Игра в исцеление
Шрифт:
– Мы должны попытаться, мисс Одли, мы должны…
– Сожалею, мистер Блэр, но у меня нет для вас хороших новостей…
– Я сделаю все возможное, но вы должны понимать, что мы не волшебники, которые, взмахнув волшебной палочкой…
– Вэлери? Ты слышишь меня? Пойдем со мной, я не причиню тебе вреда, меня зовут…
– А что, сестра уже уехала? Почему мне никто не сказал, что ее уже выписали?
– Поговорим об этом потом…
Обрывки фраз отчетливо доносились до меня. Я пережила все сразу и одновременно ничего. В груди продолжало колоть, слезы атаковали мое лицо. Кажется, еще немного, и я не выдержу. Задохнусь и останусь лежать на дороге вот
– Нет, – из последних сил говорю я и резко запрокидываю голову, встречаясь со стеной.
Поначалу я ничего не чувствую, но не проходит и пяти секунд, как меня пронзает острая боль. А уже через минуту вакуум, в который я попала еще в том самом здании, на который сейчас облокачиваюсь, постепенно рассеивается, и с каждой секундой я чувствую возвращения своих органов чувств. Легкие начинают дышать, освобождаясь от нависшего камня в грудной клетке, глаза сквозь слезы передают мне картину освещенной улицы и того самого фонаря, за который я схватилась первым делом, как вдохнула свежий воздух. Наконец, до меня стали доносится отчетливые звуки города и редко проезжающих машин с горящими фарами. Дождь сменился холодом, пробравшим мое тело до мурашек. Я вздрогнула и попыталась встать, опираясь на стену, но тело не выдержало. Ноги по-прежнему были ватными, а рук я и вовсе не чувствовала. Быстро засунув их в карманы, я попыталась сильнее вжаться в куртку и начать думать о дальнейших действиях. Но тепло так и не приходило, а голова, несмотря на освобождение от голосов и криков, гудела не хуже самого ядерного реактора. Сердце тоже не отставало, продолжая отплясывать самбу.
Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем я решилась на вторую попытку подняться. На улице уже было темно, и единственная мысль, которая пришла мне за последние 20 минут, была связана с группой неудачников. А что, если я просидела так долго, что собрание вот-вот закончится? И что скажет миссис Хенс, увидев меня? Но самое страшное – столкнуться лицом к лицу с Кэролин, которая и стала причиной того, что я сижу на мокром асфальте и рухнувшим миром. Мне надо встать. В этот раз я разворачиваюсь к стене, сидя на корточках, а затем аккуратно, шатаясь и скользя мокрыми руками по мокрой стенке, все же поднимаюсь и моментально облокачиваюсь на уже спасительную стену. Казалось бы, после такого ногам необходимо привыкнуть, но я почувствовала, как силы возвращаются и, сделав первый шаг, я медленно, но верно волочу собственное тело подальше от этих мест.
Ноги ведут меня сами, а я тем временем пытаюсь осмотреть себя: джинсы полностью вымокли до колен, рукава куртки запачканы грязью, а мои руки покрывают ссадины. Но все это меркнет по сравнению с тем, что мне пришлось пережить в собственной голове. Я отчетливо помню все – от газеты до собственных воспоминаний… Но как такое возможно? Кесси не могла умереть, а мама не могла спятить, это просто…невозможно. Такое не могло произойти с нами. И неужели бы все это время мой родной отец меня обманывал?
– Нет, – тихо, но твердо говорю я себе под нос и останавливаюсь. – Этого не может быть. Меня разыграли. И я найду человека, который скажет мне правду
Но готова ли ты к правде?
Что за глупости, разве можно быть не готовым к словам, которые ты и так знаешь? Да, вероятнее всего, отец и мисс Одли что-то и вправду скрывают от меня. Возможно, Кесси на реабилитации в какой-нибудь крутой клинике, а мама…маме просто хуже, и пока она не может прийти в себя. Вариантов может быть множество, но я наотрез отказываюсь верить в то, что написали в газете. Все не может закончиться вот так, после того, что мы пережили с отцом. Мне нужен человек, который верит мне и, что самое главное, которому могу верить я. Думая о папе, я невольно начинаю вспоминать события дня Стогвурда, от чего меня шатает в разные стороны. На глазах снова выступают слезы, поэтому о серьезном разговоре с отцом пока не может быть и речи. Мы слишком хорошо знаем друг друга,
знаем слабые места, и, как часто это бывает, боимся их задеть. Но сейчас мне нужен тот, кто все еще не считает меня помешанной, чокнутой и сумасшедшей; тот, кто посмотрит в мои глаза и расскажет удивительную историю о том, как весь город решил похоронить мою сестру; тот, кто либо усмирит моих внутренних демонов, либо откроет им врата раз и навсегда…– Шарли, ко мне! – поток собственных мыслей прерывается, и перед моими глазами предстает маленькое пушистое создание с голубым ошейником.
