Игра Джералда

В голове возник образ: крепкий черный кофе в ее любимой чашке с синими цветочками. Джесси облизала губы. Потом она подумала о программе утренних новостей «Сегодня». Если ее биологические часы не врут, то «Сегодня» как раз сейчас и начинается. Люди по всей стране – не прикованные, конечно же, наручниками к кровати – сейчас сидят в своих уютных кухоньках, пьют сок или кофе, едят рогалики и яичницу (или овсяные хлопья, которые улучшают работу сердца и благотворно действуют на кишечник) и смотрят новости. Они смотрят, как Брайан Гамбел и Кэтти Корик берут интервью у Джона Гаранжиолы. Потом – как распинается Виллард Скотт, желая счастья какой-нибудь паре долгожителей. А потом будет рубрика «Гости программы». Один расскажет о чем-то мудреном типа базисной ставки или федерального бюджета, другой откроет секрет, как отучить любимого чау-чау грызть тапки, а третий разрекламирует новый фильм. И никому из этих людей даже в голову не придет, какая трагедия разыгрывается сейчас в штате Мэн. Им и в голову не придет, что один из самых преданных зрителей сегодня утром не сможет включить телевизор, потому что прикован наручниками к кровати. А рядом, буквально в двадцати футах, лежит голый, обглоданный собакой и облепленный мухами мертвый муж.

Джесси повернула голову и взглянула вверх, на стакан, который Джералд так заботливо поставил на полку перед началом веселья. Еще пять лет назад, подумала она, там бы скорее всего не было бы никакого стакана, но теперь, когда Джералд стал поглощать больше виски, соответственно вырос и объем потребляемой им воды. Он выпивал сотни литров диетической содовой и чая со льдом. Так что «проблема с питьем» стояла у Джералда в самом буквальном смысле. Ну, –  сказала она себе, – если у него и были проблемы, то сейчас он уж точно от них избавился.

Стакан стоял там же, где она его оставила, и если ее ночной гость не был порождением кошмарного сна (Не глупи, конечно же, это был сон, – нервно вставила примерная женушка.), то пить он явно не хотел.

Я достану этот стакан, – подумала Джесси. – Только мне надо быть осторожной, если вдруг повторится судорога. Вопросы и комментарии?

Ответом была тишина. На этот раз ей не пришлось напрягаться, чтобы достать стакан. Она поставила его так, чтобы потом было удобнее взять, так что теперь не надо было проявлять чудеса ловкости и изобретательности. В довершение она обнаружила бонус в виде уже готовой соломинки. Рекламка высохла и свернулась как раз по нужным сгибам. Эта странная геометрическая конструкция выглядела как авангардистское оригами на вольную тему. И надо сказать, что работала она определенно лучше, чем вчера, так что выпить остатки воды оказалось еще даже легче, чем взять стакан с полки. И когда Джесси слушала хлюпанье на дне стакана, пытаясь соломинкой собрать остатки воды, ей вдруг пришла мысль, что воды пролилось бы гораздо меньше, если бы она знала, что соломинку можно «починить» таким простым способом. Ну, теперь уже поздно – что толку плакать о пролитом молоке. Или, вернее, о воде.

Пара глотков только усилила жажду. Но ничего не поделаешь. Джесси поставила стакан обратно на полку и тут же рассмеялась над собой. Привычка – вторая натура. Она настойчиво проявляет себя – даже в такой, совершенно бредовой ситуации. Ведь пока она тянулась, чтобы поставить стакан на место, у нее снова могли бы начаться судороги. Проще было бы бросить его на пол. И почему она так не сделала? Да потому, что «аккуратность – прежде всего», – вдалбливала Салли Махо в свою лапулю, в свое скрипящее колесо, которому доставалось так мало смазки и которое всюду совало свой нос. Ее маленькая лапуля зашла бы сколь угодно далеко – вплоть до совращения родного отца, – лишь бы сделать все по-своему. Джесси представила Салли: руки в боки, щеки пылают гневом, губы плотно сжаты. Именно такой ей запомнилась мать.

– Ты бы и в это поверила, правда, сучка? – тихо спросила она.

Это нечестно, – отозвалась какая-то ее часть. – Это несправедливо, Джесси.

Но это было справедливо. Салли была далеко не идеальной матерью, особенно в те годы, когда их брак с Томом уже еле теплился, как прогоревший костер. В те годы во всем ее поведении сквозила просто клиническая паранойя, и иногда она выдавала такое, что человек в здравом уме никогда бы не сделал. Виллу повезло больше всех. Почему-то он был избавлен от чтения нотаций и подозрений, но своих дочерей Салли Махо подчас просто пугала.

