Игра для героев
Шрифт:
– Забавненький расклад, сэр, – говорил он. – Полковник Морган. – Сказано это было со смешком, явным, но сдержанным. – Что и говорить, сэр, сейчас, скажу я вам, уже не те времена, когда я служил в шотландской гвардии. Там бы его и близко не подпустили.
Тут он переборщил. Ледяным голосом Фитцджеральд сказал:
– Грант, если я еще услышу, как ты обсуждаешь полковника Моргана или другого офицера подобным образом в моем присутствии, я тебя живо выучу, понял? А теперь убирайся и жди меня в машине.
– Слушаюсь, сэр! – Голос Гранта эхом отозвался в помещении;
Фитцджеральд стоял у окна и обернулся, когда я вошел.
– Ну как, нашли виски? – спросил я, раскладывая на столе карты.
– Да, спасибо, сэр, – ответил он, подходя; свой офицерский стек он держал под мышкой, а руки сложил за спиной.
Я подошел к серванту и открыл бутылку.
– Еще хотите?
– Нет, спасибо.
– Как угодно. Майор, почему шотландский горец служит в американской армии?
– Грант? – пожал он плечами. – Он служил обычным солдатом в вашей армии какое-то время, в шотландской гвардии. Откупился и стал боксером-профессионалом. Получил американское гражданство незадолго до войны.
– Ничего воюет?
Мой вопрос прозвучал для него так, будто я сделал неподходящее предположение.
– Первоклассный воин, сэр, – ответил он, и в голосе его прозвучал оттенок негодования.
– Ну, ладно, не стоит горячиться по этому поводу, – сказал я и, наполнив бокал, двинулся с ним к столу.
Тут появился Генри.
– Ладно, – добавил я, – приступим к делу. Позвольте поглядеть на ваш боевой приказ, майор.
Он предъявил его без единого звука, и я пробежал глазами содержание. Текст был очень близок к тому, что адресовался мне, и в нем подчеркивались действительно важные детали: 1) мое задание имело приоритет; 2) ни при каких обстоятельствах он не должен был высаживаться на берег или привлекать внимание; 3) в экстремальной ситуации он должен выполнять мои распоряжения.
– Вы прочитали это внимательно? Вам все понятно?
– Абсолютно, – кивнул он.
Я бросил приказ в огонь и обратился к карте.
– Мне известны здешние воды, майор, – сказал я ему, – как свои пять пальцев. А это важно, поскольку они смертельно опасны. Очень может быть, что приказ, который вы получили, приведет к вашей гибели и гибели ваших людей.
Генри смотрел на меня с удивлением, но Фитцджеральд воспринял это сообщение довольно спокойно и терпеливо ждал, чтобы я продолжил.
– По завершении задания вам надлежит покинуть бухту, отгрести к востоку на одну милю и подать сигнал, чтобы вас подобрали.
– Так точно.
– Но если вы так сделаете, – покачал я головой, – то они прождут всю ночь и никогда вас больше не увидят. – Тут я провел пальцем по границе вод у северного побережья острова. – Вот здесь, майор, Ле-Курсье... Мельничный жернов. Проклятое место даже в самое лучшее время года; когда начнется отлив, вас подхватит течение скоростью в десять узлов и не выпустит ваши байдарки из своей хватки, пока не шмякнет об утесы восточного
побережья.– Понятно, – мрачно кивнул он. – Что же вы предлагаете, какой выход?
– Как только выйдете из бухты, поворачивайте на юг вокруг форта Виндзор, затем следуйте вдоль береговой линии, пока не подойдете к этому месту. – Я ткнул пальцем в карту. – Это там, где должны будут подобрать меня.
Некоторое время Фитцджеральд смотрел на карту, затем сказал:
– Похоже, так и вправду будет лучше. Выиграем время, не придется ждать, пока нас подберут.
– Договорились, – сказал я, складывая карты и передавая их Генри. – Это твое, Генри. Когда нужно прибыть в город?
– В этом нет необходимости, Оуэн. Я вышлю машину из Фалмута завтра вечером. Ты отправишься в полдень на следующий день.
– Идет. Чем скорее, тем лучше, раз уж мы знаем, что нам предстоит.
– Хорошо. Тогда вроде бы все, – сказал Генри, укладывая карты в папку. – Мы едем. Я только попрощаюсь с миссис Бартон.
Он направился к выходу. Фитцджеральд двинулся за ним, но в нерешительности остановился и, явно чувствуя неловкость, сказал:
– Надеюсь, вы не будете возражать, если я спрошу. Та картина над камином... Она поистине изумительна, но я никак не мог разобрать подпись.
– Вы бы и не смогли это сделать, – сказал я. – Она по-валлийски. Чудачество художника.
– Понятно. Написана замечательно, просто замечательно. Если вдруг надумаете продавать...
Я поднял голову и взглянул в спокойные серые глаза женщины, изображенной на картине; она, казалось, готова была заговорить со мной, как разговаривала всегда. Я отрицательно покачал головой:
– Едва ли. Все же я рад, что она вам нравится. Это – портрет моей матери, сделанный отцом за месяц до его смерти. Лучшее, что у него было. Она многое мне напоминает, майор Фитцджеральд.
Последовало молчание, которое действовало на меня раздражающе. Мне вдруг показалось, что он хочет сделать какой-то жест. Теперь я знаю, как сильно заблуждался.
– И еще одно, прежде чем вы уйдете, – сказал я. – Никакого мальчишества, никакого лихого героизма. У вас будут все награды, которые нужны, чтобы поразить ваших близких на родине.
На мгновение лицо его побледнело, в глазах появилось нечто похожее на боль. Он глубоко вздохнул, поправил фуражку и отдал, как положено, честь:
– Разрешите идти, полковник?
– Катитесь, черт побери! – буркнул я.
Он снова козырнул и вышел.
Могу вообразить, как, должно быть, ощущала себя Бургонь относительно Саратоги.
У меня не было настроения после всего встречаться с Мэри, и я тихо вышел из дома через сад. До вечера я бесцельно бродил среди утесов, размышляя над происшедшим, и вернулся в дом, когда уже начало смеркаться.
Мэри нигде не было видно, и я прошел на веранду. Небо полыхало всеми оттенками пламени, оранжевым и пурпурным, отблеск заходящего солнца окаймлял горизонт; как только солнце исчезло, наступила тишина. Все вокруг стало черным на фоне пламенеющего неба.