Игра в детектив

А на сцену снова выполз конферансье, похожий теперь на лягушку Кермита из «Маппет-шоу» и объявил:

– У нас в «Москве», – пауза и доверительный голос, – я, конечно, имею в виду этот ресторан, – пауза и голос по нарастающей, – специально приглашённая звезда, всеми любимая Эльвира!

На этом месте зал должен был бы взорваться аплодисментами, но не взорвался. Лишь Альберт Сергеевич замер, не отрывая глаз от эстрады. А там появилась молодая женщина в чёрном платье с открытыми плечами. Она подошла к микрофону и лучи трёх прожекторов высветили её стройную фигуру… А глаза! Альберт Сергеевич был совершенно уверен в том, что в её печальных тёмных глазах могло отразиться всё Средиземное море… Эльвира отыскала его взглядом, чуть-чуть улыбнулась уголками рта – Ковец точно это заметил и запела.

Когда ссутулившийся Щукин поднялся на одну палубу вверх и оказался на открытой кормовой площадке, вся компания уже деловито располагалась в плетёных креслах у самого бассейна. Тугаринский грохотал у стойки бара с дебильным названием «Матрёшка». Маленькая женщина с наивными глазами по имени Вика молча смотрела на него. Гарик крутился вокруг, увлеченно исполняя роль гарсона. Он быстро и ловко переправлял бокалы со всевозможными напитками Полине и Косте, обсуждавшим что-то с видом заговорщиков. Костя криво улыбался, а Полина, напротив, была совершенно серьёзна.

Всё это Щукин охватил беглым взглядом, без особого удовольствия подходя к сидящим и присматривая место себе. Бассейн, так бассейн.

– Советую попробовать коктейль «матрёшка». Потрясная вещь, – отрекомендовал внезапно появившийся около Вадима Обухов. – В натуре, как авиационное горючее. Включает полный форсаж. Фирма гарантирует.

Вадим как-то странно посмотрел на Обухова и молча двинулся к стойке бара. Бармен – прилизанный малый в белой рубашке с бабочкой – передал два последних бокала Гарику и вопросительно посмотрел на Щукина.

– «Матрёшку», – махнул тот рукой и тяжело навалился на стойку.

Бармен понимающе кивнул и принялся колдовать с какими-то стопочками, мензурочками и прочим своим хозяйством. Щукин с ужасом наблюдал, как одна за другой мелькали бутылки: коньяк – водка – ликёр – опять водка. А потом в руках бармена зловеще блеснул тонкий острый нож. Ловким движением он срезал пробку с бутылки сухого вина и через минуту перед ошалевшим Вадимом стоял высокий бокал с жидкостью весьма подозрительного цвета, обильно пахнущей миндалём. Но больше того – вся эта квинтэссенция алкогольного пристрастия человечества горела синим пламенем.

– Это можно пить? – с сомнением в голосе спросил Вадим.

– Конечно, – невозмутимо заявил бармен. – Кофе будете заказывать?

– Буду.

В какой-то момент коктейль перестал пугать в общем-то непьющего Щукина и в душе его установилось психологическое равновесие. Во всяком случае, так ему показалось. Вадим решительно взялся за бокал и не раздумывая опрокинул добрую половину коктейля.

– Вас считать вместе с остальными? – спросил бармен.

– Нет, – поспешно ответил Щукин, – меня отдельно.

Бармен не стал возражать, а только перевёл взгляд на сидящих в креслах. Ни на секунду при этом не изменяя флегматичного выражения своего лица.

– Господа, кофе кто заказывал? – крикнул он, возя небольшие джезвы в раскалённом песке. – Кофе стынет!

Между тем здесь, на верхней палубе, гулял во всю прекрасный освежающий ветерок, и после удушающего ресторана это казалось райским наслаждением. Тем более, что и людей около бассейна было немного – все, кто ещё не спал на этом теплоходе, наслаждались танцами в ресторане. «Россия» шла довольно бодро, но необозримое пространство вокруг напрочь поглощало это движение. Наоборот, невольно казалось, что она навеки застыла посреди вселенной под крупными сочными звездами, которых не могли затмить даже огни иллюминации, и что никогда больше пассажирам «России» не суждено будет увидеть берега. Впрочем, едва ли эта красивая до безысходности мысль пришла в голову хоть одному человеку в баре «Матрёшка». Здесь всё было проще и жизнерадостнее: ровно, как будто гонимый огромными вентиляторами, дул тёплый ветер и мерцал бирюзовый квадрат бассейна под ногами, притягивая к себе внимание, а где-то за ним продолжалась ещё деревянная палуба, обрывавшаяся затем в мягкую пустоту.

