Игра в безумие

Когда все ушли, Валери и Боб занялись посудой. Утром должна была прийти уборщица, делать это было не обязательно, но им обоим нравилось возиться с кухонными автоматами. Огромная посудомойка занялась тарелками и кастрюлями, измельчитель мусора поглотил остатки еды, чистая посуда отправилась на место.

– Понимаешь, - сказала Валери, - эта, как её, Элис, совершенно невыносима. Она даже не пытается проявить к чему-то интерес.

– Ничего, понемногу освоится.

– Ручаюсь, он выглядел не лучше.

– Пытался иронизировать над старым Фелтоном. Правда, Фелтон был весьма утомителен.

– Я просто не понимаю, зачем они тебе здесь нужны. Да, я знаю, это выгодно для фирмы, но говорю тебе, Боб, ты ещё пожалеешь...

Распаляясь подобным образом, Валери всегда становилась для него желанной. Отложив губку, он обнял её и поцеловал в ухо.

– Роберт Лоусон! В твоем-то возрасте!

– Не такой уж я и старый. Пошли наверх, проверим.

– Где Салли?

– В городе. Не беспокойся. Она уже большая.

И в самом деле, это было чистой правдой.

Дом Сервисов стоял неподалеку на точно такой же улице. Когда они вернулись домой, служанка Анна-Мари не знала, что делать с их трехлетним сыном Джоном, ревевшим не переставая. Он умудрился запихать в рот мишку, едва не задохнулся и после этого уже не умолкал. Оказалось к тому же, что он весь мокрый. Как только Пенелопа взяла его на руки, малыщ затих, а оказавшись в постели, тут же заснул.

Пенелопа обвинила Анну-Мари, что та не следит за ребенком. Анна-Мари расплакалась. Потом Пенелопа заявила Дику, что девушка ленива и думает только о том, как попасть в Лондон, и что от неё следует избавиться. Дик промолчал. Знал, что Пенелопа до утра все забудет. Заплаканная Анна-Мари была удивительно хороша, просто соблазнительна.

– Знаешь, о чем мы беседовали?
– спросила Элис, когда они выехали на главную дорогу.
– О саженцах, натуральных удобрениях и кто что видел в местном кино. Боже, эта Валери невыносима.

– А О чем женщины разговаривают обычно?

– Есть же интеллигентные темы. С такими бабами я не встречаюсь.

Взглянув на жену, Поль снова уставился на дорогу.

– Знаешь, все друг с другом связано. Хартфорд хочет выжить меня с фирмы.

– Да не выдумывай ты, - недоверчиво отмахнулась она.

– Он принял новую сотрудницу, якобы мне в помощь. Она изучала бихевиоризм.

– Это что такое?

– Меня не спрашивай. Но Хартфорд на нем помешался. Не удивлюсь, если она начнет под меня копать. Так что лучше забудь свои слова про Валери. Боб хорошо ко мне относится.

– Так вот зачем ты перебрался сюда... Поближе к шефу.

Они мчались по автостраде. Путь впереди казался бесконечным.

– Ох, чувствую, нас ждут неприятности. Просто сердцем чую.

Сняв руку с руля, положил её к ней на колени. Просто так. Наигранным голосом сказал:

– Никаких неприятностей не будет. Обещаю.

Брайан Хартфорд лег на пол, прицелился и четырежды выстрелил из пушки. Каждое ядро сбило по пехотинцу. Маневр он завершил, окружив своим пешим полком расстроенное правое крыло Блейни.

– Ты проиграл, - заявил он тем решительным и злорадным тоном, из-за которого его слова часто звучали как приказ или вызов. Сам он был маленьким невзрачным человечком с зеленоватыми глазами и почти без бровей.

Блейни оценил ситуацию. Воины, красные и белые, всадники и пехотинцы, покрывали весь пол. Там была деревенская улица с собором, все из пластиковых деталей, серая пластиковая река с мостом, к которому не успело добраться отступавшее воинство Блейни, чтобы поднять его на воздух. Он покачал головой.

– Все это от того, что у твоих стрелков острый глаз.
– У него самого были очки с толстыми стеклами.

Это невинное замечание уязвило Хартфорда. Ведь оно намекало, что острый взгляд важнее, чем толковый командир.

– Вряд ли. Нужно было тебе отвести левое крыло, чтобы прикрыть мост. Но ты явно не оценил его важности.

