Игра с отчаянием

Она уже полностью осознавала себя как Хиганбану, окончательно отбросив маску. Пожалуй, именно поэтому она и потеряла связь с телом Хитаги. Теперь Хина больше походила на человека, играющего в компьютерную игру от первого лица: она могла видеть и слышать, но не чувствовать происходящее с её персонажем.

Хиганбана знала, что нужно расправиться с Тау как можно скорее, но она также понимала, что ей нужно некоторое время, чтобы прийти в себя. Расставить по полочкам всё, что она вспомнила. Пока разрозненные картинки прошлого больше походили на перемешанный разноцветный песок — видимо, тот самый, который воплощал боль в её голове, пересыпаясь через лоб каждый раз, когда она переворачивалась на другой бок.

Конечно же, упорядочивание она начала с информации о самых близких ей существах — о сёстрах. Ей понадобились примерно сутки, чтобы по крупицам собрать картину образов каждой из них, включая всю связанную с ними информацию. В итоге она вновь сложила о них примерно следующее мнение.

Роза — старшая и ответственная. Скупа на эмоции, всегда собранная и довольно строгая. Она, несомненно, любила своих сестёр, раз решила оградить их от судьбы вечных междоусобных войн за право быть лучшей, навязанной отцом, но её любовь выражалась также сдержанно. Хиганбана часто сравнивала её с родителем-одиночкой, который любит своего ребёнка, но всё время уходит с головой в работу, чтобы обеспечить чадо самым лучшим, при этом часто пренебрегая прямой отдачей родительского тепла.

Сиетта была ребёнком во всех смыслах этого слова: жизнерадостная, активная, непоседливая, с неуёмной фантазией, всегда готовая к новым свершениям. Строго говоря, имя “Сиетта” выдумала сама себе она. На самом же деле её звали Флёр Солэйр, но такое имя ей не казалось подходящим. Хина же считала оба из них достаточно “солнечными” и отражающими её неунывающую натуру. Сиетта объединяла вокруг себя большинство сестёр, выдумывая множество забавных вещей. “Довольно иронично, что она, ребёнок телом и душой, является второй по старшинству”, — думала Хиганбана.

Наоми Эскеса — мечтательница. Немного рассеянная, потому что часто уходила в себя. Обожала рисование больше всего на свете. Часто выдавала внезапные мысли, говорила то, что думает, не заботясь о последствиях, чем подчас сильно смущала окружающих. В целом в ней было чуть меньше детской непосредственности, чем в Си.

Лирия — загадочная и возвышенная. Обожала театр, особенно балет. Всегда была себе на уме и казалась отчуждённой. А ещё эта элегантная красавица-балерина отличалась жуткой злопамятностью: она не могла простить Наоми, что та оказалась рангом выше, хотя у самой Лирии сначала были все шансы стать третьей. Хиганбана всегда видела это и не раз намекала Лири, что в итоге и сыграло с ней злую шутку. “Я была слишком самоуверенной…” — с досадой думала Хина.

Лиза Темма — строгая и праведная. Если Дею Хина иногда называла чересчур правильной, то с Лизой эта правильность не шла ни в какое сравнение. Идеально следующая своему образу монахини, Лиза была чиста душой и помыслами. Именно поэтому Хиганбане было так весело дразнить её слегка вульгарными намёками — лицо пятой неизменно приобретало забавный ярко-пунцовый оттенок. Но при этом Хина уважала её доброту и сочувствие.

Несмотря на наибольшее количество информации, Хиганбана очень быстро вспомнила каждую деталь, связанную с Орхидеей. Пожалуй, причина крылась в том, что с ней они больше всего времени проводили вместе. А ещё Хина больше всех любила Дею, считая её идеалом. Возможно, Дея никогда не воспринимала эти заявления всерьёз, но Хиганбана говорила от чистого сердца. Благородный и непорочный король рыцарей — вот какой видела старшую сестру она.

