Игра в исцеление

Доктор лишь молчаливо кивнула, готовая слушать. Я не выстраивала план, не собирала мысли в кучу, не перебирала в голове подходящие слова. Все было таким запутанными, серым и больным, что отдавать предпочтение каким-то специальным терминам даже не рассматривалось мною как вариант. Я отчетливо знала, что надо говорить, но сказанное не оставалось в памяти, просто растворяясь в надоедливой тишине. В воздухе витала нагнетающая атмосфера, которая не устраивала ни меня, ни мою собеседницу. Но сил для того, чтобы начать наш сеанс сначала, не хватило бы ни у кого, не говоря уже о нас. Поэтому я просто продолжила связывать свой клубок, пренебрегая всем тем, что когда-то давно мне казалось столь важным.

– Вам, как и многим другим людям в нашем городе, стране, материке, целой земле, неимоверно повезло, – я опустила взгляд к своим рукам. – Раньше я бы никогда не подумала о таком, а теперь смело говорю это вам. Люди не задумываются над тем, какое это счастье – иметь кого-то, кто всегда встанет за тебя горой, несмотря на многочисленные неудачи и ошибки. Правда в том, что они никогда не осознают этого по-настоящему, пока не потеряют ту песчинку в огромной пустыне, без которой все былое разом покроет темнота. Ведь так, мисс Одли?

– Да, Вэлери, ты права, – подтвердила мои слова психотерапевт. – Я с тобой согласна.

– Я не знаю, действительно ли вы поддерживаете меня или делаете вид, чтобы снова не приносить мне стакан с водой. Вообще это не важно для меня. Для меня была важна моя семья, которой теперь нет. И не надо утешать меня и вселять надежду на то, что мама поправиться, а отец бросит пить, и в итоге мы заживем так, как жили три месяца назад. Этого не случиться, потому что мы потеряли то, о чем никогда не говорили вслух, пренебрегая этим так же часто, как маленькие дети забывают о чистке зубов.

– Ты очень умна и должна понимать, что жизнь порой складывается не так, как хотелось бы нам.

– Я знаю, что вы хотите сказать. Но я скажу проще: жизнь – это горящий факел, висящий на обрыве горы. Одна капля дождя, одно дуновение ветра разделяет его от падения. И рано или поздно наша жизнь оборвется, но это не самое страшное. Вы понимаете меня, мисс Одли? Догадались, что по-настоящему выводит меня из себя и заставляет сдаться?!

– То, что факел Кесси потух так рано, а твой продолжает гореть…

– Теперь я понимаю, что недооценивала вас, – не выдержав, я уставилось в лицо женщины. – Как, впрочем, и вы меня. Я помню вас, в тот самый момент, когда доктор Уоллосон попросил свою коллегу стать моей нянькой. И хотя я не услышала от вас тех самых слов, я наверняка знала, о чем вы думаете. Потому что это до боли знакомое чувство самообмана настолько разрушило мою жизнь, что теперь я не помню, кем была раньше. До того, как вы появились в нашем доме. До того, как Стогвурд стал чужим для меня. До того, как мои родители превратились в пару больных неудачников. До того, как моя сестра погибла.

– То есть ты считаешь, что мне не стоило становиться «твоей нянькой», как ты выразилась? – спросила мисс Одли, прищурившись. – Это тебе навредило? Или ты недовольная окончательным результатом?

Я медлила с ответом, хотя прекрасно знала, что мне сказать. От произнесенных мною слов не станет легче никому, но мне следует высказаться. Раз и навсегда поставить точку в этом кошмаре. Хотя бы в этом.

– Я ни в чем вас не виню, – ответила я, качая головой. – Просто вы должны понять, что меня уже не спасти, мисс Одли. Меня словно отключили от аппарата жизнеобеспечения в тот самый момент, когда сердце Кесси перестало биться и холод заполонил собой очищенную палату. И моя временная амнезия скорее была погребением заживо, чем защитой своей психики. Поймите наконец, что помогать мне так же бессмысленно, как пытаться научить собаку говорить или заставлять семилетнего мальчика зубрить всю таблицу Менделеева. Я дышу, но я не живу. Я смотрю на вас, но не вижу красок, захватывающих воображение. Я чувствую боль, но не ощущаю себя. Я…я превратилось в то, от чего вы меня так заботливо оберегали.