Удовлетворенный, он предложил Блейни виски. Ведь он выиграл. Они перешли в гостиную. Хартфорд говорил исключительно об игре, которая только что закончилась, и какую диспозицию следовало бы попробовать на будущей неделе. Блейни постарался изобразить восторг. Он занялся игрой в солдатики ради удовольствия, но продолжал исключительно потому, что был в "Тимбэлс" начальником отдела сбыта, а Хартфорд - заместителем коммерческого директора. Но надежда, что это ему чем-то поможет, пока не сбывалась.

Когда Блейни ушел, Хартфорд вернулся в большую комнату и заботливо уложил солдатиков, пушки и декорации в коробки. Он один занимал весь верхний этаж огромного викторианского особняка в Мейд Вейл, который переделали в доходный дом. Поглядев немного на тихую улицу внизу, он отправился спать. Обстановка спальни состояла из правильных прямоугольников: постель, комод, туалетный столик, стул с высокой спинкой. Аккуратно повесив пиджак и брюки, он швырнул сорочку и белье в корзину для грязного белья, переобулся в тапки, с удовольствием взглянул на литографии Мондриана на стенах и лег в постель.

ГЛАВА V

СТРАНИЦЫ ДНЕВНИКА

Начало мая.

Посмотрел "Глаза без лица", французский фильм о враче, отрезающем у людей куски кожи и пересаживающем их на изуродованное лицо своей дочери. Не понравился он мне, ничего интересного. Бонни не пришла и хорошо сделала. Эти новые фильмы не сравнить со старыми. Хотя "Психо" мне понравился, это было здорово. Душевая, и по стеклу стекает кровь...

В нашей Игре что-то меня не удовлетворяет. Что я имею в виду? Попытаюсь пояснить. Например, этот дневник, для кого я его пишу? Вероятно, для себя, возможно, и для Бонни, хотя мне не очень хочется давать ей его читать. Может, разок и покажу. Но никому больше. Вообще-то это неправильно, не хочу, чтобы кто-то его читал, это ведь моя тайна. Но, с другой стороны, хочу, чтобы все узнали об Игре, чтобы люди поняли, что игра фантазии не имеет границ. И хочу знать, какими фантазиями забавлялись они.

Я объяснил Бонни, как нам с ней повезло, что мы можем беседовать о наших фантазиях. Не уверен, поняла ли она, в некоторых вещах она дура дурой. Разумеется, она думала, что я хочу заниматься с ней сексом. Бессмыслица. Я уже говорил, но теперь напишу большими буквами:

ДРАКУЛЕ СЕКС ОТ БОННИ НЕ НУЖЕН.

Да и ей тоже. Тем более, его Бонни совсем не привлекает.

Правда, Бонни, это бы испортило нам всю Игру. Дракуле нужно нечто иное, включить в Игру третьего. Я говорил Бонни, она колеблется. Убежден, когда она не со мной, то совсем иная. Рассказала, что в детстве каждое воскресенье ходила в церковь. Когда случалось провиниться, отец её бил, и мать наказывала. Я спросил, возбуждали ли её страдания мучеников, дал ей пару книг о пытках и подобных вещах; ей было интересно, я видел, но не знаю, что она чувствовала потом. Я расспрашивал, мучила ли она животных, рассказал о кошке, которую видел когда-то, давным-давно. Мальчики повесили её вниз головой и содрали шкуру. Неужели это было? А если было, неужели я в этом участвовал? Не знаю, не помню. Но Бонни мне не ответила, а когда я снова спросил, мучила ли она зверушек, нахмурилась. Полагаю, что да.

Рассказал Бонни, во что я верю. В жизни главное - это власть. Люди в большинстве своем глупы, у них нет никакой Власти, даже в мечтах. Нынче все так измельчало. Я испытал её, прочитав из великого учителя Ницше: "Все утратившее мужественность, все, что превращает нас в рабов, - все это хочет сегодня быть хозяином человеческой жизни. О, мерзость! Мерзость! Мерзость!".

Казалось, на неё это подействовало. Бонни меня обожает, признает мое превосходство. Это правильно.

Третий в нашей Игре очень важен. В единице есть нечто магическое один всегда один - и треугольник тоже. Двое - нечто совсем иное. Это было моей проблемой в прошлом. Какова же связь между Сексом и Страданием?