Игра на чужом поле

— Слушаю, — сдержанно произнёс я, подавив раздражение и желание съязвить «и повинуюсь».

— У тебя, Анатолий, есть дела куда важнее, чем турнир, — начал Виктор Анисимович, сияя. — Завтра в Осло стартует межгосударственная конференция по экологии, и ты, — он сделал драматическую паузу, — будешь представлять там Советский Союз! Кстати, от Норвегии членом делегации будет небезызвестная вам девушка… Что, сделал я тебе сюрприз? А? — захохотал довольный собой дипломат.

— Вот сейчас — да, — сказал я чистую правду.

— Хорошо, что у вас завтра выходной и нет боя, — продолжил дипломат, — но хотелось бы, чтобы вы сегодня прошли у нас в посольстве подробный инструктаж. На послезавтра я договорился, чтобы ваш бой поставили тоже на утро…

— Извините, но боя послезавтра может и не быть! — перебил я.

— Это как? — улыбка дипломата на миг потускнела. — Не переживайте, организаторы нам идут навстречу, всё предусмотрено, — он обернулся к своей помощнице, будто искал у неё подтверждение своим словам.

— Толя имеет в виду, что он может сегодня проиграть и выбыть из турнира, — скривился Евгений Петрович, явно недовольный тем, что я сам не озвучил очевидный факт.

— Так это даже хорошо! Я-то думал! Фу, ерунда какая! — отмахнулся Виктор Анисимович, но, увидев мою насупившуюся физиономию, быстро поправился: — Я уверен, что вы выиграете соревнование, так ведь?

— Это спорт. Соперники серьёзные: и немец сегодняшний и возможный кубинец в финале, — не поддержал оптимизма посла старший тренер советской делегации, чем сразу вызвал во мне глухое раздражение.

«Эко ты, Толя, самолюбивый стал, — мысленно пожурил я себя. — Чуть кто усомнится — сразу в морду бить? Ну, положим, желание врезать Петровичу — это так, мечты, но всё равно неприятно, когда твой успех тут никому особенно не нужен».

Начни я сейчас объяснять Виктору Анисимовичу, что осенью в Москве будет проходить чемпионат мира по боксу, и что этот турнир — важный этап подготовки к нему, уверен, тот бы всё равно не понял. 'Подумаешь, одна медалька. А налаживание отношений со страной НАТО, которая, между прочим, к нам неплохо относится, — это дело важное! Ерунда ваш спорт. Вот моя карьера… " — наверняка примерно такие мысли крутились в его голове. СССР охотно требовал жертв от своих граждан, прикрываясь лозунгами об общем благе. Но я, уже успевший заразиться цинизмом из будущего, прекрасно понимал: благ этих мне точно не достанется, а вот попотеть придётся.

— Короче, Толя, после боя не задерживайся там и сразу в посольство, — окончательно взбесил меня Петрович.

По пути ругался про себя. «После боя»… Вообще-то, это бокс! Я после боя могу и в больничку поехать! Случаи бывали! У меня соперник, на минуточку, призёр чемпионата мира!

Едем в автобусе. Меня, пышущего злостью, красоты Осло не трогают, как и не лезут ко мне остальные ребята. Лишь слышу, как самый легкий из наших, Петренко, которому уже под тридцатник, уважительно шепчет кому-то:

— Смотри, не шолОхнется даже! Во как надо настраиваться!

Церемония открытия, прямо скажем, подкачала. Народу — кот наплакал. Ну, может, тысяча человек и наберется, но половина из них — участники соревнований, а вторая половина — школьники, согнанные сюда за идею. Унылое зрелище. Хотя, среди зрителей заметил знакомое лицо — родной брат Марты. Он ещё школьник? Вроде семнадцать ему сейчас, если он на два года младше сестры.

Детишки же пришли не с пустыми руками: на плакатах… угадайте кто? Правильно, я. Вижу свой «портрет» и впадаю в лёгкий ступор. Художник, конечно, правдиво нарисовал, но нельзя же, бля, быть настолько правдивым! Выгляжу я как свирепый русский убийца, который только что сбежал из зоопарка и готовится разорвать кого-то в клочья. Морда — не лицо, а маска агрессора какая-то.