– Какая ты непослушная! Так и норовишь куда-нибудь убежать! – в темноте появляется низкий силуэт женщины, и я машинально натягиваю капюшон и опускаю голову, встречаясь с маленькими глазами той самой непослушной собаки.
Остановившись возле меня, этот серый комок словно заглядывает прямо в душу, отчего почему-то становится неловко. Вскоре появляется хозяйка – престарелая худощавая женщина в черном спортивном костюме, и Шарли, взвизгнув, бежит прямиком к ней. А уже через несколько секунд собака вновь убегает, чуть коснувшись моего кроссовка, а хозяйка лишь шумно вздыхает.
– Ну и угораздило же меня согласиться взять эту псину к себе, пока дочь в отпуске, – судя по всему, эти слова были обращены ко мне, но, поскольку я по-прежнему скрывала лицо, то решила быстро удалиться от света фонарей, тем более что прямо сейчас вступать в вежливые диалоги не хотелось.
Только на середине Чарлинг-стрит – длинной улицы, соединяющей Западный и Восточный Стогвурд – у меня возникло ощущение, что я не приближаюсь, а отдаляюсь от дома. И этот факт привел меня в бешенство. Сколько еще мне надо перенести, чтобы наконец оказаться в безопасности и тепле? И где мне искать того самого человека, когда я в районе, в котором была всего пару раз. Почему картина в голове сложилась лишь тогда, когда я открыла ту газету, а не сейчас, когда я прошла лишние…да, и сколько я вообще прошла? Неизвестность порой убивает, но еще чаще убивает осознание. Осознание собственной никчемности, осознание несправедливости, осознание того, что всем глубоко наплевать на тебя, лишь бы ты не создавала проблем. И все эти паршивые воспоминания, голоса, крики, из-за которых хочется раствориться в луже или вжаться в стену настолько, чтобы полностью слиться с ней, утратив последние права на существование…Все это так…так…
– Убивает! – собственные мысли превращаются в один хрипловатый крик никчемной 16-летней девочки, которая пока так и не нашла себя в этом мире.
Девочка, которая слышит неправдивые голоса и странные воспоминания. Девочка, которая уже не может терпеть разлуку с родными, а исправить, сократить расстояние ей не под силу. Девочка, которая не может спросить о событиях последних месяцев ни у кого из города, кто бы не посмотрел на нее, как смотрит мисс Одли, миссис Хенс, Тиффани, и даже Кэролин. Девочке просто хочется закрыть глаза, зажав их бледными руками, встать посередине дороги и…
– Шарли, домой! – и снова этот чуть писклявый голосок где-то в том мире, где мне давно нет места, сливается с визгом обладательницы красивого имени, а я продолжаю стоять на месте, не открываю рук от собственных глаз, погружаясь в черноту собственного разума, ловя отголосок произошедших событий. Я, группа поддержки, Кэролин, шприц, летящая куда-то в бездну сумка, Мэтью, Бетти, снова Кэролин, газета, паника, страх, нехватка кислорода, голоса, непонятные воспоминания, снова страх и паника, слезы, холод, одиночество, женщина с писклявым голосом и такая же писклявая собачка…
И тут меня осенило. Собака, конечно же! Как же я сразу не вспомнила о ней. Открыв глаза и по-прежнему наблюдая безлюдную улицы, я поспешно развернулась и быстрым шагом направилась в сторону дома. Но перед ним мне предстоит сделать небольшую остановку, которая станет для меня спасительным кислородом. Я ошибалась, так страстно уверяя себя в том, что в Стогвурде не осталось человека, способного выйти со мной на контакт. Он, или, точнее, она, конечно же есть, и все это время была прямо перед моим носом! И только сейчас я вспомнила о той, кто верит в меня и Кесси, невольно браня себя за столь позднее просветление. Я больше не слышала голосов, эхом отражавшихся в моей голове, больше не видела перед глазами заголовок мятой газеты, больше не чувствовала себя запертой в большой металлической клетке, решетка которой обнажала истерзанное полотно под светом фар проезжающих машин. Впервые за этот день я почувствовала невыразимую свободу, которая захватывала меня. Улыбка живительной силой отразилась на лице, руки забыли про дрожь, а ноги окрепли настолько, что я могла бежать.