Игра на двоих
Шрифт:
Вдруг моего лица касается что-то теплое и мокрое. Чувствую чье-то горячее дыхание. Через силу приподняв голову, встречаюсь с пристальным взглядом пронзительно-серых глаз. По моим губам пробегает тень улыбки.
— Надеешься спасти меня? Или просто пришел попрощаться? — собственный голос кажется чужим, слишком грубым и хриплым.
Старый знакомый толкает меня мордой в плечо и доверчиво прижимается к моему окоченевшему телу. Собрав остатки сил, поднимаю руку и обнимаю его за шею, поросшую густой черной шерстью. Наши объятия длятся довольно долго: вокруг успевает стемнеть. Дождь превращается в ливень.
Отстранившись, волк ложится рядом. Мы оба промокаем до нитки, но не двигаемся с места. Капюшон не спасает ни от дождя, ни от ветра, а потому я снимаю его и подставляю лицо ледяным каплям. С волос течет вода, руки и ноги деревенеют от холода. Я не чувствую собственного тела. Сил не остается. Но мне они уже не нужны. Даже боль, и та отступает. Остается лишь пустота.
Задумавшись о чем-то, не сразу замечаю,
Внезапный приступ острой боли в сердце забирает последние силы. В глазах темнеет. Перед тем, как упасть, вижу темный, слегка дрожащий силуэт, по ту сторону опушки. Лежа на холодной земле, цепляюсь за остатки сознания и по очереди вспоминаю близких людей. В голове звучит голос отца. Из горла не вырывается ни звука: за прошедшие месяцы я привыкла переживать все молча. Незачем кричать. Никто не поможет. Никто не придет. Ты одна. А обещания ничего не стоят.
Совсем рядом раздается пронзительный вой, полный тоски и боли. И я снова теряю сознание. Надеюсь, это все.
========== Глава 18. Когда гаснет пламя ==========
Ледяной тон Эрики заставляет меня отступить на шаг, позволив ей выскользнуть на улицу. Ее последние слова для меня как удар, гораздо сильнее тех, которые пришлось выдержать в свое время на Арене. Стук двери о косяк отдается эхом в сердце. Теперь в нем снова воцаряется пустота.
Она ушла. Что в нашем последнем разговоре могло пойти не так? Что я сделал неправильно? У меня не было намерения скрывать от нее правду: я лишь хотел защитить девчонку, не дать реальности причинить ей новую боль. Понимаю, рано или поздно она бы все равно узнала о том, что произошло — что, собственно, и случилось, —, но я не мог допустить, чтобы Эрика повторила мою судьбу. Может, ментор слегка перестарался в своем желании уберечь ее от всего. Однако я столько раз не мог помочь, не мог защитить, и лишь наблюдал со стороны за болью и страданиями девушки, что теперь хватаюсь за любую возможность, только бы не дать Капитолию сломать ее, как он сломал меня.
Подойдя к окну, вижу, как Эрика на мгновение замирает на месте, а затем опускается на каменную ступеньку. Все, что от меня сейчас требуется — распахнуть дверь, вылететь на улицу, обнять свою подопечную за хрупкие, чуть подрагивающие плечи и прошептать одно-единственное слово — «прости». Но что-то останавливает меня и я ограничиваюсь тем, что наблюдаю за ее действиями из окна. Почему мне так сложно подойти к ней и извиниться? Это глупо, но я просто боюсь, что она оттолкнет меня. Я ведь видел ее взгляд: глаза потемнели, снова став угольно-черными. В них читалась злость, боль и обида. Внезапно мне стало смешно: Эрика всеми силами старается казаться взрослой, но обижается, словно маленький ребенок, у которого отобрали конфету. Хотя, поразмыслив, признаю ее правоту: я никогда не скрывал от нее правду, и теперь она считает мой поступок предательством. И все же какая-то невидимая, внутренняя сила сдерживает меня. Девчонка так и продолжает сидеть на холодном камне, вглядываясь в иссиня-черное небо с россыпью сверкающих звезд.