Тугаринский не мог сидеть спокойно. Он развлекал всю компанию, наслаждавшуюся свежим воздухом, рассказами о каких-то бандитах в Нью-Йорке и их похождениях на Брайтоне. Рассказывал он с удовольствием и невероятно смешно. Причём разобраться, что там было правдой, а что Тугаринский сочинял на ходу, не представлялось возможным. Кстати, если принять в расчет силу баса Тугаринского, можно было сделать вывод, что его слушал весь теплоход.

Полина смеялась, откинувшись в кресле, Обухов кривил и без того обезображенный рот в усмешке, тихая Вика счастливо смотрела на распинающегося Тугаринского, а Щукин начинал понемногу тускнеть за второй «матрёшкой». Неожиданно, в самый разгар веселья, на палубе появился ещё один человек. Впрочем, неожиданным его появление оказалось только для самой гуляющей компании. Как последнее действующее лицо назревающей трагедии, он просто не мог не появиться именно в этот момент. Кажется, нам уже приходилось подмечать, что высшие силы распоряжаются нашей историей по-своему.

Между прочим фактурой последнее действующее лицо отличалось запоминающейся – небольшой рост, отвислый живот и маленькие бегающие глазки. Одет он был в спортивные штаны и широкую рубашку, а круглое красное лицо сияло от удовольствия всех видеть. Чего нельзя было сказать о лицах остальных участников вечеринки. Звали этого человека Аркадий Дмитриевич Федосюк, и даже одного взгляда на него было достаточно, чтобы догадаться о его уникальной способности нарушать атмосферу любого, даже самого лучшего застолья. Но, тем не менее, Федосюк был хорошо знаком со всеми присутствующими.

Короче говоря, Аркадий Дмитриевич появился и на миг застыл. А потом ловким движением извлёк из кармана расчёску, с любовью пригладил прядь волос, которая старательно прикрывала его блестящую лысину, и лысина от этого ещё больше стала бросаться в глаза. Спрятав расчёску, Федосюк сотворил улыбку на своём лице, развёл руки в стороны и двинулся к Тугаринскому, стоявшему к нему спиной.

– Ага, чудненько, – протянул Федосюк сладким голосом – развлекаетесь. Значит мы вовремя.

Тугаринский прервал рассказ на полуслове и его большое тело как-то по частям, но довольно быстро повернулось на сто восемьдесят градусов. Нацепив свою фуражку, которую он снял в пылу монолога, Тугаринский расплылся в улыбке и сообщил что-то вроде того, что именно Федосюка тут давно уже не хватает. Твердая рука шлепнула Аркадия Дмитриевича по плечу, и тот моментально оказался в кресле. Сев, он тут же потребовал спичку – у него была не очень аппетитная привычка ковыряться спичкой в зубах. Как ни странно, спичка нашлась у Тугаринского.

А к стойке бара сразу после Федосюка молча подошла высокая крашенная блондинка. Никто толком не заметил, как она появилась. Дама закурила белую сигарету с ментолом, прислонилась к стойке и вперила мутный взгляд в бармена. Нескольких мгновений ответного взгляда на клиентку оказалось достаточно, чтобы опыт подсказал бармену, что надо делать: он ловко шлёпнул на стойку пухлую приземистую рюмку, и в его руке возникла длинная тонкая бутылка «Метаксы». Совершив кульбит, бутылка выдала ровно пятьдесят коньяку и снова исчезла.

– Молодец, дорогуша, – хищно улыбнулась блондинка и без лишней суеты осушила рюмку. – Повтори.

– Лена, организуй-ка и мне, – попросил не оборачиваясь Федосюк.

– Напьёшься, – равнодушно ответила Лена.

Эта дама была спутницей Аркадия Дмитриевича и они, по всей видимости, прекрасно гармонировали.

Тем временем очнулся и Щукин, который уже мало обращал внимания на происходившие вокруг него события. Очнувшись, он немедленно потребовал от Обухова, чтобы тот переправил ему еще одну «матрёшку», получил желаемое, заглотнул весь бокал разом и осоловело глянул куда-то в сторону и вверх.