Игра, или Невероятные приключения Пети Огонькова на Земле и на Марсе
Шрифт:
Мушкина попросила у Яблочкина зажигалку.
— Что вы хотите делать?
— Прежде всего избавить Михал Михалыча от страданий, если он еще жив.
Чиркнув зажигалкой, Мушкина слегка нагрела торчащую в груди фигурки Потапова иглу и легко вынула ее из воска.
— Позвольте я облегчу страдания губернатора, — вызвался Яблочкин.
— Потерпит.
Одну за другой, Мушкина вынула все тринадцать отравленных иголок из рук, ног, тела и головы «Потапова». После этого она сама облегчила страдания губернатора.
— Теперь нужно промыть им раны. Там в углу есть кран; возьмите
Яблочкин наполнил ведро, а Мушкина погрузила фигурки в воду и хорошенько прополоскала, промывая отравленные раны-дырочки.
— Я думаю, что эти куклы совсем следует уничтожить, — предложил Яблочкин. — Кто знает, как еще могут повернуться дела в ближайшие часы.
— Пожалуйста без упаднических настроений. Но вы правы: здесь вообще все нужно уничтожить, как бы и что бы ни повернулось. Только вот этого оставим.
Мушкина щелчком сбила корону с «императора Всея Руси» Мракобесова, ссадила его с трона, а потом они вместе с Яблочкиным, испытывая садистское удовольствие, воткнули в него все извлеченные из других фигурок иголки. Они были готовы поклясться, что фигурка Мракобесова издавала пронзительный крысиный писк.
Затем Яблочкин развел огонь в маленькой плавильной печи, а Мушкина собрала все фигурки, в том числе и те, которые еще находились в бурлящем котле. Их сложили в ведро и поставили на огонь. Котел опрокинули, и густая темно-красная жидкость ушла в находившееся в полу сливное отверстие. Туда же вылили жидкости из находившихся на полках склянок, а сухие снадобья высыпали на пол.
Как только фигурки расплавились, воск остудили холодной водой, и Мушкина выдавила пальцем на его еще мягкой поверхности православный крест. Трижды перекрестилась, проговорила «Отче наш», снова трижды перекрестилась. Глядя на нее, Яблочкин перекрестился, но неправильно.
— Вы верующая? — спросил он с уважением.
— Как видите.
— Вообще-то я тоже, — Яблочкин почувствовал себя неловко, — только не всегда соблюдаю эти… посты и обряды…
— Дело не в обрядах. Пойдемте отсюда.
Невидимки задули свечи, осветили стену фонариком, нашли белую нитку и стеклянную кнопку. От легкого прикосновения к ней шкаф с бронированной стенкой послушно отъехал в сторону, образовав проход в кабинет Мракобесова.
В Управлении было пусто, дежурный офицер клевал носом за своей перегородкой. Яблочкин и Мушкина прошли мимо него на цыпочках, скрипнув одной и той же половицей, сдвинули оконные шпингалеты и выпрыгнули на улицу.
Уже светало. Теперь следовало забрать детей у Татьяны Сергеевны, навестить в больнице генерала Потапова и подробно во всем перед ним отчитаться.
9
Этой ночью генералу Потапову час от часу становилось хуже. Его внутренние органы жизнедеятельности, такие как печень, почки, легкие, желудок и, наконец, сердце — полностью отказали и были подключены к искусственным приборам. Тело парализовал обширный инсульт, голова, пораженная воспалением мозга, в редкие минуты пробуждения зверски болела. После полуночи консилиум врачей решил делать
безотлагательную операцию на мозг, чтобы попытаться хоть немного продлить жизнь этого безнадежного больного. Светило медицинской науки академик Штакеншнейдер-Вано принял решение лично участвовать в операции, хотя знал наверняка, что после наркоза больной уже больше не очнется.Для осуществления операции на мозг требовалось вскрытие черепной коробки, иначе говоря, трепанация, и для этого голову Потапова обрили наголо. Его уложили на ярко освещенный операционный стол, окружили сплошной стеной из людей в белых халатах, и анестезиолог поднес к его лицу маску, шипящую снотворным газом.
Неожиданно академику померещилось что-то странное.
— Погодите, — отвел он маску от лица больного. — Вы видели?
Десять пар глаз над марлевыми повязками вопросительно на него посмотрели.
— У него шевельнулись пальцы на руке.
— Это невозможно, — возразил старший хирург. — Его тело полностью парализовано.
Однако в следующую секунду послышался слабый характерный звук, все медленно повернули головы и увидели, как пальцы ног генерала Потапова энергично зашевелились, будто разминаясь после долгого сна. Затем с противоположной стороны операционного стола раздался слабый стон.
— Убрать маску! — приказал хирург.
— У него работает печень, — неуверенно сказал кто-то из белых халатов.
— И желудок… — удивленно вторил ему другой.
— И почки…
— Он больше не парализован!..
В последующие минуты на глазах ошеломленных врачей возобновили исправную работу все внутренние органы больного, который уже не был больным; от него едва успевали отключать внешние аппараты и штопать надрезы.
Наконец генерал Потапов прокашлялся, открыл глаза, оглядел склонившиеся над ним ошалелые глаза и лица, закрытые марлевыми повязками, поднялся и, свесив ноги, присел на операционном столе.
— Это чего? — спросил Потапов, прикрывая себя простыней. — Почему меня сюда? Авария?..
Никто не отвечал.
Михал Михалыч ощупал низ живота.
— Аппендицит?.. Нет, это было давно, в детстве. Ага! Теперь вспомнил: меня вчера радикулит прострелил. Потом еще внутри заболело… сердце. Неужели инфаркт пережил?
Ему никто не отвечал.
Потапов погладил себя по голове.
— А это что такое? Зачем голову обрили! Неужели вши завелись?..
Первой сумела сделать что-то разумное молоденькая ассистентка хирурга: она быстро смочила спиртом кусок ваты и стерла очерченную фломастером линию предполагаемого надпила потаповского черепа.
— Михал Михалыч, — выговорил наконец академик, сделав шумное глотательное движение и облизав сухие губы, — как вы себя чувствуете?
— Теперь хорошо, слава Богу, теперь просто замечательно. Это знаете, такое ощущение, как будто занозу вытащили, большу-ую такую, из всего организма. Невероятное облегчение, просто петь хочется.
И Потапов действительно запел во весь голос «Из-за острова на стрежень». Затем отбил ладонями по голым коленкам чечетку и соскочил на пол.
Белые халаты посторонились столь пугливо, что на пол загремели приготовленные для операции инструменты.