Игра на выживание

Задача упрощалась тем, что любой комбинезон изначально являлся спецодеждой, поэтому от него требовались лишь удобство и прочность, а вовсе не стиль, поэтому перешивка нескольких пуговиц легко справлялась с проблемой. Во всяком случае, до момента, когда они с братом не посетят какой-нибудь большой магазин, где обязательно найдётся что-то более подходящее.

С одеждой для Марека ситуация обстояла несколько иначе. Будучи очень активным мальчиком, он успевал износить и испортить вещь задолго до того, как вырастал из неё, поэтому покупать для него что-то "на вырост" не имело никакого смысла. Мирослава вспомнила случай, когда её брат менее чем за две недели умудрился испортить сразу трое брюк, одни из которых являлись элементом школьной формы, а значит, имели особую ценность. Совершенно неожиданным образом практически одновременно на всех штанах появились огромные дыры, о происхождение которых даже сам Марек не имел ни малейшего представления. Он расстроился ничуть не меньше родителей, совершенно не понимая, как такое могло произойти.

Загадку решил папа, устроив настоящий допрос сыну и выяснивший, что новые игрушки, появившиеся в комнате Марека - тяжёлый пистолет, полицейский жетон и различные ножи из свинца - новое увлечение ребят из двора, уже две недели занимавшихся переплавкой старых аккумуляторов под железнодорожным мостом.

Четырёхэтажный многоквартирный дом, в котором проживала семья, находился на южной окраине Люблина, неподалёку от большого парка. Маме этот район нравился как раз из-за близости к природе, поэтому все разговоры папы о переезде ближе к центру города она пресекала на корню. По крайней мере, до момента, пока дети не окончат школу, к которой привыкли. В нескольких километрах от дома располагалась металлобаза, а попросту говоря - свалка старых автомобилей, огороженная сетчатым забором. Именно оттуда были приволочены неисправные аккумуляторы под железнодорожный мост, где ребята устроили плавильню из обычного костра, над которым подвешивался железный котелок. В него складывались свинцовые решётки, плавились до жидкого состояния, после чего свинец отливался в глину, которой заранее придавалась необычная форма. Конечно же, десятилетний мальчик ещё плохо разбирался в химии, и поэтому испачканные кислотой руки вытирал о штаны. Если бы мама чуть раньше узнала о новом увлечении сына, она сразу бы сунула брюки в стиральную машину и спасла их. Но, увы!

Наказание Марека стало для его сестры настоящим проклятьем. Пока он вечерами пропадал во дворе с друзьями, Мирослава могла заниматься чем угодно - уроками, разговорами с подругами по телефону, смотреть телевизор или просто бездельничать. Целую неделю запрета вечерних гулянок для своего брата девочка едва пережила, будто бы не Марек был наказан, а она сама. Мама с папой на это время полностью "выключили звук" для усиления воспитательного эффекта, создав для своего сына совершенно невыносимые условия. Мальчик откровенно страдал от невозможности хоть как-то утилизировать свою неуёмную жизненную энергию, и постоянно предлагал сестре поиграть с ним во что-нибудь, почитать вместе книгу, помочь по хозяйству, только бы чем-то заняться. Мирослава совершенно не понимала, почему она должна страдать за прегрешения своего брата, но уговоры родителей "немного потерпеть" возымели действие. В комнату сестры Марек никогда не входил без разрешения, но и она не могла сидеть там до бесконечности. Выходя на кухню, ванную или в туалет, Мирослава постоянно запиналась о раздавленного горем брата. С тех пор фразу о том, что "тюремщик и арестант оба сидят в тюрьме, только по разную сторону решётки" ей уже не нужно было переводить на польский. Теперь она отлично понимала, что это такое.

Глядя на сваленные в кучу вещи, девочка ещё долго могла предаваться воспоминаниям, но в этот момент она услышала голос Марека, доносящийся снаружи:

– Вода нагрелась, можно мыться!

Неторопливо сложив в огромный пакет свежее бельё, одежду для себя и брата, мыло-мочалки-губки-шампуни, а также два больших полотенца, она вышла из дома и увидела чумазого мальчика, глядящего на неё с неодобрением:

– Ну сколько тебя ждать?!
– сказал он недовольным тоном.
– Чем столько времени можно заниматься?

– Какой ты грязный! И грозный!
– улыбнулась сестра, показывая ему большой пакет: - Чистые вещи искала!

– Пошли быстрее, - улыбнулся брат, - там уже столько пара, что скоро вообще ничего не будет видно!

Войдя в предбанник, девочка открыла большую дверь и сразу закрыла - оттуда на неё пахнуло тёплым влажным воздухом, и облако пара сразу поднялось к холодному потолку, образуя на нём маленькие капельки воды.

– Сначала ты, - сказала она брату, - а потом я.

