кружились на каруселях, катались с горок. Вспоминать ночные службы, на которые ходили с ними, – Пасха, Рождество.