Игра против всех. Три дня в Дагезане

Мазин хлопнул по столу пустым стаканом.

— Слушай, Борис, по–моему, ты его недооцёниваешь. Вспомни обстоятельства убийства Живых. Их противоречивость. С одной стороны, все продумано: откуда заехать, как нанести удар, даже чужой окурок, который должен был ввести нас в заблуждение, предусмотрен. Окурок наверняка подброшен! А с другой — полнейшее дилетантство, оставлено столько следов! Похоже на неглупого, но самоуверенного человека, начитавшегося приключенческих книжек.

— Зайцев? Он не умеет водить машину.

— Умеет! Зайцев учился в автошколе.

— Врешь!

Сосновский перевернул свой стакан и со Звоном надел его на горлышко бутылки. Игорь улыбнулся. Ему нравился разговор с Борисом. Не часто у них так получалось. Пожалуй, впервые. Тогда, после неожиданной встречи в кабинете профессора, Мазин сказал, сдерживая себя:

— Объясни, что это за маскарад?

Он ждал отпора, в лучшем случае — очередных шуточек, но Боб поглядел необычно уныло и ответил:

— Извини, старик, виноват. Попал в безвыходное положение. Пришлось соврать.

— Не прояснишь ли?

Неожиданно Борис обнял его за плечи и попросил:

— Можно, не буду? Подожди дня два. Потом расскажу.

И вот они сидят в комнате Мазина, портвейн выпит, Игорь доволен разговором, но он, и не подозревает, что скажет сейчас Сосновский.

— Значит, Зайцев мог воспользоваться машиной Дианы! И окурок, который мы нашли, ее.

— Но группа слюны и цвет помады ничего не доказывают. Таких женщин может быть несколько сот.

Боб кивнул:

— Я знаю. Но на окурке остался отпечаток пальца. Про него я, к сожалению, вспомнил только в кабинете. А Диана собралась уезжать. Понимаешь мое положение? Я не удержался, хотя глупо вышло.

— Что? — не понял Игорь.

— Она пила коньяк. И рюмка… великолепные отпечатки…

— Ты утащил рюмку? Сумасшедший!

— Почти. Зато отпечатки совпали.

— Потрясающе!

— Не совсем. На машине нет ни одной вмятины.

— Тьфу, черт! Как нас болтает. То туда, то сюда. Давай–ка осмыслим факты. Итак, снова Зайцев. Он любовник жены Филина и мог воспользоваться ее машиной, а для маскировки оставить на месте преступления окурок. Кстати, дача профессора не так далеко от дома Живых. Зайцев мог вызвать его в рощу, отдать деньги, а потом прикончить.

— Все–таки зачем?

— Живых узнал о хищении и начал его шантажировать.

— Значит, сейф вскрыл Зайцев?

— Выходит.

— А Кранца убил Живых?

— По неизвестной нам причине.

— И Зайцев не знал ничего о Кранце?

— Естественно…

Они замолчали, поостыв немного. Сосновский встал из–за стола:

— Слушай, Игорь, давай схохмим?

— Что ты хочешь?

Борис вышел в коридор и полистал телефонную книгу.

— Кому ты звонишь?

— Зайцеву.

— Это уж слишком.

Борис протянул Мазину трубку. Слышались длинные гудки. Они подождали немного.

— Его нет дома.

— Слава богу, а то б ты наделал глупостей.

— Возможно, — согласился Сосновский покладисто. — Знаешь, я пойду, пожалуй, поздновато уже.

— Иди, иди, выспись. Неизвестно, какие нас завтра сюрпризы ждут.

— Салют!

Мазин закрыл дверь и прилег на диван. Хотелось еще немного подумать…

А Борис не собирался домой. Он перешел улицу и свернул за угол. Там останавливался кольцевой автобус.

Район, в котором жил Зайцев, был плохо освещен. Плюхнув пару раз по лужам. Боб чертыхнулся и пошел осторожнее. Окна квартиры Зайцева закрывали ставни. Света он не заметил.

«В самом деле нет дома. За каким дьяволом я, собственно, сюда приехал?» — подумал Сосновский отрезвело. Свежий ветер охладил его прыть.

«Может быть, что–нибудь знает Фатима? Кстати, брат ее имеет машину, о чем мы с Игорем позабыли».

Обойдя дом, Борис вошел во двор. Но и тут его ждала неудача. Ставни у Гаджиевой были открыты. Через форточки слышались разухабистые голоса. За столом, уставленным бутылками, пьянствовали человек шесть. Здоровенный мужик в расстегнутой рубашке выводил на аккордеоне нестройную мелодию. Две женщины тянули слезливо, уставясь на гибнущих под пеплом Везувия римлян:

И никто не узнает, где могилка моя…

И никто не узнает, и никто не придет…

Чей–то недружелюбный голос заставил Сосновского обернуться.

— Зачем в чужие окна заглядываешь?

Перед Борисом стояла Фатима с бутылкой «Московской» в руке. Наверно, бегала за «подкреплением».

— А… это вы, Фатима Ахметовна?

Гаджиева вгляделась в него.

— Не узнаете?

— Узнаю, узнаю, а как же, — забормотала она помягче.

— Хотел вас навестить, да видно, лучше в следующий раз.

— Почему, почему… Заходи, гостем будешь. Поминки у нас. Федю поминаем. Хороший человек был. Под машину попал.

— Спасибо, — ответил Сосновский. — Родственник ваш?

— Почему родственник, хороший человек, говорю.

Она схватила его за край плаща. Борис уловил густой водочный запах.

— В другой раз, Фатима Ахметовна.

— Я понимаю, понимаю, выпившей меня считаете. Это я понимаю. Знаю, зачем пришел. Но он мне не докладывает, он сам себе хозяин… Сволочь паршивый! — выкрикнула она со злобой.

— О ком вы?

— Я все помню, хотя и выпивши. Вадьку спрашивали. А он, сволочь, Федю покупал за отраву. Они его загубили! Теперь стыдно стало. Два дня дома нет. Ух, сволочь!

— Кого нет дома? Зайцева? Где он?

— Не знаю я, не знаю…

Сон сморил Мазина незаметно. Встать и разобрать постель не хватило сил. Казалось, что спит он долго, даже сны мерещились: Дед хвалил за что–то и хлопал по плечу, хлопал так настойчиво, что Игорь открыл глаза. Перед диваном наклонился сосед:

— Игорь Николаевич, к телефону вас.

Мазин протер глаза и пошел к аппарату:

— Слушаю. А, Боб… Что ты никак не утихомиришься?

— Игорь! Колоссальная новость. Зайцев два дня дома не показывается.