Для контраста, мой соперник, Торстен Шмитц, который сейчас легко скачет возле ринга, готовясь дать мне бой — настоящий красавчик, черт побери. Ариец из рекламы, ну просто Аполлон! На его фоне я — злая горилла с нервным тиком. И как с таким имиджем побеждать?

Ещё и скалится, зараза, эта немчура. Впрочем, пусть себе скалится. Сейчас посмотрим, кто из нас будет красоваться в финале.

Приветственно махнув рукой Хокону, я прошёлся вместе со всеми по залу, имитируя олимпийское шествие. Диктор что-то говорит, но, откровенно говоря, мысли мои сейчас совсем не о церемонии. Марта. Её здесь нет. Оглядываю вип-ложу — пусто. Среди ребятни, окружившей Хокона, тоже знакомой фигурки не наблюдаю. Может, планы поменялись? Или просто не захотела прийти? Глупо, конечно, обижаться, но осадок неприятный.

Зато увидел вчерашнего хорька, который насмешливо, я бы даже сказал глумливо, смотрел на меня с первого ряда. Кто его туда пустил только? Чёрт, ещё эта комиссия нелепая! Всю свою жизнь занимался тем, что эту самую экологию портил, возводя различные объекты, а тут вот карма, похоже, настигла меня.

Настроение никакое, ещё и Костян не подбодрил:

— Смотри не продуй! Вон немец на тебя как зло смотрит, — сказал он, легонько стукнув меня по пояснице перед выходом на ринг.

В спорткомплексе было три ринга, и предварительные бои шли сразу на всех трёх площадках, но мой бой с Торстеном выделили, сделав его особенным. Кроме нас на других рингах никого не было. Диктор выл в микрофон, копируя западных шоуменов, медленно накаляя обстановку. Голос его становился всё громче, пока, наконец, не сорвался на почти истеричный выкрик:

— Олимпик чемпион Стиба!

Наши парни на скамейке даже заржали.

— Черти полосатые, — ругнулся я себе под нос.

— Бокс! — раздалась команда рефери, и я рванул вперёд, намереваясь выместить на сопернике всё накопившееся раздражение.

Это тебе за «Стибу», это за мой фингал, это за задержку рейса, это за наглого хорька, это за гей-клуб по соседству, это за ненужную мне комиссию… за наглого дипломата, за страшную морду на плакате. За Костяна, который в меня не особо верит, да и Копцева заодно, который, зараза, тоже пугает потерянным местом в составе. Ну и за Марту, которая не пришла! На! На! НА…каут! Ан нет, пока только нокдаун. Зал притих от моей выплеснутой в атмосферу злости и экспрессии.

Немец мужественно встаёт на счете восемь, потом лезет в клинч, но получает ещё один удар в разрез защиты. Рефери бой остановил, потребовав врача. Моей победе никто особо не радуется. Зал недовольно гудит, наблюдая, как врача сменяют двое ассистентов, которые уводят Торстена с ринга в подтрибунные помещения. Тащат его вдвоём — совсем плохо. Нехило я немцу накидал, надо бы потом узнать про него.

Руку мне рефери поднял почти в тишине. Наши хлопали, Хокон хлопал, а вот Марта — нет… Марта! Она пришла. Просто сидела не на трибунах, а стояла рядом с тележурналистами и что-то вещала в микрофон. Вид у неё был растерянный, и смотрела она на меня испуганно-удивленно. Совсем не так, как вчера при расставании. Напугал я её, что ли? Ну а что ты хочешь, деточка? Это бокс, а не художественная гимнастика. Эстетики мало, вернее есть, но своя, особенная.

Диктор тоже сменил тональность с восторженно- бравурной на сухую официальную, объявляя о моей победе.

— Нормально, Толя, можешь, когда хочешь! Иди, там тебя машина посольства ждёт, — похвалил меня Копцев.

Ребята тоже кивнули, вразнобой поздравляя с победой. Но после душа и переодевания я побежал не на улицу к машине, а обратно в зал. Надо Марту успокоить. Но та вроде сама уже с этим справилась.

— Поздравляю, очень быстрая победа! Ты когда свободен будешь? Мама и папа хотят тебя увидеть, приглашают на обед, — не стала обнимать меня у всех на виду подружка.