– Вэлери, послушай, сейчас не время сдаваться, – мисс Одли попыталась изобразить на своем лице убедительную улыбку. – Тебе пришлось пережить страшное, но эта боль станет…

– Знаете, что по-настоящему меня пугает? – перебив доктора, задала вопрос я. – Боль – это вполне нормальное ощущение для человека. Она нам неприятна, но с ней можно ужиться. Боль иногда уходит, но воспоминания и мысли остаются. Заседают так глубоко внутри тебя, что ты теряешь связь с внешним миром, становясь жалкой пародией на человека. И самое дерьмовое в этом то, что отныне ты уже не хозяин собственного тела и души. Мир движется вокруг тебя, а ты этого не замечаешь. Все то, чем ты жил, в один миг разбивается вдребезги. Осколки терзают тебя изнутри и снаружи, но тебе уже все равно. Отныне и навсегда… Как же мне ее не хватает. О чем не подумаю, везде всплывает ее образ, ее голос и до дрожи знакомый запах ванили. И как по-вашему мне жить без нее, когда Кесси заполняет меня настолько, что становится трудно дышать? Как мне жить, мисс Одли? Как мне понять, существую ли я без нее на самом деле?

Слезы обжигали щеки, предательски отрезая путь к отступлению. Было слишком поздно просить прощение за излишнюю прямоту и красноречие. Было поздно отказываться от своих слов, да и к чему это, когда я сломлена настолько, что собственные слезы стали обычным повседневным атрибутом. Мне было все равно, о чем думает мисс Одли, глядя на меня, собирающую остатки самообладания, чтобы не разреветься навзрыд. В моих глазах буквально меркнет весь мир, начиная от собственной души и заканчивая заводом «Лонголтен», куда сейчас направляется мой папаша. Реальность перестает рассматриваться мной как праведный путь, окончательно передав все права тому миру, где моя сестра кидает в меня вещами, заставляя наконец подняться с кровати. Но сделать этого я как раз не могу. Кажется, еще минуту, и я полностью избавлюсь от кошмара, который заставляет все тело цепенеть. Осталось совсем чуть-чуть и я навсегда провалюсь в невесомость, обращаясь в пепел. Мгновение – и все решится.

– Пока ты помнишь о ней, Вэлери, она будет жить, – теплая ладонь коснулась истерзанной дрожащей руки, заставляя на миг прозреть. – Но лишь отпустив ее в реальном мире, ты обретешь ее в своих самых светлых воспоминаниях. У тебя не будет кошмаров, если ты откроешь душу для нечто большего, чем чувство вины и собственного бессилия. Ты как никогда должна быть сильной, но не для кого-то в этом городе или на этой планете, а для самой себя. Брось вызов страхам и боли, Вэлери, оставив для себя лишь самое светлое, что ты знаешь о своей сестре.

Глаза мисс Одли были настолько наполнены светом, что мне показалось, будто сквозь совиные очки на меня смотрит самый чистый и невинный ребенок из всех ныне живущих. Поразительно, как это женщина, пройдя, вероятнее всего, немало испытаний и столкнувшись на своем профессиональном пути с такими трудностями, о которых никогда не напишут гениальных книг и не снимут красочный фильм, продолжает верить. Мисс Одли, скептически оценивая меня тогда, два месяца назад, сейчас надеется на мое выздоровление.

Я не стала возрождать. Боль заглушала все чувства и эмоции, заставляя плыть по течению. Наш сеанс вот-вот закончится, я захлопну за мисс Одли входную дверь и останусь одна. Посмотрю на себя в зеркало, увидев бледный призрак прошлого, брошу беглый взгляд на кухню и пустые бутылки отца, возьму свой потрепанный рюкзак, который был доставлен до меня этим утром, лягу на свою кровать, не смея прикоснуться к вещам мертвой сестры и попытаюсь настроить свой радиоканал на новую волну. Все это еще больше усугубит ситуацию, но мне ничего не остается, кроме как воплотить это в жизнь.