Игра со Смертью

В Рино живет моё сердце, а во мне его. Вот почему я никогда не смогу его ненавидеть за то, что он сделал. Он убил себя, а не меня… я бы ненавидела его, если бы он сделал это с собой…тогда он бы действительно убил меня. Лучше никогда не встречать такую любовь, потому что большего проклятия, чем жить без собственного сердца, не придумаешь.

Я готовилась к этой встрече долго. С самого утра. Я ужасно нервничала, потому что боялась, что Рино не согласится на то, что я хотела ему предложить…потому что Влад сказал мне, что он смирился с приговором и не хотел отсрочку. Наша игра со смертью вышла на последний уровень. Я не знала, как этот уровень закончится. Я играла свою партию вслепую.

Теперь уже вместо Рино.

* * *

Нолду передал через слугу, чтобы я спустился в гостиную. Хотя, конечно, гостиной как таковой, в катакомбах не было. Вы когда — нибудь видели нищету? В самом её неприглядном виде? И я сейчас совсем не о той разновидности бедности, когда на столе стоит тарелка безвкусной похлёбки, стакан воды и кусок хлеба. Так можно было бы охарактеризовать Асфентус в то время, когда я в него попал. Но территория Носферату — это не просто бедность. Именно нищета в своём жутком состоянии. Та, что с тарелкой похлёбки на полу. Потому что нет стола. И нет куска хлеба. И та жижа, которую ты жадно поглощаешь, диким зверем озираясь по сторонам, не насыщает, а увеличивает чувство голода.

Но, конечно, подобное не касалось самого Нолду и его приближенного круга, если вообще можно употребить это выражение в отношении Носферату.

И сейчас я шёл по длинному тёмному коридору в сторону неприглядной комнаты с обшарпанными стенами, считая про себя шаги. Хотя знал их наизусть. Я изучил это проклятое место вдоль и поперёк. Но сейчас мне нужно было считать. Вслух. Чтобы предотвратить приступ. Чтобы снова не скатиться в безумие. Потому что я учуял любимый запах. Не просто запах. Я ощутил её присутствие всей кожей. Около получаса назад.

Я рванулся вниз, как только почувствовал её на территории катакомб, но остановился на полдороге. Потому что не знал. Не понимал, что это могло означать. Она не могла быть здесь. Она не могла прийти сюда добровольно. Ко мне. А, значит, это всего лишь игра моего больного сознания. Оно, грёбаное, раз за разом выдумывает всё более изощрённые пытки. Раньше я лишь слышал её голос, смех… Я периодически видел её образ совсем рядом. Казалось, только протяни руку… Но это было главное правило нашей с сознанием игры. Ни в коем случае не прикасаться. Иначе оно самым жестоким образом обрывало её.

Но вот так… Настолько явно…С каждым разом уровни всё сложнее, да? И что ждёт меня в конце этого квеста, если он начался сумасшествием?

Но, чем ближе я подходил к комнате, тем сильнее стучало сердце, тем слабее казались собственные ноги. Шаги давались с трудом. Потому что я слышал его. Её сердце. Оно бежало навстречу моему. Его стук отдавался в моей груди. Тело начало колотить крупной дрожью. И я уже понятия не имел, чья это дрожь.

Последний шаг, и сердце падает вниз, а горло перехватывает невидимой колючей проволокой. Словно тот самый ошейник, выбитый некогда Доктором на шее, впивается в кожу, вспарывая до крови, раздирая её на ошмётки.

Потому что это не бред. Это не видение. Потому что она стоит прямо передо мной, как только я распахиваю обшарпанную дверь. Викки смотрит расширенными глазами, прижав руки к груди. Как и рассказывал Влад. Она дышит. Шумно. Хаотично. Она пришла. Настолько живая. Настоящая. Но она молчит, и безумие начинает снова хохотать. Оно не верит, оно требует прикоснуться. Ему нужны доказательства.

