Игра с судьбой (продолжение темы "Рекрута")

Надо сказать, что любая, самая пустяковая неурядица начинает казаться более глобальной, когда сетуешь на нее кому-либо. А если это дело еще и усугубляется принятием спиртного, то в итоге любой пустяк уже воспринимаешь, как нечто подобное апокалипсису.

– Не, чувак, ты представляешь, а? Я... Нет, ты понимаешь? Не кто-то там, а Я! Я провел Новогоднюю Ночь один! Представляешь? О-дин!
– жаловался я Сэму.
– Вот ты веришь в приметы? Нет? Правильно, чувак. Я тоже не верю. Но, блин, все равно, сыкотно как-то. Вдруг у меня и вправду весь этот год баб не будет... Чур меня, чур. Наливай еще по граммульке.

– Да никаких проблем, Димыч, - вытянул ладонь в успокаивающем жесте собеседник.
– Ты, кстати, не знаешь, где Юлька Новый Год справляла? Даже не позвонила, не поздравила братишку. Нет, не знаешь? Ну да, ик, ладно. Ща мы тебя спасем. Мы вычеркним этот год из твоей жизни!

– Четыре.

– Чего, четыре?

– Четыре года, Сэм. Четыре с ... Сколько там осталось до прибытия Дэна? Короче, сделай так, чтобы я материализовался вместе с ним. Лады?

– Лады, Димыч. Давай тогда на посошок, и, как говорится, просим проследовать к аппарату. А чего вы с Юлькой-то расстались?

– Чего? А-а, с Юлькой-то... Да не помню я уже. Ну, давай по последней. А то тебе, Сэм сейчас напиваться нельзя. Все-таки в твоих руках человеческая, в смысле, моя судьба. Понял?

– Ага, ик. А по какому поводу мы пьем?

– Мы?
– я попытался сосредоточиться, но голова закружилась. Меня вдруг бросило в жар. Сообразив, что до сих пор не удосужился снять дубленку, попытался встать, чтобы раздеться. Стул подо мной вдруг начал переворачиваться и я провалился в густое, вязкое небытие.

– Н-но, залетные! Давай, родимые! Иэ-э-эх!

– Эй, Алексашка, чего это там? Никак лежит кто в сугробе? А ну, тормози, глянем.

– Дык, пьянь небось какая, Петр Лексеич. На кой он вам?

– Тормози, говорю! Бездушный ты человек, Алексашка. А ежели бы я вот так пьяным вывалился из саней? Ты бы тоже промчал мимо?

– Да што ж вы такое говорите-то? Нешто я не доказал вам свою верность, да не единожды? Да и обоз же сзади идет - подобрали бы вас. Это я к тому, ежели бы я не заметил, что вы вывалились...

Легкий морозец пощипывает щеки. Дышится легко и приятно. Я явно куда-то еду. Еду? На чем? Не открывая глаз, прислушиваюсь к непривычным звукам. Ничего не понимаю. Да и откуда бы мне, городскому жителю, узнать звуки, которые издают запряженные тройкой лошадей сани на заснеженной дороге? Пришлось открыть глаза. Тут же зажмурился от слепящей искрящейся белизны. Из-под полуприкрытых век с удивлением разглядываю проплывающие мимо снежные пейзажи: поля, овраги, подлески. Еще больше удивляюсь, когда обнаруживаю, что лежу на задней скамейке саней, типа кабриолет. На передней сидят две фигуры в шубах и меховых шапках. У одного, что повыше, шапка необычно высокая, словно у виденных мною в исторических фильмах бояр.

Интересно-интересно... Где это я? С кем это я? И как я здесь оказался? М-да... Как говорится, где какая рыба и почем? Но спирт я больше не пью. Где, кстати, этот алкогений?

Приподнимаюсь и выглядываю за задний край саней. Далеко позади виднеется целая вереница саней. Нифига себе! Это ж откуда столько? Я даже не предполагал, что в нашей местности может быть столько лошадей...

Но все равно, хорошо-то как! А воздух какой! Прямо как качественная водка - пьется легко и мягко. И пьянит так же. Или это я еще от спирта не отошел. Да и ладно. Все равно хорошо! И петь хочется.

– Ой, Моро-оз, Моро-о-оз!
– заорал я что было сил.
– Не моро-озь меня-а! Не-е моро-озь меня-а-а-а, ма-ево-о коня-а!

Как только я загорланил, сидящие впереди даже подпрыгнули от неожиданности. Обернувшись, уставились на меня. Поняв, что я не просто так ору, а пою, один, что повыше ростом, радостно заулыбался. Почесав подбородок под реденькой бородкой, он толкнул соседа и показал на меня.

– Видал каков, а? А ты, Алексашка, хотел его в снегу замерзать оставить.

– Дык обоз же сзади. Подобрали бы, чай.

– Не-е моро-озь меня-а, ма-а-ево-о коня-а! У-у меня-а жена-а-а-а ух ревни-ивая-а!
– продолжаю горланить, ожидая, что мужики подхватят, и мы заорем хором.

Однако подпевать мне никто не стал. Мужик с окладистой бородой, которого звали Алексашкой, продолжал следить за дорогой, держа в руках вожжи. Второй постоянно оборачивался, бросая на меня заинтересованные взгляды, и улыбался.

И все же, где Сэм? Хотел было обратиться к сидящим впереди попросту, мол, мужики, то да се. Но, почему-то вдруг поддался настроению - еду в цивильных санях, как какой-то доисторический барин - потому обратился соответственно:

– Господа, а где этот, кхм, Сэм?

– Сэм?
– переспросил высокий.
– Англичанин что ли?

– Да какой еще англичанин?
– отмахиваюсь я.
– Семен он. Так, где он?

– А ты как встретишь его, так сразу бей его в морду, - вместо ответа, советует мужик.

– Это надо, - соглашаюсь я и тут же настораживаюсь.
– А что он еще натворил? Опять кого-то на нуклоны разложил?

– Непонятно ты изъясняешься как-то, - как бы между прочим говорит высокий, перекидывая ноги через сиденье и разворачиваясь ко мне лицом.
– А Семену в морду дай за то, что бросил тебя пьяного в эдакой глухомани. Кабы не мы, так и околел бы ты вскоре.

– Так вы что, на дороге меня подобрали?
– приподнимаюсь и оглядываюсь вокруг. Места действительно безлюдные. Даже странно, что в наших краях могут быть такие, чтобы не было видно ни строений, ни высоких труб многочисленных комбинатов и заводов, ни... Ё-мое! Да даже линий электропередач не видно! Это ж где я оказался? И, главное, каким образом?

– Ты чьих будешь?
– отрывает меня от созерцания диких окрестностей собеседник.

– Дедиков я, Дмитрий Станиславович, - сам не знаю почему, представляюсь полным именем.

– Не слыхал, - мотает головой тот.
– С западных границ, либо? Сословия какого?

Я непонимающе уставился на мужика. Чего это он выпендривается? Какое еще, нафиг, сословие? Послать его куда подальше? Не, а то еще выкинут из саней. Я даже не знаю, в какую сторону идти. Надо, кстати, разузнать, где мы есть.

– Сами-то кто будете?
– задаю встречный вопрос.

Возница оборачивается и смотрит на меня, удивленно поняв брови. Высокий вдруг взрывается громким смехом, с азартом хлопая себя по коленям.