Марек стащил с себя испачканные шорты, затем бежевую футболку с синим мотоциклом на груди, заляпанным тут и там следами от грязных рук, снял трусы и быстро юркнул за дверь, не давая пару снова заполнить предбанник. Девочка тоже разделась, аккуратно повесив платье на вешалку. Трусы и лифчик она снимать не стала, решив, что сделает это позже. Так же быстро войдя через дверь, она оказалась в настоящей деревенской бане, где положено стучать берёзовыми вениками по спине и другим частям тела человека, лежащего на широкой лавке. Марек стоял у печки, и зачерпывая железным ковшом холодную воду из ведра, стоящего рядом, небольшими порциями подливал её в глубокий эмалированный бак, занявший место на табуретке под краном. Периодически трогая воду рукой, он подливал ещё немного и снова проверял температуру.

Мирослава невольно улыбнулась, увидев, насколько руки и ноги Марека отличаются по цвету от всего остального. Возможно, это вовсе не грязь, а обычный загар, но руки чуть выше локтя и ноги до щиколоток были тёмными, всё остальное заметно светлее, а попа вообще белоснежная.

"Вот когда отмою его, - подумала девочка, улыбаясь, - тогда и узнаю, грязь это или загар?"

Марек обернулся, и громко сказал:

– Слава, помоги его поставить на пол!

Подойдя ближе, девочка ухватилась за гладкую ручку и вдвоём они потащили бак с тёплой водой поближе к корыту.

– Залезай внутрь!
– скомандовала Мирослава.
– Сначала я тебя всего оболью, а потом будем намыливать.

Когда Марек встал на железное дно корыта, он прижал руки к животу, намного сгорбился, и закрыв глаза, сказал:

– Начинай!

Мирослава снова улыбнулась, и зачерпнув ковшиком воду, полила брату на голову. Вода стекала по его спине, бренча каплями по дну корыта, и вскоре весь он блестел в лучах света, пробивающегося сквозь пар через маленькое окошко.

– Расслабься!
– сказала сестра, вылив очередную порцию воды из ковшика.
– Теперь можно намыливаться!

Мальчик потёр кулаками мокрые глаза, затем открыл их, наклонился и взял губку с мылом в руки. Макая в воду у своих ног, он намылил её очень обильно, после чего начал отмывать свои руки от пыли и грязи. Девочка взяла бутылку с шампунем и смочила им мочалку.

– А голову ты когда собираешься мыть?
– спросила она, видя, насколько тщательно мальчик оттирает свои запястья.

– Попозже, сначала руки и ноги отмою, - деловито ответил Марек.
– А ты мне пока спину потри!

Усмехнувшись серьёзному тону, с которым он всё это сказал, Мирослава сначала намылила ему шею, плечи, потом перешла на спину. Дойдя до попы, она немного подумала, стоит ли ей самой это делать. Задница не спина, и брат сам сможет с ней справиться. Затем, решив, что пену с мочалки всё равно нужно куда-то девать, намылила и её, после чего перешла к ногам, которые по большей части уже и так были в пене.

– Теперь можно смывать, - сказал Марек, повернувшись к сестре.

Скользнув взглядом по его телу, девочка в очередной раз обратила внимание на белый стручок, торчащий между ног, и быстро отвела глаза. Несмотря на то, что она много раз видела "пистон" своего брата, как его именовал папа, девочка всё равно чувствовала некоторую неловкость, будто подглядывает сквозь замочную скважину. К тому же, последние пару лет Марек мылся без посторонней помощи, и за это время заметно повзрослел. Зачерпывая тёплую воду из бака ковшиком, она поливала брату сначала спину, потом живот, отдельно руки и ноги. Но ей уже исполнилось четырнадцать, и поэтому она не могла совсем не обращать внимания на "мужской орган" брата, который взрослел вместе с ним.

"Очень удобная штуковина, - подумала Мирослава, вспомнив о том, как гуляя во дворе с подругами, часто становилась свидетелем "подписывания" мальчишками стоящих во дворе деревьев, - не надо приседать..."

Будучи в возрасте чуть младше Марека, однажды она попробовала сделать так же, но ничего хорошего из этого не вышло - мокрые бёдра и коленки наглядно свидетельствовали о том, что всё-таки проще присесть и пописать более привычным способом.

– Теперь голову, - сказал Марек, взяв в руки бутыль с шампунем, - намочи её получше.

Мирослава зачерпнула ковшом воду и полила чёрные как смоль густые волосы брата.

Наблюдая за Мареком, намыливающим голову, девочка подумала:

"У меня волосы светлые, как у папы, а у него мамины - чёрные. Игра природы - я папина дочка, а он - маменькин сынок. Конечно, в переносном смысле... Марек очень самостоятельный мальчик!"

Её уже посещали мысли перекраситься, чтобы примерить на себя образ жгучей брюнетки, но попробовать не успела. А если точнее, не решилась, сомневаясь, что так действительно будет лучше. К тому же, подруги сказали, что блондинкой быть намного интереснее. Мирослава пыталась возразить, что она вовсе не блондинка, но её лучшая подруга Зофи, у которой были тёмно-каштановые волосы, сказала, что всегда мечтала иметь такой цвет волос, как у неё, и если Мирослава выкрасит их в чёрный, то дружбе конец. Конечно, не серьёзно, а так, чтобы переубедить. Мнение Зофи для Мирославы оказалось решающим.