И я подхожу к ней. Не дыша. Потому что дышать слишком больно. Потому что с каждым вдохом лёгкие наполняет не воздух, а кислота, разъедающая их. Поднимаю руку, чтобы прикоснуться, но не могу. Потому что, бл**ь, если это очередной обман зрения…

Потому что я почти поверил.

* * *

Я ждала. Мне было страшно. Я так боялась, что он не выйдет ко мне. Не выйдет, потому что слишком ненавидит себя сейчас, чтобы позволить себе увидеть меня. И мое сердце сильно билось о ребра, до боли, а дыхание срывалось, и я сдерживалась, чтобы не закричать. Чтобы не позвать его громко на все это проклятое, ужасное место. Он знает, что я здесь. Не может не знать…он чувствует и… и если не идет — значит, не хочет. Рино… пожалуйста, у нас всего лишь несколько часов. Слишком мало. Пожалуйста!

Тишина давила на сознание и пульсировала в висках. Я никогда не видела ничего более убогого… чем эти катакомбы. Вокруг воняло смертью и болью. Воняло кровью и страданиями тех, кто был обречен томиться здесь… из — за своей сущности.

Запах Рино доносился все отчетливее, и у меня начали дрожать руки. С такой силой, что я сжала их в кулаки, впиваясь ногтями в кожу ладоней. Я слышала, как все яростнее бьется сердце нашего ребенка, как он беспокойно шевелится внутри, ощущая мое состояние. Да, маленький, мне тоже страшно. Очень…

Увидела Рино и вздрогнула. Всем телом. Закрыла глаза, стараясь унять слабость, и снова распахнула. Смотреть. Жадно. Алчно. На каждый шаг, на каждую черту лица, и впитывать в себя, выравнивая рваное дыхание. Я слышу, как стучит и его сердце. В полной тишине сразу три сердца. Так громко. Они кричат. Они уже разговаривают…можно молчать.

Смотрю и понимаю, что с ним что — то не так. У него безумный взгляд, он бледен до синевы, он сам дрожит. Остановился в нескольких шагах, слегка приподнял руку и тут же опустил.

Боже. Сколько времени он не ел? Он истощен голодом и истерзан своей личной болью, которая рвала его на части всё это время. На щеке едва затянувшиеся шрамы, из — под ворота рубашки видны уродливые полосы…от плети с шипами.

По моим щекам потекли слезы…опять…он снова прошел через это. Через проклятый Ад. Через новые пытки. Внутри все скрутило в узел, словно это мое тело истерзано…Словно меня морили голодом и пороли. Я сделала шаг вперед и рывком обняла его за шею, прижимаясь к нему, чувствуя, как подгибаются колени и кружится голова. От ощущения реальности, ощущения его горячего тела, запаха и дыхания все внутренности скрутило в узел.

— Рино. Мой Рино! — рыданием из груди. Громко. Закричала так громко…чтобы проклятая тишина перестала пульсировать в висках.

* * *

И снова наше первое прикосновение… Которое по счёту? И я прижимаю её к себе обеими руками. Вдыхаю запах жасмина и мысленно смеюсь, глядя прямо в глаза собственному безумию. Оно мечется из угла в угол, оно бешено вращает глазами, отказываясь верить в происходящее, а я не могу даже улыбнуться ему, потому что мои губы онемели. Всё тело оцепенело. Оно словно застыло каменным изваянием. Только прижимать её. Только безостановочно гладить волосы, спину, впитывая в себя запах её тела, тихий голос, срывающиеся всхлипы. И ещё что — то. Что — то, что не даёт мне покоя. Потому что моя девочка изменилась. Я понял это только сейчас. Когда отстранил её от себя. Когда поднял заплаканное лицо вверх за дрожащий подбородок. Но я никак не могу понять, что именно. Она распахивает глаза, и я чувствую, как меня тянет в серую бездну. Навсегда пропасть в этой глубине. Утонуть в них, захлебнувшись в океане боли. Её глаза цвета штормового неба. Моё проклятие. Моё спасение. Потому что пришла. Несмотря ни на что. Пришла.