Игра в детектив

– Кто ты? – спросила Полина, не поворачивая головы, словно вопрос был задан волнам. – Расскажи что-нибудь о себе.

– Что мне нравиться в чёрных лебедях, – задумчиво сообщил Паша, – так это их красный нос.

– Что?

– В детстве у меня была любимая книжка, которая так начиналась… А что?

Полина вздохнула.

– Ты всегда именно это рассказываешь о себе?

– Нет. Иногда что-нибудь придумываю.

И тут Паша сам задал вопрос.

– Что-нибудь слышно об этом убийстве? – спросил он. – Паника ещё не поднялась?

– Пока нет, – Полина с интересом взглянула на него. – А ты зря сбежал. Познакомился бы с капитаном и с этим, Виктором Андреевичем, кажется. Он собирается заниматься расследованием. Смешной…

– Будет расследование?

– Наверно… Слушай! – Полина улыбнулась. – А может быть, это ты Щукина прикончил?

– Почему ты так решила?

– Да я не решила, просто, если это ты, то тебе надо будет где-нибудь спрятаться. Они о тебе уже знают.

Паша равнодушно повёл плечами и снова перевёл взгляд в открытое море. А потом сказал ни к селу, ни к городу:

– Скоро Пирей, часов через одиннадцать. Ты не собиралась посмотреть Афины?

– Честно говоря, никакого желания.

– Ну и хорошо.

– Ладно, мне пора, – вздохнула Полина. – До завтра?

Загадочный шатен как-то невнятно угукнул и кивнул головой. И всё. Не очень-то любезно с его стороны…

А в восемь часов утра Боря Тугаринский имел короткий разговор лично с капитаном Овсянником и был проинформирован о произошедшем ночью убийстве. К приятному удивлению капитана, проблем с вальяжным одесситом не возникло никаких. Как только Тугаринский узнал, что после его ухода Щукин был обнаружен мёртвым, он тут же согласился прийти к Овсяннику и даже высказался в том смысле, что это лучший номер в развлекательной программе круиза. После чего хохотнул и заметил, что его очень развеселит, если убийцей в конце концов окажется именно он, Боря Тугаринский. На всякий случай Овсянник не стал реагировать ни на это замечание, ни на достаточно циничный тон, а просто попросил Борю привести с собой всех остальных участников вчерашних событий. Это была очень удачная идея. Теперь за результат можно было не волноваться.

Труднее всего оказалось совладать с Федосюком. Дело в том, что Аркадий Дмитриевич пребывал в таком мрачном и бессовестном похмелье, что говорить о какой-либо его осмысленной деятельности было просто смешно. Тем более, если для этой деятельности требовались логические размышления. Тугаринский не поленился и достал на кухне ресторана «Москва» огуречного рассола. Только после того, как Федосюка отпоили рассолом и отмочили холодной водой, он пришёл в себя настолько, что оказался в состоянии связанно размышлять и членораздельно разговаривать. Еще хорошо, что Лена оказалась женщиной крепкой и волевой, и чтобы прийти в норму ей понадобилась всего лишь рюмка-другая водки. Без её активной помощи даже Тугаринский не справился бы с Федосюком и тот спал бы до вечера.

С остальными проблем не возникло и в половине двенадцатого Тугаринский со своей свитой, Ковец, Полина и Обухов встретились за завтраком в ресторане. В полдень к ним присоединилась Лена. Она сообщила, что Федосюк уже ожил, но передвигается ещё с трудом. Впрочем, через десять минут появился и Аркадий Дмитриевич. Все были в сборе. Или, лучше сказать, все оставшиеся в живых были в сборе, и можно было идти к капитану… А Полина всё высматривала Пашу. Её опять охватили сомнения.

Примерно к половине первого Боря Тугаринский привёл в апартаменты капитана всю компанию.