Но темные времена давно прошли. Письма, которые Джесси получала из Аризоны, были скучными и банальными излияниями старой леди, в жизни которой осталась всего одна радость – игра в бинго по вторникам. Те годы казались ей теперь мирным, спокойным и даже счастливым временем. Она, очевидно, забыла о том, как орала на Мэдди, что убьет ее прямо на месте, если та снова не завернет использованный тампон в туалетную бумагу, прежде чем выкинуть его в мусорку… или о том, как однажды воскресным утром ворвалась в комнату Джесси – Джесси так до сих пор и не поняла зачем, – швырнула в нее пару туфель и вылетела вон.

Иногда, когда Джесси получала письма и открытки от матери – «у меня все в порядке, дорогая, недавно я получила письмо от Мэдди, аппетит у меня стал получше», – ей хотелось немедленно позвонить в Аризону и закричать: Ты что, все забыла, мама?! Ты забыла тот день, когда швырнула в меня туфлями и разбила мою любимую вазу, а я потом плакала, потому что подумала, что ты все узнала… что он сорвался и все-таки рассказал тебе, хотя со дня затмения прошло уже три года? Ты забыла, как часто пугала нас своими криками и слезами?

Это несправедливо, Джесси. Несправедливо и подло.

Может быть, несправедливо. Но это правда.

Если бы она знала, что было в тот день…

В сознании Джесси снова всплыл образ женщины в колодках. Проявился и тут же исчез. Так быстро, что она едва его распознала. Что-то типа скрытого двадцать пятого кадра в рекламе. Закованные в кандалы руки, волосы, закрывающие лицо… люди вокруг тычут пальцами и хохочут.

Мать даже если бы и не сказала, но уж точно подумала бы, что во всем виновата Джесси. Что это было сознательное соблазнение. Ведь от скрипучего колеса недалеко до Лолиты [24] , верно? И вполне вероятно, что если бы мать узнала, что между ее мужем и дочерью произошло что-то, связанное с сексом, она бы уже не думала о разводе – она бы немедленно начала процесс.

24

Лолита – героиня одноименного романа Владимира Набокова.

Она бы точно поверила, можешь не сомневаться.

На этот раз голос благопристойности промолчал. И тут Джесси вдруг осенило: отец все понял еще тогда. Ей же, чтобы понять, понадобилось почти тридцать лет. Он знал реальное положение вещей, точно так же, как знал и об особенностях акустики гостиной-столовой в их летнем домике.

Получается, что в тот день отец использовал ее не только для одной цели.

Джесси думала, что сейчас, когда она все поняла, ее захлестнет поток отрицательных эмоций. Потому что по всему выходило, что человек, который должен был любить и защищать свою дочь, держал ее за полную идиотку и использовал как пешку в своей игре. Но она даже не разозлилась, не говоря уже о каких-то обидах. Может быть, она все еще была под воздействием эндорфинов, но скорее всего дело было в другом. Сейчас она не испытывала ничего, кроме предельного облегчения. Не важно, насколько грязным и отвратительным было случившееся в тот день, она нашла в себе силы от этого избавиться. Теперь она удивлялась, что было в этом такого особенного, чтобы столько лет хранить это в секрете. И еще она чувствовала что-то похожее на растерянность. Интересно, как часто та последняя минута на коленях отца в день затмения, когда она смотрела сквозь закопченное стеклышко на большую черную дыру в потемневшем небе, прямо или косвенно влияла на ее поступки во взрослой жизни? И вовсе не исключено, что она оказалась в своем теперешнем положении именно из-за того, что случилось с ней в день затмения…

Нет, это уж слишком. Вот если бы он меня изнасиловал, тогда другое дело. А то, что было тогда на террасе, – это просто еще один неприятный случай. Не несчастный, а именно неприятный. То, что было тогда, не беда… Настоящая беда происходит здесь и сейчас. И не ищи виноватых. С таким же успехом можно было бы во всем обвинить мисс Джилетт, которая шлепнула меня по руке, когда мне было четыре. Или списать все на родовую травму, или на искупление грехов прошлой жизни. К тому же то, что было на террасе, это просто игрушки по сравнению с тем, что он сделал со мной позже, в спальне.

Ей больше не нужно было засыпать, чтобы вернуться в прошлое. Она и так все прекрасно помнила… очень отчетливо, очень ярко.

Глава 21

Увидев отца на пороге спальни, она инстинктивно скрестила руки, прикрывая грудь. Потом она увидела, какое печальное и виноватое у него лицо, и уронила руки, хотя щеки горели от стыда и смущения, и она знала, что ее собственное лицо уже пошло безобразными красными пятнами – она всегда так краснела, не сплошь, а пятнами. Смотреть было особенно не на что (ну, или почти не на что), но Джесси все равно чувствовала себя неловко от осознания собственной наготы. Впечатление было такое, что ее кожа буквально шипит. Она подумала: А вдруг остальные вернутся пораньше? Представь, что будет, если она сейчас войдет в комнату и увидит меня без рубашки?