Меня охватывает злость — на забавы Капитолия, на интриги Сноу, на собственную глупость. Ненадолго лишившись рассудка, крушу все, что попадется под руку — переворачиваю стол, опрокидываю стулья, разбрасываю посуду, какие-то тряпки, книги, мусор. Мне нужно выместить свой гнев, выплеснуть эмоции, а потому я не останавливаюсь, пока в комнате остается хоть один целый предмет.
Очень скоро понапрасну растраченные силы уходят. Оглянувшись по сторонам и оставшись довольным увиденным погромом, без сил падаю на диван и забываюсь глубоким, но беспокойным сном. Меня вновь посещают сны — не обычные кошмары, но что-то тревожное и зловещее. Просыпаюсь с головной болью. Кое-как добравшись до кухни, нахожу бутылку вина — на мгновение задумываюсь, вспоминая о том времени, что провел без своего вечного спутника, но в тот же момент прогоняю непрошеные воспоминания. Мне нужно забыться, отвлечься, уйти от множества своих же вопросов. И я возвращаюсь к прежней жизни — одинокие вечера, алкоголь, редкие проблески сознания и попытки вернуться к реальности. И мысли, мысли, мысли. Как я ни стараюсь убежать от них, они все равно настигают свою жертву. Я чувствую, как из моего тела и даже мыслей постепенно уходит жизнь — тот самый огонь, что я видел в глазах Эрики. То, почему я запомнил ее в нашу первую встречу. То, чем девчонка покорила меня в Капитолии. То, что она смогла передать и мне — спустя столько лет я вновь почувствовал себя живым. Словно до нашей встречи я не жил, а лишь существовал, находился где-то на грани жизни и смерти, не желая принимать реальность, но и не решаясь уйти туда, откуда не возвращаются. Девчонка же не только хотела выжить сама, но и вытащила меня из той казавшейся бездонной ямы, в которую я падал последние двадцать два год. Немалый срок — для меня. Но для нее это оказалось мелочью, пустяком, и ей потребовалось не так уж много усилий, чтобы изменить мое отношение к окружающему миру и подарить частичку своего пламени, вселив надежду на что-то большее. А я отчего-то даже не захотел сопротивляться — может, устав от того жалкого существования, которое влачил до ее
появления, а может, почувствовав в ней того человека, которого, пусть и неосознанно, искал всю жизнь. Теперь же без нее у меня не получается поддерживать этот огонь. Она нужна мне. Я всегда старался отделиться и отдалиться от всех остальных, от всего мира, стремился к свободе и независимости. И у меня получалось, до того момента, пока в моей жизни не появилась она. Да, я независим от мира, но зависим от нее. Но даже пожелав отказаться от нашей связи, я уже не в силах разорвать ее.Почему я каждый раз понимаю, как сильно нуждаюсь в ней, только когда теряю ее? Вот и сейчас — она ушла и, может, уже не захочет возвращаться. А я из-за собственной глупости и гордости не могу сделать шаг ей навстречу. Даже если она не повторит мой жест, что я потеряю? Изо дня в день задавая себе один и тот же вопрос, понимаю: очень многое. Веру. В то, что есть на этом свете человек, которому небезразлична моя жизнь. Надежду. На то, что и для меня еще все потеряно. Смысл жизни, причину, ради которой стоит жить совсем не так, как существую сейчас я. Испытав очередное разочарование, снова останусь в одиночестве, которое, вместо того, чтобы придавать мне сил, как было раньше, лишь тяготит меня.
Кошмары возвращаются. Я уже не вспоминаю о том, что мне пришлось пережить в юности: все мои мысли и воспоминания заполняет девчонка. Проснувшись посреди ночи, когда сознание еще отказывается адекватно воспринимать реальность, пытаюсь, как раньше, почувствовать рядом тепло ее тела. И только когда ощущаю под пальцами холодную ткань, понимаю, что снова остался один и обнимаю лишь пустоту, в которой благодаря своему богатому воображению вижу Эрику.