– Г-г-господа, – произнес Филипп Владимирович Овсянник. – Дело очень серьёзное. Под угрозой находится не только репутация «России» и её команды, н-не только продолжение круиза и даже не только моя личная шкура. Вполне в-возможно, что под угрозой находится и жизнь всех участников п-плавания, в первую очередь ваша. Убийца, насколько я понимаю, всё ещё на борту нашего корабля… – капитан сделал короткую паузу. Он хотел добавить, что убийцей вообще может оказаться кто-то из присутствующих, но передумал и только окинул суровым взглядом компанию. – Я п-прошу вас оказать содействие расследованию, которое мы с Виктором Андреевичем Балабановым начинаем.

– Ну, так что там произошло? – спросил Тугаринский. – Я сейчас сдохну от любопытства!

Он сидел нога на ногу, в спортивном костюме и тапочках. Он пришёл сюда смотреть остросюжетный детектив и пока этот детектив будет занимать и развлекать его, Тугаринский останется в прекрасном расположении духа и даже будет готов рассказать всё, что ему известно. Такой расклад должны были себе уяснить все, вот потому он и припёрся к капитану в тапочках. Впрочем, такой расклад Овсянник с Балабановым уже уяснили себе, и он им был весьма на руку – сначала это настроение угадал Овсянник, а теперь и Балабанов решил разыграть ту же карту. Предлагая собравшимся подробно вспомнить все события вчерашнего вечера, он обратился именно к Тугаринскому. Тем более, что уж его-то имя-отчество Балабанов знал очень хорошо, в отличии от имен некоторых иных своих свидетелей.

– Борис Соломонович, – начал Балабанов, – а вы когда вчера появились в ресторане «Москва»?

Боря довольно хмыкнул и с шутками-прибаутками, но очень подробно принялся рассказывать. За ним сразу потянулись остальные. Кто больше, кто меньше, кто с удовольствием, кто сквозь зубы, но говорили все. Никто не отпирался. А Балабанов внимательно слушал и записывал в блокнотик. Он с самого начала решил считать всех этих людей не свидетелями и не подозреваемыми, а действующими лицами, поскольку в сложившихся условиях это было значительно удобней. Теперь же оставалось только разобраться в них и правильно расставить. Таким образом, спустя полчаса, в блокноте Балабанова появился следующий столбик с именами:

Альберт Сергеевич Ковец,

Полина Альбертовна Ковец,

Константин Обухов,

Вадим Щукин.

Далее подведена черта и снова фамилии:

Борис Соломонович Тугаринский,

Вика,

Гарик,

Лена Сычева,

Аркадий Дмитриевич Федосюк.

Снова черта. Потом следовало:

Эльвира,

Роман Джанк

и, наконец, неизвестный из ресторана.

Всего двенадцать имен. Двенадцать участников развернувшейся ночью трагедии. Напротив четвертого имени Балабанов поставил маленький крестик, а напротив последнего – большой вопросительный знак. Вот это было особенно важным, поскольку о подозрительном субъекте, явно следившем за всей компанией, практически ничего не было известно. А тот, кто прячется, по мнению Балабанова, вызывает самые большие подозрения. Таким образом, среди его действующих лиц нарисовался главный подозреваемый.

– Скажите, Полина, – спросил Балабанов, – а вы этого человека, который интересовался вами в ресторане, знаете?

– Нет.

– Что, он даже не представился?

– Кажется, его зовут Павел. Но я точно не помню.

– Вадиму он не понравился, – вставил Ковец. – Вызвал какое-то недовольство своим появлением.

– Вот как? – Балабанов нахмурился. – Щукин что-то говорил о нём?

– Да ничего особенного.

– Угу, – Виктор Андреевич вычеркнул в своем блокнотике слово «неизвестный» и вписал «Павел». Потом подчеркнул и прибавил восклицательный знак.

– Больше вы с этим Павлом не разговаривали? – спросил он у Полины.

– Нет. Только когда я увидела… ну, Вадима, мёртвым уже, он подошёл первым, сказал что-то вроде «Ну и ну» и сразу ушёл.

– Ну хорошо, а скажите, Щукин, он что, любитель выпить?

– Нет, – пожал плечами Ковец, – обычно он очень мало пил. Я не знаю, что на него нашло.

– Да он просто нализался «матрёшек», – объяснил скучающий Обухов, которого не особенно развлекал этот допрос.

– «Матрёшек»? – поинтересовался Балабанов. – Каких «матрёшек»?