Также немалую роль в жизни Хины сыграла Энн — обычная тринадцатилетняя девочка из США. Именно у неё жила Хина, скрываясь от отца при помощи Розы. Энн, несомненно, научила её многим интересным вещам из мира людей, таким как человеческие привычки, развлечения, обращение с техникой, интересная музыка. И всё-таки Хина не успела построить с ней достаточно крепкой связи. Первым, кто достучался до её сердца и занял в нём прочное место, к сожалению, стала не американка (пусть Хина всё равно считала её товарищем, который внёс свой вклад в формирование её личности), а один британец, ехидный снаружи, но глубоко несчастный внутри…

В конце концов мысли Хиганбаны тем или иным образом возвращались или к другу, или к сестре. Она пыталась вытравлять их, но не помогало ничто, кроме перекрытия воспоминаний об одном вторым и наоборот. Вот и сейчас Хина устало поднялась на трясущихся руках и не глядя стала в очередной раз нашаривать на прикроватной тумбочке письмо, отправленное Орхидеей незадолго до смерти. Только вот на этот раз оно почему-то долго не попадалось под руку. “Куда я его зашвырнула?” — растерянно подумала Хина, нахмурив брови и наконец-то соизволив скосить глаза в сторону, где должен был находиться объект поисков.

Её привёл в чувство запах гари, совпавший с обнаружением листа бумаги на включённой настольной лампе. Осознав, что она вот-вот спалит последнюю частичку Деи вместе с комнатой, Хина резко подскочила на месте и торопливо схватила письмо.

— Чёрт, чёрт, чёрт… — нервно бормотала она, держа горячее послание в трясущихся руках.

Ей понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя. Она опустила глаза в письмо и тут заметила странные коричневатые символы на бумаге, которых определённо раньше не было. Пара мгновений на осознание — и Хине захотелось хорошенько треснуть себя по лбу. В памяти тут же всплыл тот день, когда она наблюдала, как Энн играет в детективную компьютерную игру и читает там информацию про “невидимые” чернила, а затем рассказала об этом Дее. “Лимонный сок! — осенило Хину. — И как я раньше не додумалась проверить письмо на наличие тайных посланий?!”

Хиганбана внимательно прочитала содержимое послания. Едва она дошла до последней буквы, она побледнела. Несколько секунд она находилась во власти тревоги, но затем на её лице появилась ухмылка. Уныние тут же как рукой сняло, уступив место лихорадочному оживлению и готовности горы свернуть. Хина тут же вскочила на ноги и решительно направилась в сторону ванной, чтобы привести себя в порядок перед выходом. В её голове на ходу формировался план дальнейших действий. В мыслях всё шло как нельзя гладко. Единственное, что пока она не могла решить: “Мне оставаться Хитаги или раскрыть карты перед союзниками?”

***

Едва со стороны двери послышался скрип половиц, Минато и Марибель резко повернули головы в сторону вошедшего. На пороге оказался Ёшики, в смущении почёсывающий затылок.

— Я опоздал, да? — поинтересовался он.

Неожиданно для Ёшики, Минато медленно покачал головой. Супер Хулиган озадаченно вскинул брови.

— Кажется, не хватает ещё одного человека — того, кто и позвал нас сюда, — пояснил повелитель персон.

Ёшики растерянно моргнул. Он бы не удивился, позови его сюда, в раздевалку при большой ванной, Минато или Марибель — так уже происходило не один раз. Но раз они оба здесь, а кого-то всё равно не хватает, это может означать лишь одно — их собрание приобрело новый формат и нового участника. Ёшики присел на скамейку рядом с обычными союзниками.

— Так, значит, автор той записки — она? — уточнил он, хотя и так был уверен в положительным ответе.

— Ну, раз это никто из нас, то напрашивается именно такой вывод, — пожала плечами Марибель и, ни на кого не глядя, добавила: — В конце концов, Тау всегда собирает нас в спортзале, а на Фурудо-сан это тем более не похоже.

После её слов наступила тишина. Все задумались о произошедшем на прошлом суде. Они понимали, насколько, наверное, это ужасно, когда один твой близкий человек убивает другого, когда приходится видеть настолько жестокую смерть обоих. Неудивительно, что с того дня никто не видел Хитаги. Никто не высказывал этого вслух, но у каждого из троих проскальзывала мысль, что она могла сделать с собой что-нибудь ужасное после таких потрясений. Никому не хотелось, чтобы смерти продолжались, так что нынешнее приглашение в какой-то степени облегчало их тревоги. “Если только это не жестокая шутка Тау или Эрики…” — думали они.