Игра Лазаря

– Мы бежим, пока бежится, – продолжал Донган. – Пока не остановят или пока не найдём Алтарь. А когда это случится, знают только те, кто придумал эти долбаные Алтари.

– И никто из нас не знает, кто их придумал, как они появляются, и как будут выглядеть. Иначе нас здесь уже не было бы, – глубокомысленно заключил Сет. – Не знаю, как вы, друзья мои, а для меня это последняя попытка. Если и в третий раз уведут зазнобушку мою, значит – фатум.

Лада, которая до этого не производила никаких иных звуков, кроме стонов и хрипов, повернулась к спутнику и спросила:

– Сдаёшься?

– О боги, она заговорила! – воскликнул Сет. – В прошлый раз двое суток в молчанку играла. Сдаюсь, красавица, сдаюсь. Пойдёшь на все четыре стороны. Больше я к тебе на пушечный выстрел не подойду, слово даю.

– Хорошо, – чуть поразмыслив, кивнула Лада. Черты лица смягчилось, на губах заиграла улыбка. Безумная, как показалось Лазарю, улыбка. – Тогда я попрошу Санти не причинять тебе боли. Он обещал изувечить тебя, когда догонит.

– Если догонит, – уточнил Сет, но не сумел скрыть нотки обречённости в голосе.

Казалось, он уже и сам не верил в благополучный исход.

«Плевать на это», – одёрнул себя Лазарь. – «Ты думаешь не о том. Проблемы Сета и его возлюбленной дела не касаются. Сейчас самое важное – узнать, во что верит Хеспия. Необходимо как можно скорее найти к ней подход. И кратчайший путь лежит через Умара. А значит, начинать придётся с поддельного Сенсора».

– Ну, дикому Биллу Хикоку это точно не грозит, – Лазарь указал глазами на Донгана.

Здоровяк вопросительно вскинул гребенчатые брови и приподнялся на локтях.

– Имел удовольствие наблюдать за твоим бенефисом в парке, – пояснил Лазарь. – Не в моих правилах льстить, но на месте того рыжего сопляка я бы приберёг оставшиеся зубы и никуда не рыпался.

Полная луна вкупе с электрическими прожекторами обеспечивали достаточно света, чтобы все могли видеть, как вспыхнули обворожительные щёчки Хеспии. Она прожгла Лазаря испепеляющим взглядом, но ни одно слово не пробилось сквозь крепко сжатые зубы.

– А, – расслабился Донган, – вот ты про что. Бывают совпадения. Сам-то чего там ловил?

– Как и ты, свою золотую рыбку, – Лазарь коснулся волос Яники тыльной стороной ладони, стараясь вложить в этот жест как можно больше обожания. – Мне повезло меньше: оказалось, у её хозяина уже выросли яйца. Пришлось подкрасться со спины и двинуть по шее. Не слишком благородно, но всё равно лучше, чем забирать конфеты у детей.

Марсен и Сет одновременно прыснули. Хеспия задёргалась. Плотная зубовная заслонка дала трещину, для слов всё ещё узковатую, но где есть брешь, там будет разлом.

– А ведь он грозился меня убить, засранец! – вспоминал Донган. – Когда догонит.

– Он имел в виду рост. Думаю, у тебя в запасе ещё лет пять.

– Парню без шансов против меня, – раззадорился Донган. – Хоть пять лет, хоть десять. И о чём думал этот идиот, когда шёл сюда?

– Трава зелёная. Вода мокрая. Идиоты не думают.

Марсен и Сет уже неприкрыто ржали в голос. Хеспия энергично накручивала на запястье цепь и снова раскручивала. Брешь между зубами расширилась: она со свистом втягивала воздух, словно хотела остудить кончик языка, обожжённый горячим чаем.

Неожиданно девичий голос сказал:

– Влюблённые не раздумывают.

Лазарю потребовалась секунда, чтобы распознать его. Говорила не Хеспия – реплика принадлежал Янике.

– В бою между холодной логикой и горячей эмоцией первая будет бита последней в девяноста девяти процентах из ста, – отчётливо выговорила она.

Все, за исключением Лады, витавшей где-то в облаках, посмотрели на неё. Хеспия сидела неподвижно, три витка цепи на запястье натянулись, глубоко впившись в кожу. Брешь между зубами превратилась в широкий зев.

– И это печально, – согласился Лазарь. Нехорошее предчувствие, что им с Яникой в этом деле не по пути, усилилось. Вот он – глас души. Глас истины. Глас инсона. – Если бы наркоманы хоть иногда думали, они бы не были наркоманами.

– Если бы мысли опережали чувства, я бы никогда не выбрала Умара.

А вот это уже Хеспия. Ну, кто бы мог подумать? Оказывается, чтобы развязать ей язык, нужно было заходить не с лже-Сенсора, а ещё раньше – с Яники.

– То есть, – прищурился Сет, – думать – это ваше, а чувствовать – наше?

– Все они такие, – со злостью вставил Донган. – С виду ангелочки, а на самом деле сукубихи расчётливые. Всё хотят иметь и ничего не давать взамен!

Лазарь решил, что под «сукубихами» Донган подразумевал «суккуб».

Он опустил ладонь на спину Яники и погладил вертикальные надрезы в её комбинезоне.

– А ты со своим, стало быть, просчиталась? Плохо подумала, когда выбирала его? Или он хорошо подумал, прежде чем выбрать тебя?

Лицо Яники посерело, сморщилось, как от физической боли. В васильковых глазах застыла обида.

И было там что-то ещё, что Лазарь так и не смог разобрать. То ли страх, то ли злость – эти чувства вообще очень схожи в своих внешних проявлениях. Эх, и где сейчас Дара, когда она так нужна?

– Даже Ангелы иногда ошибаются, – проговорила Яника осторожно, будто боясь разбудить спящего на соседней койке отца.

– А иногда ошибаются люди, – добавила Хеспия.

Судя по возрастающему градусу теплоты во взгляде, которым она смотрела на Янику, ситуация грозила выйти из-под контроля Лазаря и ускользнуть под контроль его же Ангела.

Хеспия наклонилась к Янике и накрыла её руки своими ладонями. Два металлических браслета звякнули при встрече.

– Тот, кто сделал это с тобой, заслужил «Марафон». А те, кто идут его же путём, – Хеспия обвела взглядом мужскую половину компании, – ничего и никогда большего не получат. Только «Марафон», «Марафон» и «Марафон».

Время привала непозволительно затягивалось. Памятуя о пункте пять: «Бегу время, отдышке час», Лазарь поднялся на ноги.

– Надо двигаться.

Лада вышла из оцепенения и заявила: