Игра со Смертью
Шрифт:
«Я сделаю все, что в моих силах…Вернитесь в постель»
Ее сил хватило только на то, чтобы благодарно улыбнуться и обмякнуть в его руках. Как у такого исчадия Преисподней могла вырасти такая дочь? Насмешка…ирония.
Во время перерыва Влад позвонил Курду. Ему ответили не сразу. Сукин сын заставил ждать специально, выматывая нервы, и уже зная, зачем Влад звонит.
— Снимите обвинения по азиатской компании. Сундук все равно у вас. Какая разница, кто был замешан в этом деле. Азиаты представляли опасность и для вас самих. Сейчас в вашем распоряжении реликвии. Снимите обвинения по этому делу, дайте отсрочку и переведите заключенного в лучшие условия — я отдам компромат!
Несколько минут тишины. Он думает. Пусть думает. Сундук у него,
— Носферату отказался от отсрочки. Как, впрочем, и от еды. Он хочет отправиться в Ад. Почему бы Вам не принять его решение. Вам это так же выгодно, как и мне. Обвиняемый казнен, и с вас сняты все подозрения.
Есть. Он согласен. Подначивает ядовито, но согласен.
— Оставьте это мне. Он изменит своё решение. Итак, Вы согласны на сделку?
— Да. Меня устраивают Ваши условия.
— Вот и отлично. Бумаги получите после оглашения решения суда. Дайте разрешение на встречу с заключенным.
Владу казалось, что он вернулся в прошлое. В то самое, когда не решился пройти дальше этой огромной залы, вымощенной белым мрамором. Когда тонкая фигура дочери скрылась за дверьми лифта, а он остался мерить шагами помещение вдоль и поперек.
А сейчас его самого провели вниз, на нескольких лифтах спустили в подвальное помещение. Тюрьмы Нейтралитета отличаются полным отсутствием каких — либо удобств. Это стены с проемами, в которых распяты заключенные за толстыми решетками. Повсюду запах пота, крови, гнилой плоти. Некоторые из заключенных разлагаются живьем после пыток вербой. Их стоны разносятся по всему подвалу.
Рино не отреагировал на присутствие Влада, скованный по рукам и ногам в железной клетке, в которой нет места, чтоб даже повернуться, он, казалось, спал. Только грудь бурно вздымалась. Он что — то тихо бормотал, и Влад остановился в нескольких шагах, прислушиваясь к шепоту.
«Не уходи…еще немного. Совсем немного…Не уходи, терзай, но не уходи…»
Возможно, галлюцинации от голода и истощения. Черт тебя раздери, Рино. Какого хрена ты во все это влез? Поднялся так высоко и вернулся туда, откуда начал — в клетку.
— Рино!
Веки, дрогнув, приоткрылись. Безумный взгляд. Сухой лихорадочный блеск. Полное отсутствие интереса.
— Суд даст тебе отсрочку. Но этого ничтожно мало. Мне нужны все документы, которые должны были быть в доме Эйбеля. Я знаю, что ты их нашел, потому что мы не нашли. Где ты их спрятал?
— К дьяволу…отсрочку, — Рино усмехнулся уголком потрескавшихся губ и снова закрыл глаза.
— А её тоже к дьяволу? А, Рино? Оставишь одну? — терпение на исходе, как и те пять минут, которые ему дали на внеплановое свидание.
— Кого? — он не открывал глаза. Создавалось впечатление, что он не осознает реальности происходящего.
— Викки. Она жива, Рино. Мы две недели боролись за ее жизнь. Она жива. Ты оставишь ее одну?
Глаза распахнулись, и заключенный с трудом сосредоточил взгляд на Владе.
— Ложь…мертва. Мертвее не бывает. Сам проверил.
Влад подошел к клетке и впился в прутья руками.
— Полукровка. Ты говори, да не заговаривайся. Жива она. На коленях просила позаботиться о тебе.
— Влад, — Рино закашлялся, — жестокий способ…слишком жестокий…Мне не нужна отсрочка. Дай сдохнуть. Уходи.
Замигала красная лампочка, возвещающая о прекращении свидания. Дверь с лязгом распахнулась. Упрямый сукин сын. Проклятый, упрямый, сукин сын.
— Нет тебя — нет меня. Она передала тебе, Рино. Слышишь, она сказала: Нет тебя — нет меня.