Продолжая громить дом (уже добрался до второго этажа — на первом не осталось ни одного предмета мебели, который не был бы сломан) и пить, пытаюсь заглушить боль от ее потери. Со дня возвращения я больше не появляюсь в Дистрикте. С одной стороны, мне там делать явно нечего: не хотелось бы привлекать к своей персоне слишком много внимания. С другой — страшит неизбежная встреча с победительницей. Я боюсь равнодушного взгляда, холодного, едва заметного кивка в знак приветствия, и торопливых шагов прочь от бывшего ментора. А потому лишь наблюдаю из окна, как каждое утро девчонка появляется на пороге своего дома, громко хлопает дверью и, забросив на плечо сумку на длинном ремне, спешит в сторону Дистрикта. Иногда она меняет направление и идет в лес. Мысленно посмеиваюсь: теперь у нее достаточно денег, чтобы ни в чем не нуждаться — необходимость охотиться отпала, но для нее, видимо, уже настолько привычно бегать по лесу с луком в руках, что она не может от этого отказаться. А может, ей просто нужно развлечение — обычно Победителю, который решил вернуться домой вместо того, чтобы остаться в Капитолии, приходиться постараться, чтобы найти интересное для себя занятие. И, как бы часто Эрика ни проходила мимо, она ни разу не взглянула на дом своего бывшего наставника. Напротив, девчонка опускает глаза и старается поскорее уйти из Деревни. Меня это злит. Но я продолжаю ждать ее. Начинаю нервничать и пытаюсь убедить себя: раз не приходит, значит, у нее все в порядке. Почему-то я слепо верю в то, что она сдержит данное мне обещание обратиться за помощью, если что-то случится.
И все же ее отсутствие дает о себе знать: меня вновь одолевают сомнения и страхи. Внутренний голос нашептывает: «Если бы ты и правда ее любил, если бы она и правда была нужна тебе — ты бы преодолел все, что не дает тебе покоя, и объяснился бы с ней. Если ты до сих пор этого не сделал — не значит ли это, что твои чувства не так уж важны и сильны?». Ненавижу этот голос. Но с того дня он не оставляет меня в покое.
«Думаешь, она все еще помнит о своем менторе? Девчонка юна и красива, у нее есть семья, собственный дом, богатство, популярность, новая жизнь — зачем ей ты?».
«Ты всего лишь зрелый, сильно пьющий мужчина со сломанной жизнью и без надежды на будущее. Ты был свидетелем того, как Капитолий пытался сломать и ее — думаешь, она захочет быть рядом с тобой и каждый секунду, каждый миг помнить о том, что случилось с ней в юности?»
«От тебя одни проблемы: ты не можешь позаботиться даже о самом себе — как она может доверить тебе свою судьбу? Что с ней станет, проведи она с тобой хотя бы год? Ты отравишь ее — своим ядом, своей желчью, своим равнодушием, своей ненавистью».
«Все еще надеешься обрести хоть что-то? После всех потерь? После гибели близких, которых не смог защитить, хотя был рядом? Неужели тебе недостаточно разочарований и утрат? В мире, в жизни, в людях? Хочешь совершить те же ошибки еще раз?»
Противно признавать, но со временем я начинаю принимать все сказанное за истину. Во мне медленно, но верно зарождаются сомнения. На что я, собственно, надеялся? На то, что девчонка захочет остаться со мной в этом мрачном, темном доме, который, как она сама заметила, подозрительно сильно напоминает его владельца? На то, что откажется от всего, что сулят ей юность и богатство, и предпочтет добровольное заключение наедине со своим ментором, старым пьяницей? Какая глупость. Неужели я настолько устал от одиночества, что готов даже поверить в обман? В моей жизни было мало потерь, и я захотел испытать те же крайне болезненные чувства еще раз? Ведь знал по опыту, что привязанность к этой девчонке не закончится для меня ничем хорошим, но все равно решил повторить свою ошибку! По сравнению с моим отношением к другим трибутам, последствия этого решения будут куда более серьезнее: мало того, что привязался, так еще и посмел заявить на нее свои права и надеяться на что-то большее, чем отношения наставник-подопечный.