Игра в «Городки»
Шрифт:
Без вины виноватый
С тех пор как помню себя, мечтал стать артистом. Артистом кино. В театр почти не ходил. Хватило одного раза.
Я тогда учился в 8 классе. Нас всей школой повели в одесский театр имени Иванова на спектакль «Без вины виноватые». Это были гастроли какой-то сборной московской труппы. Обещали, что будет играть великая мхатовская Алла Тарасова, но она не приехала. Я захватил с собой моего друга Олега. У него была фамилия, произнося которую скороговоркой, я учился технике речи — ПРИВОРОТЕР. Мы сидели в середине полупустого партера, а перед нами развалились
— Все! Я тебя сфотографировал.
А другой добавил:
— До скорой встречи на том свете!
В антракте ко мне подошел тот, который меня «сфотографировал»:
— Сышишь, сышишь, ты, поц! Ты шо-то хотел? Щас ты это получишь!
Он взял меня под локоть и увлек куда-то во внутренний дворик театра. Я оказался среди пяти лбов. Они окружили меня плотным кольцом. «Где же Олег?» — думал я. А Олег застрял в туалете.
Вдруг кто-то врезал мне со всей силы ладонью по уху!
Из носа потекла кровь. И в это время я услышал вопль:
«Юрик! Держись!!» — и увидел бегущего к нам Олега со стулом в руках. Он на бегу замахнулся этим стулом с криком «Убью, твари!», но «твари», как по команде, все сделали шаг в сторону и стул пришелся как раз на мою голову!
Очень тяжелый стул. С замахом в 180 градусов… Так что знаменитый монолог Незнамова во втором акте про «матерей, которые бросают детей своих» прошел уже без меня.
Врач травмпункта поставил мне диагноз «контузия», и я им долго гордился!..
Артист с неопределенной внешностью
Двоюродная сестра моей мамы работала на нашей Одесской киностудии редактором. Людмила Донец. Она была довольно известным московским кинокритиком. Где-то что-то не то сказала, и ее отправили на периферийную студию.
Как-то я услышал разговор моей мамы и тети Люды на кухне. Речь шла обо мне:
— Людочка! Может, действительно ему помочь, как-то поспособствовать? Не замолвишь за него словечко там у себя на работе?
— Женечка, вот ты поверь мне, не нужно ему в артисты! Ну вот не нужно, и все! Не получится из него ничего…
И я вмешался в разговор:
— А почему это, тетя Люда, мне не нужно в артисты?
— А ты не обидишься?
— А я уже обиделся.
— Ну хорошо… Вот тебе мое резюме: какой-то ты… ровненький.
— ???
— Изъяна в тебе никакого нет! С такой физиономией тебя можно в любом фильме за любой стол посадить!
(Через много лет она призналась, что хотела сделать мне сильную прививку «от этого проклятого ремесла».) Поехал я в Киев к моему деду советоваться. Получить благословение. Он меня тоже «обрадовал»:
— Не нужно тебе, Юрка, в артисты! Уродства в тебе не хватает!
И я мучился: «Что же это за профессия такая, где нужно быть уродом?! Причем, кажется, не только внешне… И что же у меня за лицо, с которым можно сидеть за любым столом в любом фильме?»
Через шесть лет, когда я уже окончил ГИТИС, один из самых крутых режиссеров «Ленфильма» после кинопроб сказал про меня ассистентке по актерам: «Артист с неопределенной внешностью», но не объяснил, в какую сторону
мне «определяться». «Добрая» ассистентка навечно записала этот вердикт на оборотной стороне моей учетной карточки в актерском отделе прославленной киностудии.Знаменитая Татьяна Лиознова, режиссер «Семнадцати мгновений весны», после моих очередных проб сказала:
— Юрочка! У вас полное несоответствие внешних и внутренних данных.
Мне было тогда 22 года. И мне понадобилось 15 лет, что бы привести мои внешние данные в соответствие с внутренними, то есть сильно поправиться. Первую главную роль в кино я сыграл в 37 лет…
От чего плачут армяне
В 2000 году мне позвонил режиссер Тигран Кеосаян и пригласил на «Мосфильм» для знакомства. В офисе его кинокомпании работали одни армяне. Когда я перезнакомился со всеми, то подумал, что любимый армянский драматург — это Шекспир. Большинство сотрудников были тезками героев шекспировских трагедий…
— Юрий! — начал Тигран. — Я обожаю вашу передачу.
У вас там есть один сюжет — когда я его смотрю, я плачу. Не от смеха.
И он пересказал мне этот сюжет про бизнесмена, который подает нищим на паперти милостыню, а когда заканчиваются деньги, отдает им свои вещи и аксессуары: пальто, перчатки, портмоне, часы… а потом становится рядом с ними уже сам с протянутой рукой. Этот сюжет был снят в 1998 году.
— Для меня это самый живой и пронзительный отклик на дефолт, на кризис! — сказал Тигран. — Я вообще в финале вашей передачи, когда звучит эта песенка, «Городок», все время почему-то плачу…
Этот сюжет был и моим любимым. И мне уже было абсолютно все равно, что за сценарий мне предлагают и в каком фильме предстоит сниматься. Тигран «купил» меня сразу, на корню!
Вечером мы пошли в ресторан. Тигран с женой и родным братом — продюсером Давидом — и я с Леной. За столом Тигран все время шпарил цитатами из «Городка» и объяснялся в любви мне и нашей передаче… Прошло какое-то время, и наступил первый съемочный день фильма «Ландыш серебристый». Прозвучала команда: «Ну, с Богом, Юрочка! Мотор! Начали!» Алена Хмельницкая играет мою жену. Говорит первую реплику:
— Никто меня не любит!
Я отвечаю:
— Я тебя люблю… — и не успел договорить, потому что раздался дикий вопль:
— Стоп! Хватит! Прекратить снимать х…ню!!!
Подбегает Тигран с бешеными глазами и орет на меня:
— Значит так: «Городок» — на х…! На х… забудь про свой «Городок»!!! Это — К И Н 0!!! Кино, а не русская народная передача, б…!!! Не надо мне здесь ничего играть! Просто очень тихо скажи: «Я тебя люблю», и ни хера не изображай эту, б…, любовь!!!
Я остолбенел. И в этом состоянии сказал Алене:
— Я тебя люблю…
Опять подбегает Тигран. Нежный, ласковый такой.
— Спасибо, брат! Так сказал, брат, — просто ком в горле! Давид рядом плакал! Давид, ты плакал?
— Я плакал, — подтвердил Давид.
И услужливый ассистент подошел к Тиграну и сказал:
— А я тоже плакал, Тигран Эдмондович!
— Пошел на х…, дебил!
После «Ландыша серебристого» мы сняли роскошный сериал с тем же названием и героями, но попали в прокрустово ложе перемен на канале НТВ, они швыряли нас по эфиру и с успехом профукали все 12 серий.