Когда автоматическая дверь со скрипом закрывалась за спиной короля, он услышал оглушительный рык и усмехнулся. Ахиллесова пята самой Смерти…Все так просто. Проще не бывает. Даже у самых чокнутых психопатов и монстров есть своя слабость…маленькая, но способная вывернуть чудовище наизнанку.
— Решением
первого заседания обвиняемому вынесена отсрочка сроком на две недели. Все это время подсудимый будет находиться в закрытом секторе, предназначенном для его клана. Следующее заседание….Влад отправил сообщение Курду:
«Автовокзал в двадцати километрах от Асфентуса. Ячейка номер 237. Код доступа — 87654907».
Глава 26
Никогда раньше я так не боролась за свою жизнь, как сейчас. Я вгрызалась в нее с диким упрямством. Я хотела встать на ноги. Я каждый день пыталась это сделать, превозмогая боль и слабость. Покрываясь холодным потом от усилий, и беззвучно плакала, когда у меня не получалось, и боль отбрасывала меня обратно на подушки, а монитор с сердцебиением малыша начинал зашкаливать. Я гладила живот руками и тихо просила:
— Пожалуйста, маленький, помоги мне. Давай выкарабкаемся, пожалуйста. Мы же сильные с тобой. Смотри, сколько мы уже прошли вместе. Нам ничего не страшно. Мы вернем нашего папу, и все будет хорошо. Мы вернем его… я верю, и ты верь.
Я часто с ним говорила… я представляла, каким он родится, и на кого будет похож. Я жадно слушала его сердцебиение и с диким восторгом смотрела на монитор УЗИ, когда Фэй показывала мне ребенка. Самое странное, что я точно знала одну вещь — это ТОТ ребенок. Это он. Вернулся ко мне. Или я просто хотела в это верить. Но почему — то сейчас я перестала видеть кошмары наяву и вспоминать его. А раньше я думала о нем каждый день. Потому что он вернулся. Если вернулся мой малыш, значит, и Рино вернется. Я долго думала, как назвать его… и, спустя несколько недель, поняла, что для меня это еще один Рино. Рино — младший. И не нужно никаких новых имен. Я хочу двоих Рино.
С постели я встала раньше, чем думала Фэй. Она поражалась моему упорству и борьбой с собственным телом.
Как только смогла сделать несколько шагов сама, я пошла к королю.
Я готова была валяться у него в ногах и вымаливать этот шанс для меня и для Рино. Мне было наплевать на гордость. Я боялась, что моё родство с Эйбелем помешает мне, но Влад…он оказался совсем не таким, как я представляла. Иногда мы вешаем ярлыки, только исходя из общественного мнения, статуса, положения, и эти ярлыки, как неправильные ценники в магазине, когда на дорогой вещи стоит низкая цена, а дешевка продается в тысячу раз дороже. И мы, как стадо, ориентируемся на перепутанные кем — то ценники, не рассмотрев сам товар. Я не боялась короля, я боялась, что он презирает меня за то, что я дочь Альберта. Но я ошибалась. Король не вешал ярлыки, в отличие от меня самой.
Вошла в кабинет, и он сразу подал мне руку, помогая обрести равновесие. Я посмотрела в его глубокие темные глаза, и что — то во мне сломалось. Я упала на колени и обняла его за ноги. Я плакала и умоляла. Я даже не помню, что именно говорила. Помню, как Влад поднял меня и сильно сжал мои плечи.
— Я сделаю все, что в моих силах. Я обещаю.
Я кивала, размазывая слезы, прижимая одну ладонь к животу, где беспокойно шевелился Рино — младший.
Спустя несколько дней я уже свободно передвигалась по дому. Боль утихала, и иногда я подолгу рассматривала шрам на груди, гладила его кончиком пальца… кто — то может решить, что я больная, конченая мазохистка, но именно этот шрам был для меня символом его любви. Да, больной и извращенной, да, не такой, как у всех. Но если бы он не любил меня, этого шрама бы не было, как и если бы я не любила его, то не было бы меток в его сердце, а оно изрезано нами обоими, изуродовано нашим общим проклятием, и никто в этом не виноват. Мы не выбираем, кого любить. Этот выбор делается за нас свыше, а нам остается только смириться и считать зарубки на душе, оставленные этой любовью на память. Я иногда думаю о том, что у каждого существует тот самый или та самая, после встречи с которыми вы понимаете, что там, в нём или в ней, бьется именно ваше сердце и оно никогда вам не принадлежало.