Игра с летальным исходом

Крестный замолчал, как-то грустно и виновато глядя на Ивана.

Ясно было, что он сказал все.

Или почти все.

За исключением какой-то малости, незначительной детали, чего-то своего, личного.

– Тебе все понятно, Ваня? – спросил он.

– Кроме одного, – ответил Иван. – О каком это ты заказе говорил, так уж важном для тебя? Может быть, расскажешь поподробнее?

– Для нас, Ваня. Для нас с тобой. Обязательно расскажу, но – не сейчас.

– В остальном – вопросов нет. Я поиграю с твоими пацанами в твою игру. Не знаю, правда, зачем, но раз ты сказал – надо, пусть так и будет. Я тебе верю.

– Тогда, давай выпьем, Ваня, и с богом. Попрощаемся, на всякий случай, а то ведь и целую неделю можем не свидеться.

Крестный взял кувшин с вином, налил по бокалу себе и Ивану.

Поболтав остатки в кувшине, он неожиданно выплеснул их Ивану на грудь. По светло-серой рубашке Ивана расплылось темно-красное кровяное пятно.

– Так надо, Ваня, – на всякий случай Крестный предостерегающе поднял руку. – Это всего лишь ритуал. Так у нас принято. Это знак моим головорезам, кто тебя увидит, что время пошло.

Иван взглянул на часы.

Двадцать три пятьдесят пять.

– Иди, Ваня, – вздохнул Крестный. – У тебя есть полчаса. А пять минут – это мой стариковский подарок тебе, Ваня. В половине первого охотники пойдут по твоему следу. Все, Ваня. Иди.

Иван не тронулся с места.

Он не привык к подаркам и предпочел отказаться от лишних пяти минут.

До полночи он сидел напротив Крестного и допивал свой бокал хванчкары, глядя на пляшущие на его медном в темноте лице отблески костра.

Ровно в 00-01 минуту понедельника он встал и направился мимо толпящихся у костра охотников, мимо бассейна с трупами двоечников-неудачников, мимо импровизированной автостоянки, охраняемой двумя сторожами, тоже из числа охотников. На стоянке столпилось десятка два иномарок, готовых через полчаса ринуться по следам Ивана, преследовать его, догнать и разорвать на части.

Иван пешком направился в сторону шоссе.

Глава V.

В понедельник поздним утром опергруппа, руководимая майором Коробовым, изнывала от жары, прогуливаясь, сидя и лежа на Аллее Большого круга Измайловского парка и живописных полянках, обнаружившихся буквально сразу за близлежащими кустами.

В парке было практически пусто, что значительно облегчало задачу опергруппы.

Коробов поджидал делегацию из Балашихи – Старшину, качавшего там права уже больше года, и трех приближенных к нему лиц.

Прозвище «Старшина» у балашихинского лидера происходило вовсе не от фамилии, а от его внешности, имиджа. Фамилия его была Коцубняк, был он квадратный, голос имел громкий и властный, кулаки – пудовые, мысли – прямые и в силу того – короткие, так как длинные в голове не умещались. Словом – типичный старшина, договориться с которым не было ни какой возможности.

Этот его старшинский характер и оказался решающим аргументом, решившим его судьбу, а вместе с ним – и судьбы его клевретов. Аналитики предложили ликвидировать, Никитин утвердил, и Коробов вынужден был задействовать заранее заготовленный план ликвидации Старшины. Им самим же и разработанный.

Но одно дело, сочинять план, сидя в прохладном кабинете на бывшей площади одного из вождей революции, другое – торчать на этой, неизвестно откуда взявшейся, майской жаре, осуществляя «предоперационное привыкание к месту проведения ликвидации», которое в оперативном плане казалось верхом предусмотрительности, а в реальности оказалось верхом идиотизма.

Оперативники Коробова на солнце разомлели, мозги их от жары поплыли, движения стали вялыми и замедленными. Оперотряд прямо на его глазах терял боевую форму. Это Коробова раздражало, злило, он нервничал, хотя и понимал, что сам во всем виноват.

Коробов назначил встречу Старшине от имени мифической «кремлевской» группировки, претендующей, якобы, на установление своих порядков в самом центре Москвы и ведущей теперь переговоры с окраинными московскими группами о переделе сфер влияния.

«Кремлевскую» группу придумал Никитин, когда аналитики сообщили ему, что поменять, на их взгляд, необходимо не менее восьмидесяти процентов состава лидеров групп, контролирующих Москву, а Коробов доложил, что за основу планов по каждой из операций ликвидации за основу взята типовая ситуация – вызов объекта ликвидации на встречу с подставным лицом.

«Твоими мозгами – водку хорошо закусывать», – сказал ему Никитин, наорал, но с должности не снял, к чему Коробов был уже готов, а тут же набросал на листочке обобщающую легенду о кремлевской группировке. Это Никитин умел и Коробов его за это уважал.

Детали Коробов разработал самостоятельно, сам выбрал подсадных подходящей комплекции, сам проследил, чтобы постриглись они под ежик, сам одел в «адидас», сам выдал им «макаровых». Словом, все сделал как надо, по уму, как учили – в лучшем виде.

Но тут в «Белую стрелу» заявился Никитин собственной персоной, все переломал и переделал по своему. Накачанных ребят с короткими стрижками, отобранных Коробовым, Никитин послал в патруль, новых выбрал худых, длинноволосых, одел их в пиджаки, белые рубашки, галстуки, оружия не дал вообще никакого.

Серега Коробов на него обиделся, надулся, и сейчас чувствовал себя как водяной котел с перегретым паром и засорившимся клапаном.

Трехсотый «мерс» с балашихинским Старшиной появился на углу Аллеи Большого круга и Аллеи Пролетарского входа за десять минут до назначенного срока, причем не со стороны шоссе Энтузиастов, как было договорено со Старшиной, а от Круглого пруда. Он пер по пешеходным дорожкам, газонам, ломая кусты и круша скамейки.

У Коробова глаза полезли на лоб. Что за херня такая? Что ж они делают, суки? Сейчас же менты слетятся как воронье, какая ж тогда в пизду ликвидация! Они ж всех живьем похватают!

«Мерс» вылез на перекресток аллей, зацепил левым крылом «девятку» с никитинскими «кремлевскими» подсадными, и не обращая никакого внимания ни на них, ни на кого вообще, газанул по пустынной Аллее Пролетарского входа в сторону шоссе Энтузиастов.

Коробов растерялся. Он ясно видел, что за рулем «мерса» сидел Старшина, лицо его было в крови, а рядом с ним уткнулся в лобовое стекло обладатель мощного бритого затылка. Старшина не взглянул даже в сторону тех, на встречу с которыми, вроде бы, ехал.